Резко развернувшись на месте, он обнажил клинок. Слишком поздно. Те двое исчезли. Матерь Божья, неужели они уже внутри палатки? С бешено бьющимся сердцем он вскочил на прилавок.
Тот оказался совсем не таким прочным, как казался. Дерево жалобно заскрипело под весом его тела. Он оттолкнулся и спрыгнул, а ветхое сооружение развалилось на части.
Он бросился к палатке и резко откинул полог. Внутри было темно, как в преисподней. Теперь все было против него. Речь шла уже не о том, чтобы просто отпугнуть испанцев. Когда он найдет их, ему придется всех убить.
Откуда-то из середины палатки до него донеслось сонное бормотание Лине.
Он крикнул:
— Гарольд! Лине! Оставайтесь на месте, оба!
Он резко выбросил левую руку в сторону и почувствовал, что коснулся тяжелой шерсти — мужского одеяния. Резко рванув рукав на себя, он яростно ткнул мечом вперед. Но его цель, как ему показалось, просто растворилась в воздухе.
Он махнул мечом вправо. Проклятье! Где же они? Его нога наступила на нечто, весьма напоминавшее сапог, и он сделал широкое круговое движение мечом, располосовав очередной камзол. Но он не услышал ни вскрика, ни шума падающего тела, ни даже ругательства.
— Выходите ко мне, вы, жалкие трусы, — взревел он, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в непроницаемой темноте.
Что-то тяжелое обрушилось на землю слева от него. Он опустил острие меча вниз, пригвождая врага к земле.
— Что происходит? — закричала Лине.
— Оставайтесь на месте!
Дункан описал мечом широкий полукруг вокруг себя. Один готов. Где же прячется второй? Он напрягся, пытаясь расслышать хоть что-то. Но снаружи собрались, наверное, уже все обитатели палаточного городка шерстянщиков, разбуженные шумом и создававшие не меньший гам. Он развернулся на месте и сделал назад шаг, потом другой.
И запутался в складках испанского плаща.
Дункан рухнул на землю, вознеся меч над собой. Одним резким взмахом он разрубил пополам и мужчину, и стенку палатки.
Он судорожно вздохнул. Прошло уже много времени с тех пор, как он последний раз убивал человека. Сегодня он убил двоих. Но его ангел был в безопасности. Только это имело значение.
Лине готова была поклясться, что этот цыган-лунатик поднял такой шум, который разбудил бы мертвого.
— Что происходит? — настойчиво восклицала она.
— Нет! — взорвался он. — Оставайтесь на месте. Вам не нужно этого видеть.
Лине поджала губы. Никто не смеет указывать ей, что она должна или не должна видеть, тем более в ее собственной палатке. Она плотнее запахнула полы своего ночного халата и двинулась вперед.
— Нет! Оставайтесь на месте!
— Что вы наделали? — раздраженно спросила она, не обращая внимания на его предостережения. — Вы разбудили всех шерстянщиков в палаточном городке.
Она прошла мимо него и откинула полог палатки. Серый предрассветный сумрак просочился внутрь. Груда камвольной ткани в центре палатки напоминала спящего бродягу. Она нахмурилась: «Что он здесь делает?»
— Гм! — раздался голос снаружи. — Я могу чем-нибудь помочь?
Лине обернулась. Перед остатками того, что когда-то было прилавком, стоял высокий джентльмен в черном — иностранец, судя по его произношению. Он держал в руке свечу, и в ее неверном свете она разглядела худощавое вытянутое лицо, обрамленное безупречно подстриженной и тщательно ухоженной бородкой. Его черные глаза казались бездонными и светились в темноте. Бархатная накидка незнакомца была оторочена мехом, а на груди на длинной цепи висел большой серебряный медальон.
— Вам нужна помощь, миледи? — поинтересовался он снова.
Миледи. Это слово на мгновение ошеломило ее.
— Нет… сэр… или да. — Она робко улыбнулась. — Боюсь, я в некоторой растерянности. Не могли бы вы одолжить мне свечу?
По свече скользнула капелька воска и стекла мужчине прямо на руку, но он даже не поморщился.
— Разумеется. Позвольте мне. — Глаза его сверкнули, когда он прошел мимо нее внутрь палатки.
Ничто не могло подготовить Лине к полному разгрому, представшему ее глазам. Повсюду валялась изорванная ткань, материя свисала с верхних перекладин палатки. Штабели тонкого черного сукна были развалены, и на них повсюду виднелись отпечатки грязных сапог. Рулон камвольной ткани был распорот, словно кабан на ужин. А ее лучшая итальянская голубая шерсть — та, которую она пообещала леди Алисе, — была приколота мечом к стене палатки, словно бабочка, пришпиленная негодным мальчишкой.
Вот только в роли негодного мальчишки выступал этот назойливый цыган, который сидел сейчас на корточках и с изумлением взирал на дело своих рук, причем с таким видом, словно не мог понять, что же здесь произошло.
На глаза Лине навернулись слезы. Так много труда. Так много времени. И все напрасно. И все из-за этого простолюдина.
Потребуются месяцы, чтобы вновь выткать такое количество ткани, и годы, чтобы поправить ее репутацию.
— Убирайтесь! — голос ее дрожал, но она справилась с собой, ведь де Монфоры не плачут.
Цыган поднялся на ноги.
— Но я…
— Убирайтесь!
— Послушайте…
— Мне кажется, леди выразилась достаточно ясно, — произнес мужчина со свечой.
— Лине, вы не понимаете, — взмолился цыган.
— Нет, — с угрозой в голосе заявил мужчина, — это вы не понимаете. Леди попросила вас удалиться.
Цыган повернулся к ней. На ее лице застыло выражение оскорбленного достоинства и непонимания, которое почти убедило его. Но ей-то следовало знать, что почем, и ей вообще не следовало доверять ему, ведь он был простолюдином. Как и ее мать.
— Лине, послушайте меня. Трое людей Эль Галло пришли сюда, чтобы причинить вам зло. Я должен был защитить вас. Я последовал за ними в палатку. Вы должны поверить мне.
Иностранец вызывающе прервал его, став между девушкой и цыганом.
— Трое мужчин? Но я никого не вижу.
— Они вошли сюда. Они должны быть здесь. — Дункан в отчаянии огляделся по сторонам. «Это сумасшествие», — подумал он. Он ведь видел их собственными глазами. Но так ли это на самом деле? Он уже не был уверен. Собственно, он ведь не видел, чтобы кто-то из них действительно проник в палатку. — Подождите. Один был снаружи. Я оставил его там, связав своей накидкой.
— Я никого не видел, простолюдин.
Дункан не собирался верить этому жеманному иностранцу на слово. Он рванулся мимо мужчины и откинул полог палатки. Снаружи собралась небольшая толпа торговцев, любопытство которых оказалось сильнее желания выспаться. Он пробирался сквозь переговаривающихся зевак, осматривая землю в поисках пропавшего испанца — его плаща, берета, шерстяного одеяла. Ничего.