– Я понял вас! – громогласно провозгласил он, пытаясь ухватить Спейсена за пуговицу, которых у того не было. – Я тоже ловлю кайф, все отвергая!
Но не успел развить свою теорию, так как был оттеснен и перехвачен толстушкой, ведущей на поводке двух страусов: она проповедовала орнитофилию.
На перекрестке Спейсена остановила небольшая толпа: люди окружили стоящего на невысоком постаменте малоопрятного гражданина, обнимающего и ласкающего себя во всех доступных местах. Пообок стоял его приятель и давал необходимые пояснения:
– Внутри него живет женщина! Она скрыта в нем полностью, снаружи видны лишь ее руки. Это не себялюбие, это высшая форма двухкомпонентной любви.
– А мне показалось совсем иное, – пробурчал Спейсен и добавил во всеуслышание: – Лучше бы она ему белье постирала! Раз руки на месте…
Ответа он не услышал, должно быть, его не нашлось.
Спейсен спешил за город. Но он никогда не пользовался муниципальным транспортом: общеизвестно, что вход и выход в любое средство передвижения, равно как и проезд на них, символизирует собой определенную форму предоргастических колебаний. Особенно это заметно при поездках в метро, когда поезд то и дело ныряет в тоннель или выныривает из него. То же наблюдается и в наземном транспорте при проезде под мостами, акведуками, трубопроводами, пешеходными переходами и при движении по узким улицам. По широким, впрочем, тоже.
А извращений подобного рода Спейсен не любил. У него имелась совершенно другая, особенная страсть, не похожая на обычные извращения осколков толпы.
Миновав пригородные поселки и стараясь не заглядываться на происходящее на лужайках перед, около и за домами – чтобы не пригласили поучаствовать, – Спейсен углубился в зеленую зону.
Здесь его некоторое время донимало жалобное блеяние козочек и овечек, мычание коров и телят, ржание лошадей и какие-то вообще невообразимые стоны, крики и уханья, производимые, несомненно, людьми.
Но постепенно стихли и звуки. Даже пчелы и шмели, некоторое время жужжащие над ухом, отстали. А ведь в их жужжании, если прислушаться, тоже можно уловить скрытый сексуальный смысл.
Спейсен зашел уже слишком далеко. Так далеко от города – хотелось верить ему – не заходил, кроме него, никто.
Оставалось пройти совсем немного. Спейсен решил сделать небольшой крюк и выйти на излюбленное место с другой стороны – чтобы сбить со следа возможных преследователей. Вуайеризм процветал, а Спейсену не хотелось, чтобы кто-то узнал его тайну.
И потому он был неприятно поражен, когда, проходя через полянку, по которой ни разу не проходил, хотя та находилась совсем недалеко от заветного места, – обнаружил на ней лежащего лицом вниз абсолютно голого парня. Производимые телодвижения, казалось, не оставляли ни малейшего сомнения в происходящем. И все же…
Ведь каждый день появлялись все новые извращения. Что, если это – одно из них?
– Что ты здесь делаешь? – презрительно спросил Спейсен.
Парень неторопливо поднялся, поправил сбившийся на затылок золоченый шлем и горделиво указал на уходящее в глубь земли отверстие. Оттуда поднимался поток теплого воздуха.
– Я – Зевс! – царственным басом произнес он. – А Гея – моя жена!
Спейсен усмехнулся и ничего не сказал. Только вновь подумал: «Извращенцы!» – и, сторонясь, бочком миновал лже-Зевса, продолжающего вглядываться в уходящее на неведомую глубину отверстие.
Быстро темнело. На небе загорались первые звезды, смущенно перемигиваясь, точно стыдясь наблюдать за тем, что вытворяют люди на земле. Чернота неба усиливалась.
Спейсен остановился у заросшего мягкой травой холма.
«А вдруг наверху кто-то есть?» – с тревогой подумал он.
Но на холме никого не оказалось, холм оставался девственно чист.
Спейсен поднялся на самую вершину, разделся догола, лег на спину и раскинул руки.
На него стремительно падала Вселенная…
Ольга Леданика
Муж на-про-кат!
Ритка-малолетка тянется к автомату с пирожными. Вздыхает и берет леденец из бесплатной вазочки. Леденец кислый, Ритка морщится.
«Дзи-и-инь!» – в голове раздается мелодичный звонок. «На вашем счету тысяча мумриков. Поздравляем!» – это Ритка так придумала, чтобы вместо рублей домашний помощник говорил «мумрики». У всех – рубли, а у нее будут – мумрики.
Ритка бежит в свой отдел и показывает язык всем, кто спешит на обед. Ей можно, она – малолетка. И кроссовки с лампочками на работу носить можно, и пирсинг. Только Ритка пирсинг не носит. Когда у всех есть – не интересно и не круто. А Ритке хочется, чтобы было круто. И потому пирожные уже два месяца скучают без Ритки, и мумрики – кап! кап! – капают на Риткин счет.
– Ты чего такая веселая? – Ольга Васильна подозрительно косится на Ритку. Ольге Васильне нельзя быть веселой – она уже старая, а еще – начальница.
– А у вас парик набок съехал, – говорит Ритка.
Ольга Васильна приседает, охает, хватается за голову и бежит к зеркалу. Возвращается, не глядя на Ритку, и задает работу на послеобеда. Придумать две юбки и босоножки. Ритка работает дизайнером. Юбка получается очень яркой и веселой – одна. А вторая похожа на пирожное – белая и пышная. Босоножки пускай будут с блестками.
Ритка рисует на юбке рожицу и отправляет картинки Ольге Васильне. Пускай разбирается, а Ритке некогда. Что пирсинг в пупке? У Ритки будет муж! На целые выходные. Дорогой – за тысячу кредитов. И Ритка пойдет с ним на дискотеку. И все малолетки, которые с пирсингом, разинут от зависти накрашенные рты и вытаращат глаза в серебристых ресницах.
– Присаживайтесь, будьте любезны, – какие все предупредительные, с ума сойти! Ритка делает серьезное лицо, как будто и правда взрослая и к ней нужно – на «вы». Секретарша делает вид, что верит, клацает мышкой – проверяет Риткин счет и тут же растекается по приемной любезной лужицей. Ритка смотрит свысока и важно входит в кабинет.
– Чего угодно молодой леди? – спрашивает старенький костюмный человек. Ритка прыскает. Приятно, когда есть тысяча мумриков и можно листать каталог и морщить лоб – как будто думать.
Может, ну его, этого мужа? «Яхту возьму!» – решает Ритка. Вспоминает, что с яхтой не пускают на дискотеку, и берет другой каталог – с мужьями.
«Платье у меня красное, – думает Ритка. – В ромашках и с белым бантиком. Значит… значит, муж должен быть брюнет!»
– Вот этот! – Ритка тычет пальцем в картинку.
Выводят мужа. Ритка прикидывает, как он будет смотреться на фоне ромашек, и требует показать другого… Другой тоже так себе. Костюмный человек вытирает лысину платком. Ритка пересматривает всех брюнетов. Потом всех блондинов. И требует вернуть самого первого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});