Читать интересную книгу Хроники Артура - Бернард Корнуэлл

— Спустя три дня, лорд Дерфель, в Британии не останется более христиан, — заверил он меня, — ибо к тому времени все узрят истинных богов. Если, конечно, дождь не пойдет, — встревоженно добавил Гавейн. Он поглядел на небо, на зловещие тучи, и чуть не расплакался.

— Дождь? — не понял я.

— Или, может, это тучи заслонят от нас богов. Дождь или тучи, я толком не понял, а Мерлин злится. Он ничего не объясняет, но думается, это дождь нам враждебен или, может, все-таки туча. — Он помолчал с разнесчастным видом. — Или и то и другое. Я спросил Нимуэ, да только она меня не жалует, — убито признался Гавейн, — так что я не знаю доподлинно, но прошу богов о ясном небе. А последнее время все пасмурно, тучи идут и идут; небось это христиане молятся о дожде. А ты правда привез Экскалибур?

Я развернул ткань, извлек на свет меч в ножнах и повернул его рукоятью к Гавейну. В первое мгновение юноша не решался дотронуться до клинка, затем робко протянул руку и извлек Экскалибур из ножен. Благоговейно полюбовался клинком, коснулся пальцем выгравированных завитков и вырезанных по стали драконов.

— Сделан в Ином мире — самим Гофанноном, — потрясенно выдохнул он.

— Скорее откован в Ирландии, — немилосердно поправил я. При виде юношеского простодушия Гавейна меня отчего-то так и подмывало развеять эту благочестивую наивность.

— Нет, господин, — очень серьезно заверил он, — меч сделан в Ином мире. — И он почтительно вернул мне Экскалибур. — Пойдем, господин, — позвал Гавейн, увлекая меня за собой, но вновь поскользнулся в грязи и отчаянно замахал руками, пытаясь не упасть. Его белый доспех, такой впечатляющий на расстоянии, изрядно облез, и поблек, и заляпался грязью, но сам Гавейн обладал несокрушимой уверенностью в себе: она-то и спасала положение, в противном случае юнец смотрелся бы просто смехотворно. Его длинные золотые волосы, небрежно заплетенные в косу, падали до поясницы. Мы уже вступили во входной коридор, петляющий между высокими земляными валами. Я между делом спросил Гавейна, как он познакомился с Мерлином.

— О, я знаю Мерлина всю жизнь! — радостно заверил принц. — Он, видишь ли, приезжал ко двору моего отца, хотя в последнее время не так уж и часто, но когда я был ребенком, он там жил постоянно. Он был моим наставником.

— Твоим наставником? — изумленно произнес я. Я и впрямь удивился не на шутку: Мерлин ни словом не упоминал при мне ни про какого Гавейна, ну да старик всегда отличался скрытностью.

— Не грамоте, нет, — уточнил Гавейн, — буквам меня женщины учили. Нет, Мерлин научил меня моей судьбе. — Юноша смущенно улыбнулся. — Научил хранить себя в чистоте.

— В чистоте! — Я с любопытством воззрился на него. — Что, никаких женщин?

— Ни одной, господин, — простодушно признался он. — Так велит Мерлин. Во всяком случае, не сейчас; потом-то конечно. — Голос его прервался — и юноша залился краской.

— Вот уж не дивлюсь я, что ты молишься о ясном небе, — хмыкнул я.

— Нет, господин, что ты! — запротестовал Гавейн. — Я молюсь о ясном небе, чтобы боги сошли к нам! А когда они явятся, они приведут с собой Олвен Серебряную. — И он снова вспыхнул до корней волос.

— Олвен Серебряную?

— Ты видел ее, господин, — в Линдинисе. — Его красивое лицо озарилось просто-таки неземным светом. — Ступает она легче, чем дыхание ветерка, кожа ее сияет в темноте, а там, где прошла она, распускаются цветы.

— Она и есть твоя судьба? — спросил я, втайне испытав гадкий укол ревности при мысли о том, что эту лучезарную гибкую нимфу отдадут молодому Гавейну.

— Мне суждено жениться на ней, когда труды наши завершатся, — торжественно произнес принц. — Сейчас мой долг — хранить Сокровища, но через три дня я привечу богов и поведу их против врага. Я стану освободителем Британии. — Он произнес эту вопиющую похвальбу совершенно спокойно, словно речь шла о самом что ни на есть обыденном поручении. Я промолчал — просто шагал себе вслед за ним мимо глубокого рва, что разделяет средний и внутренний валы Май Дуна. Пространство между ними загромождали небольшие, наспех сооруженные шалаши из веток и соломы. — Через два дня мы их снесем и бросим в костры, — пояснил Гавейн, проследив мой взгляд.

— В костры?

— Увидишь, господин, увидишь.

Однако, поднявшись на холм, я не сразу смог понять, что же я такое вижу. Вершина Май Дуна представляет собою вытянутую, травянистую поляну, там в военное время целое племя вместе со всей скотиной укрылось бы, но теперь западный конец холма был крест-накрест исчерчен сложным узором сухих изгородей.

— Вот! — гордо объявил Гавейн, указывая на изгороди, так, словно сам же их и построил.

Селян, нагруженных вязанками хвороста, направляли к одной из ближайших изгородей: там они сбрасывали свою ношу и устало брели прочь — собирать еще. И тут я разглядел, что изгороди на самом-то деле — это гигантские нагромождения сучьев и веток, готовые вспыхнуть костры. Дровяные завалы поднимались выше человеческого роста и протянулись на мили и мили, но только когда мы с Гавейном поднялись на внутренний круг укреплений, я разглядел рисунок изгородей в целом.

Изгороди заполняли всю западную половину возвышенности, а в самом их центре высилось пять костров, образующих круг в середине пустого пространства шестидесяти или семидесяти шагов в диаметре. Это пространство и окружала изгородь, закрученная в форме спирали: она описывала три полных оборота, так что вся спираль, включая центр, в ширину достигала больше ста пятидесяти шагов. Снаружи спираль обрамлял поросший травою круг, в свою очередь опоясанный кольцом из шести двойных спиралей, причем каждая раскручивалась из одного центра и вновь сворачивалась, захватывая следующую, так что в прихотливом внешнем круге располагалось двенадцать опоясанных огнем участков. Двойные спирали соприкасались друг с другом: так вокруг грандиозного узора образуется целый бастион пламени.

— Двенадцать малых кругов — это для тринадцати Сокровищ? — спросил я у Гавейна.

— Котел, господин, будет в центре, — благоговейно пояснил принц.

Сооружение и впрямь вышло внушительное. Сучья и хворост утрамбовали плотно, изгороди получились высокие, куда выше человеческого роста: на вершине холма дров скопилось довольно, чтобы костры Дурноварии пылали девять или даже десять зим. Двойные спирали в западном конце крепости еще только закладывали; на моих глазах люди яростно утаптывали валежник, чтобы дерево прогорело не быстро, но полыхало долго и ярко. Под нагромождением веток и прутьев своей очереди дожидались цельные древесные стволы. Этот костер, подумал я, возвестит конец мира.

Наверное, в определенном смысле именно для этого костер и разложен. Наступит конец привычного нам мира, ибо если Мерлин прав, то сюда, на эту самую возвышенность, явятся боги Британии. Меньшие боги отправятся в малые круги внешнего кольца, в то время как Бел сойдет в огненное сердце Май Дуна, где ждет его Котел. Великий Бел, бог богов, Владыка Британии, явится на крыльях урагана, и звезды покатятся ему вслед, точно осенние листья, подхваченные бурей. А там, где пять отдельных костров отметили средину Мерлиновых огненных кругов, Бел вновь ступит на Инис Придайн, остров Британию. По спине у меня внезапно побежали мурашки. До сих пор я не вполне осознавал всей грандиозности Мерлиновой мечты, а теперь вот был просто ошеломлен. Через три дня — через каких-то три дня! — боги будут здесь.

— Над кострами трудится больше четырех сотен человек, — серьезно поведал мне Гавейн.

— Охотно верю.

— А спирали мы разметили волшебным вервием.

— Чем-чем?

— Вервием, господин, сплетенным из волос девственника, толщиной всего в одну прядь. Нимуэ стояла в центре, я шел по периметру, а господин мой Мерлин отмечал мои шаги «чертовыми пальцами». Спирали должны быть прочерчены безупречно. На это целая неделя ушла, потому что веревка то и дело рвалась, и всякий раз приходилось начинать с начала.

— Так, может, никакая это была не волшебная веревка, о принц? — поддразнил я.

— Конечно волшебная, господин, — заверил меня Гавейн. — Ее ж сплели из моих собственных волос.

— А в канун Самайна, стало быть, вы зажжете костры и станете ждать? — спросил я.

— Трижды три часа должно кострам гореть, господин, а на шестой час мы начнем обряд. А вскорости после того ночь обратится в день, небеса заполнятся огнем, и дымный воздух взбурлит под взмахами божьих крыл.

До сих пор Гавейн вел меня вдоль северной стены форта, а теперь вдруг жестом указал вниз, где, чуть восточнее круговых костров, притулился маленький храм Митры.

— Подожди здесь, господин, — попросил он. — Я приведу Мерлина.

— А он далеко? — спросил я, думая, что Мерлин, верно, в каком-нибудь из временных шалашей, сооруженных в восточном конце возвышенности.