Комбат прошёл на середину строя, принял положение смирно и сказал: — Разрешаю! Зачитать Постановление! — гадая, что это за документ, по случаю которого Лукьяненко построил весь народ. Улыбающиеся лица командиров взводов его настораживали. Остальные, как и он, были не в курсах, за исключением особиста, стоявшего в строю первым. Тот в строй обычно не становился. Имея "шпалу" на петлицах он был по званию в батальоне старше всех, включая комбата, и считал неправильным, если ему будет кто-то отдавать приказания. Официально он подчинялся командиру дивизии и начальнику особого отдела, но, назначенный из Москвы, имел прямой выход на наркома.
Из строя строевым шагом вышел Маэстро с газетой в руке, развернулся и громко начал: — Постановление Президиума верховного Совета СССР от пятнадцатого июля тысяча девятьсот сорок первого года.
Когда он дочитал до конца, строй взорвался громогласным " Ура!", а потом просто завопил. Люди просто кричали, радуясь такой огромной, несказанной новости. Каждый кричал своё "Ура!" отдельно, вливая его в хор голосов всего батальона. Получалось невнятно, но громко.
Покрасневший комбат поднял руку, строй постепенно стих.
— Служу трудовому народу! — сказал Михайлов, прикладывая руку к шлему.
Строй взорвался рёвом снова.
В шестнадцать часов приехал командир дивизии с начальником политотдела. Поздравили снова. Первый Герой Советского Союза в дивизии. Это здорово!
— Маэстро, есть новая песня, называется "Комбат", — сказал Глеб Синицыну. — Не плохо бы было, если бы ты её сегодня исполнил. Запиши текст, мелодию я тебе напою.
Сержант не помнил всего текста, но считал, что даже те отрывки, что он запомнил, представляют ценность для этих людей. Маэстро песня очень понравилась. После праздничного ужина, он её объявил, сказав, что песня посвящается всем комбатам Красной Армии. Начал он задушевно, баян только легонько поддакивал басами:
А на войне, как на войне —Патроны, водка, махорка в цене.А на войне нелёгкий труд,А сам стреляй, а то убьют.
Затем Маэстро чётким стакатто задал ритм. Баян зарычал выплёскивая эмоции:
Комбат-батяня, батяня-комбат,Ты сердце не прятал за спины ребят.Летят самолеты, и танки горят,Так бьёт-ё комбат-ё, комбат!..
Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!Огонь, батарея!.. Танки огонь!Огонь! Огонь!! Огонь!!! Огонь и я…
И опять баян стих, заползая мелодией в душу:
А на войне, как на войне…Подруга, вспомни обо мне.А на войне — не ровен час,А может — мы, а может — нас.Комбат-батяня, батяня-комбат,За нами Россия, Москва и Арбат!Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!..Комбат-ё, командует он.Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!Огонь, батарея!.. Танки, огонь!Огонь! Огонь!! Огонь!!! Огонь и я…
Песня прошла на ура. Народ потребовал повторного исполнения. А в третий раз уже во всю подпевал припев. Глеб вставил пору слов от себя про танки, попросив у ансамбля "Любэ" мысленно прощения, но танкистам танки как-то ближе.
— Глеб это ты его научил? — спросил Михайлов. — Я наконец то понял, откуда это твоё "ё-комбат"!
— Я его двум песням научил. Если захочет, то и вторую исполнит. Но эта песня уже для всей страны.
Комбат не стал терзаться любопытством.
— Маэстро, а может, ты ещё что-то новенькое из песен знаешь? — спросил он.
— Народ спать не будет, если я сейчас ещё одну новую песню спою, товарищ капитан. Эту песню перед схваткой с врагом надо петь.
— Так давай, пой, — завелись сразу слушатели. — Война ведь кругом, люди дерутся, только у нас тихо.
— Хорошо, слушайте. Это песня Лебедева-Кумача, на музыку Александрова, — сказал Маэстро и заиграл вступление. Песню он исполнял аккордами, она звучала мощно и широко. Да ещё и Глеб взялся подпевать, так, чтобы его все слышали.
Вставай, страна огромная,Вставай на смертный бойС фашистской силой темною,С проклятою ордой!
Пусть ярость благороднаяВскипает, как волна, —Идет война народная,Священная война!
У слушателей после припева начали подниматься волосы и забегали "мурашки" по телу. Если Маэстро пел куплеты, то припев про священную войну подхватывали все. Глеб переделал песню так, как посчитал нужным. Выкинул куплет начинавшийся словами "Гнилой фашисткой нечисти, загоним пулю в лоб", а второй куплет сделал припевом.
После исполнения песни наступила тишина. Люди были потрясены. Все чувствовали, что с ними вместе пел Хранитель. Комбат выждал минуту и дал команду на отбой.
"Сержанта Синицына, надо завтра отправить во Львов на радио, пусть запишут и передадут песню на всю страну! — подумал лейтенант ГБ Лазарев. — Очень мощное воздействие".
Глава 46
Восемнадцатого июля состоялось ещё два события, но в полосе Западного фронта.
Сметя немецкую оборону на полосе в два километра, вышла к своим манёвренная группа капитана Изюмова.
После того, как случайная бомба вывела ходовую часть танка из строя, капитан задумался. Эта бомба могла упасть и не возле танка, а возле грузовика с разведкой и тогда группа бы имела серьёзные потери. Да и вообще, ему не нравилось, что каждая тварь может им нанести удар сверху и остаться безнаказанной. Нужна была своя ПВО, недаром про неё говорил Хранитель. Нужны были бронетранспортёры, чтобы перевозить разведку. Всё это было у немцев и это стоило позаимствовать. Две маленькие колонны разбили только из-за трофеев. Взяли три бронетранспортёра, в одном оказался зенитный пулемёт на турели, что очень обрадовало "Крокодила". За руль посадили двух безлошадных танкистов и водителя из диверсантов. Разведку всю упрятали за броню. В грузовиках осталось только по два человека. Подстерегли и раздолбили колонну зенитного дивизиона. Здесь тоже прибарахлились. Помимо снятых двух десятков пулемётов с треногами, захватили две целых пушки Флак 30 на грузовиках Оппель-Блиц. Набрали к ним грузовик двадцатимиллиметровых снарядов, обчистив весь размолоченный танками дивизион. Снарядов, надо отметить, у немцев было мало. Дивизиону на час стрельбы. Ну, а им, на два орудия, вполне хватит. Так что теперь колонна группы приросла тремя бронетранспортёрами и двумя зенитными установками. Зенитные пулемёты установили на всех бронетранспортёрах, благо из них можно было стрелять как по воздушным, так и по наземным целям. Теперь вся группа была обвешена пулемётами. Собирать трофеи понравилось всем. Разведчики обзавелись немецкой формой, автоматами, пистолетами и гранатами. Сапёры, из той маленькой колонны в полтора десятка машин, набрали три десятка противопехотных прыгающих мин и были очень довольны. Теперь можно было смело минировать пути отхода, а то взятые собой мины подошли к концу. Танкистам было проще, всё приглянувшееся грузили в танки. Катастрофически не хватало водителей на транспортные машины. Изюмов принял решение пустые бочки из-под солярки спрятать, а грузовик забить чем-нибудь полезным, в том числе продовольствием и немецкими патронами. Отличились диверсанты лейтенанта Шелихова, втихую выбившие весь пост фельджандармерии, захватив мотоцикл, форму и вооружение. Теперь колонна иногда двигалась и вечерами, пустив вперед мотоцикл и два бронетранспортёра, потом танки, автомобильную технику и замыкающим третий бронетранспортёр. На базе разведка потренировалась работать на немецких зенитках. В общем, получалось неплохо. По самолётам, может, и не попадут, но пехоту на земле сметут однозначно. Двадцати зарядных магазинов к пушкам было полно. Догадались взять и по два сменных ствола. Лишние пулемёты Изюмов надеялся приспособить в качестве зенитных на танки, чтобы и от самолётов танкистам было чем огрызнуться. Приварить кусок треноги перед люком заряжающего, и уже можно смело открывать огонь по самолётам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});