Я постарался представить грабеж или вандализм в нашей школе. И просто не сумел. И с парком у меня тоже ничего не получилось. Парк предназначен для веселья, а не для нанесения увечий. И уж тем более — не для того, чтобы тебя в нем убили…
— Мистер Дюбуа, а разве тогда не было полиции? Или судов?
— Полиции тогда было больше, чем сейчас. И судов тоже. И все они были загружены работой выше головы.
— Тогда я не понимаю.
Да если бы мальчишка из нашего города совершил хотя бы половину того зла, его отца выпороли бы при всем честном народе вместе с ним. Но такого просто не бывало.
— Дай определение малолетнего преступника, — потребовал от меня мистер Дюбуа.
— Э-э… один из детей… из тех, кто бьет людей.
— Неверно.
— А… почему? В учебнике сказано…
— Приношу глубочайшие извинения. Учебник так формулирует, это да Но назови хвост ногой, ходить на нем ты все равно не сможешь. Понятие «малолетний преступник» несет в себе внутреннее противоречие. Оно позволяет понять, что у ребенка существуют проблемы и что он решить их не может. У тебя был щенок?
— Да, сэр.
— Ты пускал его в дом?
— Э-э… да, сэр. Иногда.
С ответом я помедлил из-за маминого правила, что собака должна жить во дворе.
— Вот как. Когда щенок совершал ошибку, ты сердился?
— Что? Как можно, сэр, он же всего лишь щенок. Он просто не знает…
— А как ты поступал?
— Ну, ругал его, тыкал носом в лужу, шлепал.
— Но слов он определенно не понимал?
— Да нет, зато понимал, что я на него сержусь!
— Но ты же только что сказал, что не сердился.
У мистера Дюбуа была раздражающая способность запутывать людей.
— Нет, но я заставлял щенка думать, будто сержусь. Ему же нужно учиться. Верно?
— Согласен. Но объяснив щенку, что ты недоволен, как ты мог допускать жестокость и шлепать его? Ты говоришь, что бедный зверек не знал, что поступил неправильно. А ты причинял ему боль. Оправдай себя! Или ты садист?
Я понятия не имел, что такое садист, зато знал щенков.
— Мистер Дюбуа, но ведь иначе — никак! Ругаешь щенка, чтобы он понял, что попал в переделку, тычешь носом, чтобы сообразил, в чем именно проблема, а шлепаешь, чтобы он не осмелился еще раз сделать лужу! Я был вынужден! Какой смысл наказывать его потом? Он смутится и ничего не поймет. А так, даже если одного урока не хватит, можно последить за ним, поймать на преступлении и отшлепать сильнее. И он скоро все поймет. А просто ругать — пустая трата времени и сил, — я подумал и добавил: — Похоже, вы никогда не воспитывали щенка.
— Многих. Сейчас я воспитываю гончую — твоими методами. Но вернемся к нашим малолетним преступникам. Наиболее жестокие из них были чуть-чуть младше вас… а преступную карьеру начали еще раньше. И вот теперь вспомним щенка. Тех детей часто ловили, полиция каждый день производила аресты. Ругали их? Да, и зачастую жестоко. Тыкали носом? Лишь изредка. В новостях и официальных заявлениях их имена появлялись, только когда детишки достигали восемнадцати лет. Шлепали их? Конечно же, нет! Некоторые даже в сопливом детстве ни разу не получали ни единой затрещины. Весь мир считал, что наказание, причиняющее боль, наносит непоправимый вред детской психике.
(Тут я подумал, что мой отец, похоже, никогда в жизни не слыхал этой теории.)
— Телесные наказания в школах были запрещены законом, — продолжал мистер Дюбуа. — К порке суд приговаривал только в одной провинции, Делаваре, и только за некоторые повторные преступления, да и то редко. Порка считалась «жестоким и необычным наказанием», — мистер Дюбуа принялся размышлять вслух. — Не понимаю, что плохого в жестоком и необычном наказании. В принципе, судья обязан быть милосердным, но его цель — заставить преступника страдать, иначе о каком наказании идет речь? И миллионы лет эволюции выработали в нас боль как основной механизм, предупреждающий нас о том, что нечто угрожает нашему выживанию. Так почему же общество отказывается использовать столь превосходный механизм? Правда, тот период был переполнен псевдонаучной и псевдопсихологической чушью. Наказание должно быть необычным, иначе это не наказание.
Учитель ткнул культей в еще одного парнишку.
— Ты. Что произойдет, если щенка шлепать каждый час?
— Н-ну… с ума сойдет?
— Возможно. И уж конечно ничему не научится. Сколько времени прошло с тех пор, как директор этой школы в последний раз применял розги?
— Ну, я не помню точно. Года два, наверное. Тот парень ударил…
— Неважно. Довольно давно. Подобное наказание достаточно необычно, чтобы послужить уроком на будущее. А теперь опять вернемся к малолетним преступникам. В детстве их не шлепали. За преступления их не пороли. Обычный приговор: за первое преступление — предупреждение, выговор, порой даже до суда не доходило. После рецидива — условное тюремное заключение, юнца отпускали на поруки. Подростка могли арестовывать и приговаривать несколько раз до того, как дело доходило до собственно наказания. Потом его сажали в тюрьму. То есть в такое место, где от таких же, как он сам, юнец мог приобрести лишь новые преступные навыки. Если во время заключения он не нарушал закон, время содержания под замком сокращали, а то и вовсе могли выпустить. «Под честное слово», если пользоваться жаргоном тех времен. И так далее, и так далее, а подросток тем временем все чаще преступал закон, все с большей жестокостью и изощренностью, а наказанием служило все то же привычное, нестрашное заключение в тюрьме. И вдруг, после восемнадцатого дня рождения так называемый «малолетний преступник» становился преступником взрослым. И случалось так, что уже через неделю он оказывался в камере смертников и ждал казни за убийство. Ты!
Он опять указал на меня.
— Допустим, ты просто отчитывал щенка, никогда не наказывал, позволял ему гадить в доме… лишь изредка выставлял за дверь, а вскоре впускал в дом, не предупреждая, чтобы он больше так не делал. И вдруг в один прекрасный день ты заметил, что собачка подросла, а прудит по-прежнему. Тут ты хватаешь ружье и пристреливаешь любимца. Комментарии, будь добр.
— Н-ну… по-моему, это самый глупый способ воспитывать щенка!
— Согласен. А ребенка? Так кто же тут виноват?
— Ясно дело, не щенок! Я, наверное.
— И опять-таки я согласен. Только без «наверное».
— Мистер Дюбуа, — выпалила одна из девочек, — но почему? Почему бы ни наказывать детей, когда это необходимо? Почему ни задавать порку взрослым, если они того заслужили? Такой урок не забывается! Я имею в виду тех, кто действительно такой плохой. Почему нет?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});