об стену! Танцовщицы и гетеры тоже подняли крик. Когда подбежал Рагдай, это неприятное дело было уже окончено, и довольно благополучно. Те же Лидул, Ратмир, Куденей схватили Талута и отняли у него несчастную девушку. Бледная и трясущаяся, стояла она опять, а пьяный болван лежал на полу и спал – он не устоял на ногах, когда Куденей вырывал у него Настасю.
– Какой же он негодяй! – верещала та, топая ногами и стряхивая слезинки с длинных ресниц, – какой он охальник! Я и не знала, что он такой!
– Да кто же его не знает? – хмыкнула Эльсинора и снова пустилась в пляс со всеми своими напарницами и ряжеными болгарками, благо что музыкантши не прекращали играть. Не остановила своё занятие и Кристина. Она ревела громче и громче. Но на неё никто уже не смотрел. Все военачальники утешали Настасю. К ней подошёл даже Святослав. Лидул протянул ей кубок с вином. Она отказалась.
– Уйдём, – повторил Рагдай, беря её за руку.
– Да, пойдём, пойдём! – вскрикнула Настася, – и не зови меня больше, князь, на свои военные совещания! Буду дура, если приду!
– Да лучше уж я Талута не стану звать, – сказал Святослав. Настася его уже не услышала, потому что она выдернула руку из слабых пальцев Рагдая, и, далеко обогнув спящего охальника, убежала из залы прочь.
Рагдай не пытался её догнать. Ему было худо. С трудом пройдя коридор, две лестницы, и ещё один коридор, и ещё две лестницы вниз, он переступил порог своей комнаты. Там стояла полная темнота. И грусть там царила такая же беспросветная. На кровати всхлипывала Настася. Рагдай улёгся с ней рядышком. Он не мог поступить иначе – сил у него не осталось даже на то, чтобы посидеть.
– Рагдай, это ты? – спросила она, прекратив стенания.
– Это я.
– Рагдай! Мой милый Рагдай! Защити меня!
– От кого? Разве тебе кто-нибудь угрожает?
Она опять стала плакать. В который раз за сегодня? Затем послышалось шевеление, и её проворные руки стали его раздевать. Ему на лицо падали слезинки. Они катились по щекам вниз. И был сверху шёпот вместе с горячим, частым дыханием. У Рагдая возникло чувство, что это всё уже не похоже даже на сон. Он давно не верил, что у кого-то могут ещё найтись такие слова для него. И силы к нему вернулись. Откуда? Этого он не понял вовек.
Глава десятая
Через несколько дней купцы, которые торговали в городе, попросили аудиенции Святослава. Князь принял их. Получив дары и довольно грубо прервав медовые речи, сопровождаемые поклонами, он поинтересовался, что надо. Купцы сказали, что их дела в Доростоле благополучно завершены и они желают покинуть этот прекрасный город, уплатив князю условленные налоги и пошлины.
– Убирайтесь, – пожал Святослав плечами, – только оставьте своих быков. А ослов и мулов можете взять.
– Оставить быков? – вскричали купцы, – помилуй, великий князь! А на чём же мы повезём всё своё имущество?
– На ослах и мулах. Быки вам даже и ни к чему. После вашей встречи с Цимисхием этим бедным ослам и мулам вряд ли придётся тащить на себе большую поклажу.
Купцы разнылись только для виду. Они и без Святослава прекрасно знали о том, что им предстоит. После их ухода из Доростола город решили покинуть и очень многие его жители, обладавшие некоторым достатком. Предчувствуя череду ужасных событий, они надеялись отсидеться несколько месяцев у своей родни в других городах. Князь не возражал. Он требовал только, чтобы оставили лошадей, свиней и рогатый скот. Так и опустел Доростол. На двух его площадях, где прежде шумели рынки, теперь звенело гулкое эхо, если поблизости ошивались греческие танцовщицы.
Иоанн Цимисхий, через заставы которого проходили беженцы, запретил своим воинам изымать у этих людей съестные припасы. Его войскам хватало провизии. Он наладил её поставку со всей Болгарии. Далеко не так замечательно обстояли дела с едой в Доростоле. Князь и его дружинники очень скоро задумались, как пополнить её запасы. Крупы осталось на месяц. Скота набралось достаточно, но пасти его стало негде. Сочные пастбища вблизи города оскудели свежей травой. Ещё бы – пятьдесят тысяч было одних только лошадей! И как их спасать от голодной смерти? Срочно забить весь рогатый скот? Но была жара. Вся княжеская дружина и те немногие доростольцы, которым некуда было бежать из города, не смогли бы употребить столько мяса сразу. Сделав расчёты, князь приказал зарезать триста быков, столько же свиней, восемьсот овец и через послов предложил Цимисхию весь оставшийся скот в обмен на обоз с зерном – зерно есть не просит и для коней, опять же, годиться. Царь неожиданно согласился. Это была последняя сделка двух смертельных врагов в преддверии ада, масштаб которого ни один человек ещё не предвидел.
Дни этой жаркой весны улетали в вечность стремительно и туманно, как звёздный дождь. К середине мая Рагдай уже был настолько здоров, что мог без труда запрыгнуть даже на неосёдланного коня и скакать галопом. Он иногда ходил на залив купаться, обычно – вместе с приятелями и греческими плясуньями. Это были очень большие любительницы поплавать и понырять. Шум от их купания разлетался по всей округе. Золотокудрая Эльсинора, Софья и Епифания также были и гимнофилками. Они плавали и, что самое интересное, загорали полностью обнажёнными, не стесняясь парней совсем. Те, ясное дело, были от них в восторге. Но не Настася. Она поэтому искупалась с Рагдаем лишь пару раз, очень ранним утром, когда бесстыдницы спали и не могли появиться на берегу.
О том, что Рагдай с Настасей стали близки, все, конечно, знали, но обсуждать это дело не считал нужным даже Талут. А что было обсуждать? Такими историями был полон весь Доростол, занятый дружиной и изобилующий красавицами, которые отказались покидать город, послав к чертям и отцов, и братьев, и благоверных своих мужей. Самого Талута вдруг окрутила Агния, и он с ней поселился в маленьком домике возле церкви. Однажды солнечным днём Рагдай и Настася решили зайти к ним в гости. Настасе вовсе и не хотелось этого, но когда Рагдай заявил, что пойдёт один, она всё-таки решила к нему присоединиться.
И что же они увидели, войдя в домик? Примерно то, что и ожидали увидеть – очередную ссору влюблённых. Полураздетая Агния, лёжа на животе поверх скомканной постели, болтала ножками. Вся её изумительная причёска была в полном беспорядке, а восхитительное лицо пылало от гнева. По всему полу была разостлана старая рыболовная сеть. Талут по ней ползал на четвереньках, кое-как связывая разорванные ячейки. Стол вместе с лавкой и табуреткой был отодвинут к окну. На столе стояли кувшин с вином и две чашки. Настася сразу уселась за этот