— Сыграешь какого-нибудь урода, так загримируешься, что тебя потом никто и не узнает…
У Федора Федоровича есть превосходные воспоминания о великом Рахманинове, опубликованные у нас, в России. Есть и чисто литературные произведения, которые он так и не показывает еще никому.
Чаще всего мои вопросы, конечно, касались личности его отца… Но и личность его самого интересовала меня.
…Вспоминаю, как Федор Федорович приехал на своей машине в «Люкс-хотел-Рома» и повез смотреть Рим… Прежде всего, конечно, Пантеон, Колизей, потом Аппиеву дорогу и прочая и прочая. Останавливал машину, выходили, смотрели, а главное — рассуждали, восхищались, вспоминали историю, вспоминали Москву, вспоминали Большой театр, Федора Шаляпина…
Так было интересно с ним, превосходно знающим не только Рим, не только Италию и Россию, но и Францию, Англию, Швейцарию, Америку.
— Меня всегда смущает, что так восторженно меня принимают в России. Ясно, конечно, что принимают не меня самого, а как сына великого человека, я это чувствую, и все-таки, и все-таки меня это смущает, просят автографы… Ну зачем все это?..
Федор Федорович говорит хорошо поставленным актерским голосом, ему немало приходилось сниматься в фильмах в Голливуде, во Франции, ФРГ, играть в театрах. Вспоминает знаменитых американских и итальянских актеров и режиссеров, у которых ему приходилось работать, но все это как-то отходит на второй план, когда я прошу его рассказать о Федоре Ивановиче Шаляпине.
— Отец нечасто вмешивался в нашу жизнь, всецело препоручив нас маме, Иоле Игнатьевне… Но во всем чувствовалась его направляющая рука. Он был очень занят всегда, все дни его были расписаны, то выступления, то репетиции, в театре и дома, то банкеты, то гастрольные поездки… Но он твердо дал нам попять, что все мы, его дети, должны хорошо знать иностранные языки, и денег на наше воспитание не жалел. Да и вообще мы жили широко, отец зарабатывал много, но много и тратилось… Держали лошадей, легкий и тяжелый тарантасы, белье стирали специальные прачечные, чистота была невероятная. Уютно было в каждой комнате, все обставлено было с большим вкусом. Многое привезли из-за границы, мамино приданое, но все так вписывалось, что и не разберешь, что было наше, а что заграничное. И все — мама, Иола Игнатьевна. Мама была колоссальный администратор, откуда только что и взялось. Ведь вы, конечно, знаете, что она — замечательная балерина. Уже в шестнадцать лет была примой в театре Сан Карло Ди Наполи, а по виду скромная девочка, правда, хорошенькая, но все-таки девчонка еще. Ее сопровождала мать, тоже балерина, известная в театральных кругах. И когда мать привела ее в Сан Карло Ди Наполи, то директор думал, что устраиваться в театр пришла ее мать, моя бабушка, и разговаривал именно с ней о контракте. Но бабушка возразила, сказав, что прима-балерина вот эта девушка, указав на свою Иолу. Так началось театральное возвышение моей матери.
Мы стоим у величественного в своей простоте и скромности Пантеона.
— Я остановился вот в этом отеле, — Федор Федорович показывает рукой на здание напротив, — чтобы побыть рядом с Пантеоном, когда я впервые приехал в Рим. Ведь столько уже было прочитано об этом великом памятнике. Пантеон — одно из немногих крупных античных зданий в Риме, оставшихся в целости и сохранности после исторических бурь, пронесшихся над вечным городом. Помните у Стендаля в его «Прогулках по Риму»: «Пантеон имеет одно большое преимущество: достаточно двух мгновений для того, чтобы проникнуться его красотой. Вы останавливаетесь перед портиком, делаете несколько шагов, видите храм — и все кончено…» Прошло уже не два, а несколько мгновений, я вижу, что и на вас Пантеон произвел впечатление…
Вошли в Пантеон. И невольно взгляд устремился вверх, к куполу.
— Видите отверстие вверху, — продолжает Федор Федорович, — оно, по замыслу создателя Пантеона, должно соединять храм с небом, ведь это храм всех богов. Особенно прекрасен Пантеон во время ливня, вода падает в эту огромную дыру и обрушивается на пол, разбиваясь на миллионы брызг. Где-то я читал об этом. И вот как только начался дождь, тогда еще, во время моего первого посещения Рима, я тут же побежал посмотреть. Жуткое зрелище… Храм всех богов, могила Рафаэля здесь, а на пол обрушивается вода, сверкают молнии, гремит гром, но потом приходишь в себя, вода на полу не задерживается, видите, вот две дырки в центре. От центра вода скатывается к стенам, где тоже есть дырки. И скоро становится сухо. А вот могила Рафаэля. Поклонитесь…
Подошли, постояли. Скромно лежат гвоздики на могиле великого Рафаэля. Вышли.
— А вот эти колонны, — заговорил Федор Федорович, указывая на фасад Пантеона, — везли из Египта, они цельные, из красного египетского гранита.
— Но как же этакие махины можно было перевезти сюда?
— Специально строили корабли для их перевозки. Делали специальное углубление, и каждая колонна была наполовину в воде, чтобы легче ее доставлять.
— Сколько ж нужно было кораблей, чтобы доставить все эти шестнадцать колонн! — вырвалось у меня.
— Рим, чтобы восславить красоту, не жалел денег. Пойдемте, я покажу вам Капитолий.
В этот январский солнечный день столько людей спешило к Капитолию. Может, потому, что было воскресенье?
— Вот клетка, где обычно помещалась волчица, покровительница, как вы знаете, Рима. Но ее сейчас нет. Старая подохла, а денег нет на содержание новой…
Сколько ж интересного рассказал по дороге Федор Федорович, так и сыпал именами… Сели в машину и поехали по Аппиевой дороге. Узкая старая римская дорога, ведущая к морю, на юг.
— Аппий Клавдий был цензором, в республиканском Риме это была высокая должность, он проверял цензы, список римских граждан, их имущественное положение, проверял списки сенаторов. Так вот, в 312 году до нашей эры была построена эта дорога и названа его именем. В это же время был построен и первый водопровод в Риме, который тоже носит его имя — Аква Аппиа. Смотрите по сторонам! Повсюду разрушенные гробницы. Здесь аристократы хоронили своих покойников. Многие сохранили свои имена, но разве всех запомнишь.
Федор Федорович ловко вел машину. Я сказал ему об этом. И он сразу же переключился:
— Бывает, конечно, нарушаешь правила уличного движения. Особенно тогда, когда только начинал водить машину. Но я с полицией умею разговаривать. Задумаешься, свернешь не туда, куда следует. Конечно, останавливают. Скажешь, заблудился, заговоришь по-русски или по-французски, англичан и американцев они не очень-то жалуют, и-тут же любой полицейский начнет объяснять, как мне проехать… Славный народ, увлекающийся и добрый, они тут же забывают, зачем остановил, весь увлекся новой мыслью, новой задачей, он озабочен, как бы помочь человеку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});