Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прочную.
Накинул петлю на руку. И протянул другой конец Бартону. Мелькнула мысль, что надежнее будет привязать. Но к чему? Стена у двери гладкая, ни крюков, ни выступов. А веревка не такая и длинная. На пару десятков шагов хватит.
– Ты это… если чего, кричи, – не слишком уверенно сказал Бартон. – Тянет тут… дурным.
– А в тот раз?
– Было поспокойней. Нет, темно, конечно, хоть глаз выколи, но свечи горели ровно. И свет давали.
Сейчас огонек под стеклом лампы дрожал и пригибался. И света давал мало, только-только чтобы разогнать мрак.
Шаг.
И еще один.
Закрыть глаза. Свет не поможет, а стало быть, пользы от него нет. Поставить лампу на пол. Свечи… свечи вот пригодятся.
Еще шаг.
Веревка скользит по полу. Сколько здесь…
– Там ям нету? – Эдди остановился. И обернулся. Только двери больше нет. Его окружает мягкая тьма. Совершенно кромешная.
И веревка уходит куда-то… куда-то уходит. А вот ответа не слыхать. Тьма – она такая, звуки глушит.
Вот, значит, как.
Ничего. Эдди разберется.
Он опустился на пол. Вытащил свечи. Расставил. Зажигались они нехотя, но все-таки один за другим рождались рыжие огоньки. Они дрожали, трепетали, грозя вот-вот погаснуть. И кто-то в темноте, совсем рядом, тягостно вздохнул.
Эдди вытащил дудочку.
Надо же, привыкает к ней.
Там, за границей света, что-то было. Что-то такое, от чего веяло болью и горем.
Слезами.
– Сейчас, – сказал Эдди, стараясь, чтобы голос звучал без угрозы. – Поговорим.
Он поднес дудочку к губам. И снова засомневался, но чье-то ворчание, близкое, от которого шею обдало то ли холодом, то ли дыханием зверя, прогнало сомнения.
Первый звук утонул во мраке.
…А матушка пыталась научить его играть. На клавесине. Откуда в старом больном доме взялся клавесин, Эдди не знал. Должно быть, остался с прошлых, богатых времен, когда дом был не так и стар, а люди в нем находили время на подобную ерунду.
Слух у Эдди имелся.
А вот пальцы оказались слишком толстыми и по нужным клавишам попадали, попутно задевая другие, не такие нужные. И с музыкой не сложилось ни у него, ни у Милли.
Дудочка дело другое.
Тут и учиться не надо. Или можешь играть, или нет. Он, выходит, может. Только мелодию надобно выбрать. В этом вся загвоздка: как выбрать подходящую мелодию.
Огоньки выровнялись, а тьма пришла в движение. И те, что в ней.
Колыбельную?
Или…
Вторая нота зазвенела. И погасла. Вот так, за ними третья… и далее узором, складывая ненаписанную мелодию.
Покажись.
И тьма отползает.
Я знаю, ты живешь здесь давно. Много дальше, чем стоит эта гостиница. Ты часть иного города, возможно, что и вовсе иного мира.
Музыка тоже может говорить. Так утверждала матушка, а Эдди все не понимал, как это – говорить и без слов. Выходит, что просто.
Ты спишь.
И долго.
Долго-долго-долго. Но иногда просыпаешься. От голода?
Слева раздался шелест. И справа… и сзади тоже. Скребущий, пробирающий до самых костей звук. Что это, змеи?
Нет, крысы.
Черные крупные крысы выбирались из тьмы, чтобы усесться на границе света. Наверное, будь у Эдди нервы послабее, он бы дрогнул. Но взгляд скользнул по острым мордам, отметив, что глаза у тварей белые, будто затянутые катарактой.
Слепые крысы?
Но крысы так себя не ведут. Крыса – зверь умный. И не станет соваться в опасное место. А здесь опасно. Однако…
Кто? Кто ты?
Дудка не замолкала. И главное, Эдди просто дует, а она уж сама мелодию выводит. Хорошая дудка и плохого шамана спасет. Но думать надо не о ней.
А о…
О тех, кто стоит за крысами. Хотя Эдди, кажется, и сам знает. Детский смех, такой неуместно веселый, заставил-таки вздрогнуть. А за черными крысиными спинами показалась девочка в нарядном некогда платье. У нее белое фарфоровое личико и белые же глаза. Как у тварей.
И у того мальчишки, что появился рядом.
И совсем малышки в полуистлевшей рубашонке, отделанной кружевом. Детей много, почти как крыс. А Эдди казалось, что та история – просто страшная сказка. Но выходит, не все сказки выдуманы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Кто, кто, кто ты… покажись.
Шаги.
Шаркающие, тяжелые шаги. И стук дерева. Посох первым мелькнул в круге света. За ним – деревянные башмаки со сбитыми носами. На них следы крысиных зубов.
Чулки пестрят дырами.
И в них видны острые коленки. Крысолов не стар, но и не молод. Он похож на уродливую игрушку, вроде тех, что используют бродячие артисты. Те же неестественно тощие ноги, руки со слишком крупными ладонями. Только нитей, которые уходили бы в темноту, не хватает.
– Поговорим? – предложил Эдди.
– Поговорим, – откликнулась девочка в нарядном платьице.
– Поговорим, – отозвался мальчишка. И остальные тоже загомонили на все голоса. Вот ведь… а приличное с виду место.
Цивилизация.
И как никто не заметил… такого?
– С тобой, – уточнил Эдди, глядя на зловещую фигуру. – Или я отпущу их всех.
– Не сможешь. – Голос у Крысолова оказался до того скрипучим, что зубы сводило. – Мое! И у меня тоже кое-что есть.
Его дудка была темной, то ли сама по себе, то ли от времени.
Он поднес ее к губам.
А Эдди свою.
Звук вышел нервным, скребущим, и крысы забеспокоились.
– Может, все-таки поговорим? Скажи, чего ты хочешь?
Тварь топталась на месте. А вот лицо у Крысолова вполне человеческое. Некрасивое, но не сказать чтобы чудовищное. С крупным носом и скошенным лбом, с пухлыми губами, покрытыми красной краской.
– Договор! – Крысолов топнул ногой, едва не раздробив крысиный хвост. – Договор не исполнен!
– Это было давно.
– Договор!
– Договор потерялся, – спокойно ответил Эдди. – Скажи, что тебе обещали?
– Золото!
– Сколько?
– Много, много золота!
Сказка, чтоб ее, ожившая некстати.
– Хорошо. Если я принесу тебе золото…
Крысолов вдруг успокоился и застыл, склонив голову к острому плечу.
– Ты их отпустишь?
– Они мертвы, дурак, – сказал Крысолов совсем иным тоном.
– Как и ты.
– И я.
– Но договор держит, верно? Не позволяет уйти. Где ты взял эту дудку?
– Нашел!
– Ложь, – Эдди покачал головой. – Такие вещи не теряют.
– Нашел! Нашел! Нашел! – Он затопал ногами.
– Хорошо. Где?
– Там. Давно… – Тварь прищурилась. – Война была… такие, как ты, приходили! И убивали. А мы их. Много-много… генерал обещал перемирие. Переговоры. Слово дал. Кто будет держать слово, данное дикарям? Дураки…
Эдди молчал.
– Они пришли. В долину. И поставили шатры. Такие, как ты. И другие. С серой кожей.
– Сиу?
– И генерал. Столы были. Праздник. Выставили вино. Пили. Пили-пили… выпили.
– Яд?
– Нет… Напились, и тогда генерал дал сигнал. Из той долины никто не ушел живым. А я… я помогал собирать тела.
– И обирать.
– Не без того. Только много ли возьмешь с дикарей? – Крысолов скривился. – Побрякушки. И дудку вот. Хорошая дудка. Купишь?
– Куплю. Я могу тебя отпустить.
– Договор!
– Зачем ты ее взял? Вещи шамана трогать опасно. Это любой знает.
Крысолов оскалился. А ведь и передние зубы у него выросли, вытянулись… как у крысы? Хотя понятно. Таких, как он, в той долине было много. На всех золота не хватило, тем паче что большую часть его забрали офицеры. Что с ними стало?
Плевать.
Это случилось задолго до рождения Эдди. И пусть сердце болит, но отвлекаться не след. После подумает.
– Золото закончилось, так? Пропил? Проиграл? Все сразу? И однажды ты просто дунул…
– Спьяну.
– Понятно. Трезвый не стал бы.
– Я хотел сыграть песенку. А вышло… Крысы полезли. Я даже перепугался сперва. А потом понял, что могу… все могу! Я призвал их! И отправил в город! Они меня вышвырнули! Сказали, что я вор! Из армии вышвырнули… Больно-то оно мне надо, но идти-то куда? Нигде не нашлось дома для бедного… – Он запнулся.
- Garaf - Олег Верещагин - Фэнтези
- Разорённые земли - Фред Сейберхэген - Фэнтези
- Изольда Великолепная - Карина Демина - Фэнтези