Читать интересную книгу Черная книга коммунизма - Стефан Куртуа

Камбоджийские революционеры еще серьезнее самих китайцев относились к знаменитым словам Мао: «Самые прекрасные поэмы пишутся на чистом листе». Имущество горожанина не должно было превосходить имущество бедного крестьянина. Камбоджийцы, отправленные в деревню, были вынуждены отказаться от всякого багажа, в том числе книг. Книги с «империалистическим шрифтом» (английские и французские), а также кхмерские («прах феодальной культуры») обрекались на уничтожение. Хаинг Нгор слышал от десятилетних кхмерских солдат: «Хватит капиталистических книг! Иностранные книги — инструменты прежнего режима, предавшего страну. Почему у тебя книжки? Ты что, агент ЦРУ? Нет иностранным книгам при Ангкоре!». В огонь летели дипломы, удостоверения личности, даже фотоальбомы: революция — это начало с абсолютного нуля. Такая логика способствовала возвышению людей без прошлого. Один из лозунгов утверждал, что «только новорожденный не запятнан».

Образование было низведено на примитивнейший уровень. Либо никакой школы вообще, либо — и это было наиболее распространенной практикой — немногочисленные уроки чтения, письма и, главное, революционного песнопения для детей 5–9 лет, длившиеся около часа в день. Сами учителя были порой малограмотными. Значение имели только практические навыки.

Далекие от бесполезной книжной культуры, «наши дети из сельских районов всегда обладали полезнейшими знаниями. Они умеют отличить спокойную корову от бодливой, умеют удержаться на буйволе. Они умеют вести стадо. Они подчинили себе природу. (…) Они знают сорта риса, как свои пять пальцев. Им присущи знания, в высшей степени отвечающие реальной жизни нации».

Диктатура Пол Пота, или дети у власти… Все очевидцы говорят о крайней молодости большинства кхмерских военных. Их ставили под ружье с 12 лет, а иногда и раньше; у Сианука тоже были малолетние охранники, развлекавшиеся тем, что мучили кошек…

Лы Хэнг рассказывает о кампании набора (распространявшейся и на «пришлых») непосредственно перед приходом вьетнамцев: мобилизовали всех от 13 до 18 лет, без различия пола. Ввиду неудачи добровольного набора, мобильные молодежные бригады были вынуждены отправиться со строек в армию. Новобранцы теряли всякую связь с близкими и родной деревней. Жившие в военных лагерях, отрезанные от населения (которое боялось и избегало их), зато обласканные властью, они верили в свое всемогущество и знали, что «чистки» им угрожают меньше, чем гражданскому руководству. По признаниям перебежчиков, молодежь вдохновлялась «возможностью не работать и убивать».

Наибольший ужас вселяли дети младше 15 лет. «Их забирали совсем юными и учили только дисциплине. Подчиняйся приказам и ни о чем не думай (…). Для них не существовало ни религии, ни традиций, ничего, кроме приказов красных кхмеров. Поэтому они уничтожали собственный народ, включая младенцев, так легко, словно давили комаров».

До 1978 года в армию брали только представителей категории «70». Дети из категории «75» в возрасте 8–9 лет часто использовались как шпионы; однако их преданность режиму была так слаба, что часто они сговаривались с людьми, за которыми им полагалось подсматривать, чтобы те заранее обнаруживали их присутствие. Едва успев подрасти, они иногда становились «детьми-ополченцами», помощниками новых глав кооперативов (после обширной «чистки» местного руководства), в их обязанности входили выявление, арест и избиение виновных в самостоятельных поисках пропитания.

Исследования Лоранс Пик показывают, что со временем «детская диктатура» грозила распространиться и на гражданскую сферу. Она описывает ускоренную «подготовку» деревенских детей.

«Им внушали, что первое поколение служащих — предатели, второе не лучше. Поэтому скоро за дело придется браться им. (…) Среди нового поколения появились дети-врачи — шесть девочек 9–13 лет. Они едва умели читать, но партия вручила каждой по коробке шприцов и поручила им делать уколы.

«Наши дети-врачи, — слышала я, — выходцы из крестьянства и готовы служить своему классу. Они поразительно умны. Скажите им, что в красной коробочке лежат витамины, и они запомнят. Покажите, как стерилизовать иглу, и они сумеют делать это сами».

Эти дети были, несомненно, чисты, но какое же опьянение вселяет умение сделать укол! Очень скоро дети-врачи стали проявлять бескрайнее высокомерие, даже наглость».

Перелому способствовали также подавление религии и крайний нравственный аскетизм, навязываемый во всех областях повседневной жизни. Как уже говорилось, в обществе не оставалось места для любых «уклонистов», в том числе для хронических больных, умалишенных, инвалидов. Скоро система вошла в противоречие с официальным проектом могущественной и многочисленной нации: ограничения, наложенные на сексуальность и брак, а также постоянное недоедание убивали всякое желание (по словам Пин Ятхая, красные кхмеры постепенно превратили нас в «евнухов») и привели к резкому падению рождаемости: от 30 новорожденных на 1 тысячу в 1970 году до примерно 11 в 1978 году.

Все, что могло вольно или невольно воспрепятствовать планам ККП, было обречено на уничтожение. Любое ее решение объявлялось верхом прозорливости. Уже по этой причине всякий задержанный ждал смерти: как и в Китае, арест являлся исчерпывающим доказательством виновности, а все последующие показания могли только лишний раз доказать правильность действий Ангкора. Один человек, схваченный в 1972 году, ухитрился после двух лет допросов снять с себя обвинение в принадлежности к республиканской армии. Счастливчик был освобожден после пропагандистского собрания, прославлявшего снисходительность Ангкора, который «учел честность и искренность бывшего лонноловского офицера».

Это произошло, однако, еще до всплеска репрессий, до зловещего 17 апреля…

Произвол был полнейшим: партия не объясняла ни свои политические решения, ни критерии подбора кадров, ни смену линии и руководителей. Горе тому, кто не понял вовремя, что «вьетнамцы — лютые враги» или что тот или иной исторический лидер движения — на «самом деле агент ЦРУ»! Измена и саботаж эксплуататорских классов и их сообщников — вот единственный угол, под которым Пол Пот и его клика рассматривали все более вопиющие экономические, а потом и военные провалы режима. Ответом на измену и саботаж мог быть только террор.

Новый мир

«В Демократической Кампучии, при «славном» правлении Ангкора, мы должны думать о будущем. Прошлое похоронено, «пришлые» должны забыть коньяк, дорогую одежду и модные прически. (…) Нам совершенно не нужна капиталистическая технология! При новой системе не нужно посылать детей в школу. Наша школа — село, наша бумага — земля, наша ручка — плуг, наши письмена — пахота! Документы и экзамены ни к чему; умейте пахать и рыть каналы — вот новые дипломы! Врачи нам тоже больше не нужны! Если кому-то нужно вырвать внутренности, я сам это сделаю!»

На случай, если намек показался кому-то слишком туманным, оратор изобразил жестом, как выпускает человеку кишки.

«Сами видите, до чего это просто! Ходить в школу для этого не обязательно. Другие капиталистические профессии — инженеры, профессора — нам тоже ни к чему. Не нужны нам директора школ, диктующие, что нам делать: все они продажные. Нужны только люди, умеющие упорно трудиться в поле! И все же, товарищи, попадаются такие, кто отказывается от работы и самопожертвования, агитаторы, не умеющие мыслить по-революционному… Вот кто наши враги, товарищи! Некоторые из них находятся сейчас здесь!»

Слушателям стало не по себе, все заерзали. Красный кхмер продолжил, вглядываясь в лица:

«Эти люди цепляются за старое, капиталистическое мышление. Их легко узнать: вот и среди вас есть такие, кто еще носит очки! Зачем им очки? Они что, не увидят меня, если я захочу отвесить им пощечину?»

Он кидается к нам, занеся руку.

«Ага! Дергают головами — значит, видят, значит, не нужны им очки! Они их носят, чтобы следовать капиталистической моде, они воображают, что так красивее! Не надо нам этого: те, кто хотят красоваться, — лентяи и кровососы, питающиеся энергией народа!»

Заклинания и прыжки продолжаются часами. Наконец все начальство встает в шеренгу и в один голос вопит: «Кровь за кровь!» Они ударяют себя кулаком в грудь, салютуют вытянутой рукой со сжатым кулаком. «Кровь за кровь! Кровь зa кровь!»

С дикарской убежденностью они ревут лозунги. Устрашающая демонстрация завершается кличем: «Да здравствует камбоджийская революция!»

В этой системе, не способной ни на свершения, ни даже на создание собственного привлекательного образа, погрязшей в воинственности, объектом поклонения стала ненависть, выражавшаяся в превозношении кровопролития. Показателен в этом смысле первый куплет национального гимна Славная победа 17 апреля.