Однако после недолгих переговоров удалось уговорить Яндарбиева и его делегацию пересесть на самолет, который прислал президент России. 17 вооруженных людей, помимо официальной делегации, отправились спецрейсом в Москву.
На территории Внуково-2 появились ОМОН и сотрудники спецслужб «в штатском». Чеченцев поехали встречать министр юстиции Сергей Степашин и представитель ОБСЕ Т. Гульдеманн. И снова переговоры: кто поедет в Кремль? Чеченцы настояли на том, что в Кремль поедут пять официальных членов делегации, Ширвани Басаев (брат Шамиля Басаева) и два прилетевших из Чечни корреспондента. Все остальные чеченцы сидели в самолете до тех пор, пока не было подписано соглашение, и ждали.
Кортеж из десяти машин выехал с территории аэропорта в 16.35. Машины домчались до Кремля за 15 минут.
«Когда чеченцы вошли в пустой зал для переговоров и служба протокола стала их рассаживать, возник небольшой скандал. Чеченцы оказались недовольны планом рассадки: Яндарбиев хотел сидеть напротив Президента, а не против Доку Завгаева. Президент должен был сидеть в торце, во главе стола.
Поскольку из-за опоздания чеченской делегации Ельцин, Черномырдин и другие вошли вместе (по первоначальному плану Президент должен был появиться позже остальных), Ельцин сразу предложил садиться. Чеченцы заявили, что в таком варианте они отказываются садиться и покинут зал переговоров. Тут Президент резко скомандовал: “Закрыть двери, никого не выпускать”» («Эпоха Ельцина»).
Охрана моментально выполнила приказание. Трудные переговоры начались.
Вечером 27 мая после двухчасовых переговоров В. Черномырдин и З. Яндарбиев подписали соглашение о полном прекращении боевых действий с ноля часов 1 июня.
Однако главный сюрприз Ельцина был еще впереди.
Еще утром этого дня, до начала переговоров, президент объявил: «Завтра лечу в Чечню».
Его намерение — лететь во что бы то ни стало — казалось Службе безопасности равносильным самоубийству. Ельцина в Чечню пытались не пустить.
Но это на удалось. Вот как описывает эту сцену Борис Немцов, которого Ельцин взял с собой в качестве губернатора, собравшего в своей области миллион подписей против продолжения войны:
«Поездка обещала быть тревожной и напряженной. Боевики грозили убить Ельцина и вообще много чего заявляли. В аэропорту “Внуково-2” Барсуков, тогдашний начальник ФСБ, показал красную папку с грифом “Совершенно секретно”, где лежало донесение ФСБ: “Агент по кличке ‘Кума’ докладывает, что в районе села Знаменское во время пребывания президента России Бориса Ельцина на него будет совершено покушение бандой Басаева с использованием ракет ‘Стингер’. Рекомендация: отказаться от поездки”.
Барсуков говорит мне: “Тебя Ельцин любит, скажи ему, чтобы он не ездил. Ты должен уговорить его остаться в Москве”.
Без одной минуты девять к трапу подъезжает Ельцин, а вылет самолета назначен на девять утра. Выходит. Мы стоим — Коржаков и я. За нами полный самолет бойцов спецназа и “Альфы”.
— Чего стоите? — спрашивает Ельцин.
— Борис Николаевич, Александр Васильевич и Михаил Иванович считают, что лететь не надо. Какой-то агент написал донесение, — говорю я и даю президенту бумажку.
Ельцин прочитал и произнес: “Идите в самолет, Борис Ефимович, а вы, трусы, оставайтесь здесь”».
«Яндарбиев и члены его делегации узнали о поездке Ельцина в Чечню из вечерних новостей по телевидению. По сути, весь этот день они провели на шикарной подмосковной даче в качестве заложников», — пишут помощники Ельцина.
В 11 часов 28 мая президентский самолет приземлился в Моздоке. Президент и его сопровождение пересели на вертолеты. «Встав в круг, “вертушки” заходили на посадку и снова взмывали. В этой мельнице нельзя было понять, в каком из вертолетов Ельцин. Наконец, машины сели».
Ельцин прошел по чеченскому селу.
К нему выходили люди — женщины, старики. Разговаривали с ним. Потрясение, которое испытывали все, невозможно передать словами. Свершилось невозможное, всё происходило как будто во сне.
Ельцин снова и снова обещал мир. Разрушенная жизнь, истерзанная земля, отчаяние, весна, надежда. Первоначально Б. Н. хотел выступить на стадионе, перед пятитысячной толпой. Но эта встреча оказала, возможно, гораздо более сильный эмоциональный эффект — и на него, и на Чечню.
Затем Ельцин перелетел на вертолете в Грозный, в расположение 205-й мотострелковой бригады. Генерал Трошев запомнил слова, сказанные тогда Ельциным: «Война окончилась. Победа за вами. Вы победили мятежный дудаевский режим».
«Но мы, военные, — продолжает Трошев, — понимали, что это заявление носило исключительно конъюнктурный характер и преследовало единственную цель — привлечь голоса избирателей. Большинство из нас к тому времени уяснили очевидную истину: наши миротворческие усилия противник расценивает как нашу слабость, и, следовательно, надо кардинально решать проблему». Но Ельцин не воспринимал мир в Чечне как чисто конъюнктурное решение. Он надеялся: закончив войну, России удастся втащить Чечню в свою орбиту чисто экономическими методами.
Между тем начавшиеся в Шали переговоры с местными старейшинами сам Трошев расценивает как «первый серьезный совместный шаг на пути к миру».
Первая чеченская война начала выдыхаться…
Зюганов, как и Ельцин, совершал многочисленные поездки по стране.
Куда бы он ни приезжал, его хлебом-солью встречали у вагона или трапа самолета местные «функционеры»: депутаты-коммунисты, представители местной власти. За две недели до выборов только сорок девять из восьмидесяти глав российских регионов выразили свою поддержку Ельцину. В «красных регионах» и в сельских районах, где поддержка Зюганова была почти тотальной, руководители местных администраций, директора предприятий, председатели колхозов не скрывали радости по поводу возвращения советской власти. Например, среди руководителей Волгоградской области и районов только один из тридцати открыто поддерживал Ельцина.
За коммунистами стояла огромная сила. И прежде всего — организационная. После восстановления партии они воссоздали 20 тысяч первичных ячеек. Число платящих взносы достигало полумиллиона человек. А сколько же было «сочувствующих»? Все они, исходя из строгих принципов партийной дисциплины, превратились на период избирательной кампании в активных агитаторов. Каждый должен был обойти строго определенное количество квартир или частных домов.
Местная печать была, как правило, в руках коммунистов. Районная газета — порой единственно доступное средство массовой информации на селе. Четверть россиян, судя по опросам социологов, читали только местную печать. Зюгановцы отказывались покупать дорогое время на телевидении, имея такой информационный ресурс, и пользовались только бесплатным эфиром, который предоставлялся им по закону о выборах. Тем не менее все центральные каналы по своей инициативе десятки раз показывали репортажи с участием Зюганова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});