Ему ответили:
- Никаких условий, генерал Кребс. Безоговорочная и полная капитуляция - вот чего мы от вас ждем.
Кребс снова принялся излагать свои соображения. Между прочим, он сказал:
- Поймите, мы не можем остаться без территории. Наше правительство без территории будет похоже на польское правительство в Лондоне. Это же смешно и невозможно...
Ему опять ответили:
- Генерал Кребс, ни о каком вашем правительстве не может быть и речи. Вы должны немедленно безоговорочно капитулировать...
После этого Кребс еще раз попросил разрешения поехать в штаб обороны Берлина для доклада и консультации. Стало явным, что он стремится выиграть время и как можно дольше оттянуть сроки капитуляции. Его отпустили, но заявили:
- Если вы немедленно не отдадите приказа о полной капитуляции остатков немецкого гарнизона, мы начинаем последний штурм.
Кребс уехал.
Тут случилось одно событие, которое с новой силой зажгло ненависть к фашистам в сердцах наших воинов. Генерала Кребса, как и всех немцев, сопровождали в целях безопасности советские офицеры. Машины подъехали к боевому охранению наших войск. Советские офицеры отдали распоряжение пропустить немцев дальше. Вот скрылась за поворотом последняя машина. И вдруг с немецкой стороны раздалась пулеметная очередь, потом вторая, третья. Немцы стреляли по офицерам, которые проводили генерала Кребса!
Майор Белоусов схватился за грудь. Лицо его покрылось мертвенной бледностью. Он зашатался и упал на мокрые камни. К майору бросились бойцы, офицеры.
- Вот гады... Никогда не верьте им...
Его положили на плащ-палатку и понесли в укрытие. Кровь капала на мостовую.
По смертельно раненному майору гитлеровцы дали еще несколько очередей из пулемета, и новая пуля раздробила его левую ногу.
С нашей стороны ответная стрельба возникла стихийно и мгновенно. С каждой минутой она разрасталась, усиливалась. Штаб обороны Берлина и генерал Кребс молчали.
Наш штаб отдал общий приказ:
- Огонь!
Берлин задрожал. Он уже познакомился за дни боев с мощью и силой русской артиллерии, минометов, авиации. Но то, что он услышал и пережил в минуты последнего штурма, - превзошло все. Можно себе представить, что творилось на позициях врага, если, например, только на одном километре фронта у Унтер-ден-Линден стояло свыше пятисот советских орудий!
День почернел. Дым, пыль и гарь закрыли солнце.
Через сорок пять минут наша пехота на всех участках фронта бросилась в атаку. В одном месте сержанты Иванов и Стариков увидели вдруг крадущегося вдоль каменной стены согнувшегося немецкого генерала.
- Стой, руки вверх! - закричали они ему.
Генерал выпрямился. Сержанты увидели на его груди железные кресты, а в правой руке белый флаг.
- Капитуляция! - сказал генерал.
Сержант Иванов проводил генерала в штаб полка, и там узнали, что это Вейдлинг, начальник немецкого гарнизона Берлина. Вейдлинг пожаловался командиру полка на страшный огонь советской артиллерии.
- Тридцать минут я не мог сделать ни одного шага, -заявил он. - У меня заболели уши, и я плохо слышу...
Спустя несколько минут Вейдлинг сидел уже в штабе генерала Чуйкова. Он сообщил, что Геббельс и генерал Кребс покончили с собой, и добавил:
- А я и мои войска готовы капитулировать...
В ожидании машинистки генерал Вейдлинг молча ходил взад и вперед по просторному и светлому кабинету нашего командующего. Чуйков стоял у окна и тоже молчал. Вейдлинг вдруг остановился и сказал:
- Вы знаете, генерал, в чьем доме размещен штаб вашей дивизии, куда я доставлен был сегодня утром?
- Не знаю, - ответил Чуйков, - не интересовался.
- В моем родовом доме. Ваш полковник сидит в моем кабинете, за моим столом...
Вейдлинг снова помолчал, а потом добавил:
- Это настоящий крах... Судьба...
В кабинет вошла машинистка. Вейдлинг подошел к ней и спросил Чуйкова:
- Разрешите?
- Пожалуйста, - ответил Чуйков.
- Приказ по войскам берлинского гарнизона... - начал диктовать Вейдлинг.
- Солдаты, офицеры, генералы!
Тридцатого апреля фюрер покончил с собой, предоставив нас, давших ему присягу, самим себе.
Вы думаете, что согласно приказу фюрера все еще должны сражаться за Берлин, несмотря на то, что недостаток тяжелого оружия, боеприпасов и общее положение делают дальнейшую борьбу бессмысленной.
Каждый час нашей борьбы увеличивает ужасные страдания гражданского населения Берлина и наших раненых. Каждый, кто гибнет сейчас за Берлин, приносит напрасную жертву.
Поэтому, в согласии с Верховным Командованием советских войск, я призываю вас немедленно прекратить сопротивление.
Подпись: Вейдлинг - генерал артиллерии и командующий обороной Берлина. 2 мая 1945 года.
В центре Берлина в это время уже шла массовая капитуляция немецких частей и подразделений. Некоторые из них приняли решение о капитуляции самостоятельно, многие подчинились устному приказу Вейдлинга, переданному из штаба обороны Берлина по телефону и радио, а иные части складывали оружие по примеру соседей.
В места, где немцы продолжали сопротивляться, поехали на мощных радиомашинах офицеры германского генерального штаба и штаба обороны Берлина с письменным приказом Вейдлинга.
Стрельба в Берлине начала стихать.
Из подвалов, из развалин домов, из тоннелей метрополитена, из окопов и траншей Тиргартена и Зоологического сада выходили немецкие офицеры с белыми флагами и спрашивали у наших офицеров, где сдавать оружие.
Около приемных пунктов образовались длинные очереди. Штабеля винтовок, автоматов, пулеметов, кучи патронов, лент росли с каждой минутой.
- Двадцатая тысяча, - устало говорил старшина Ведерников соседу, но внимательно и придирчиво осматривал двадцатитысячный автомат, который подал ему рыжеватый, с очками, немецкий ефрейтор.
- Глазу за вами не было, - продолжал Ведерников, - сколько грязи... А ну-ка почистить его здесь, вот тряпки возьми...
Немецкий ефрейтор без переводчика понял старшину и опустился на землю, чтобы почистить автомат.
Артиллеристы сдавали пушки, танкисты - танки, минометчики - минометы, связисты - средства связи, шоферы -машины. Сдавали продовольственные, артиллерийские, санитарные и другие склады, госпитали, оружейные мастерские, гауптвахты.
Приемщики - артиллеристы дивизии полковника Смолина обратили внимание на одну немецкую гаубицу. На ее стальном зеленом щите была нарисована карта с датами и надписями.
- Музейная? - спросил лейтенант Перегудов у командира немецкой батареи.
- Историческая, - ответил немец.
Наши артиллеристы рассмотрели карту. Она отмечала путь этой немецкой гаубицы: вышла она из Берлина и побывала в Париже, в Афинах, под Москвой, на Кавказе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});