еще далеко…
Пёс не просто мучался… Я взял Мухтара на руки и отнес на речку. Он уже был очень худым и легким. В речке я утопил свою первую собаку. Герасим, блин.
Как я плакал на речке — до сих пор самому жутко вспомнить. Потом уже я узнал, конечно, что у Мухтара был просто подкожный клещ. Лечение довольно элементарное. Знать об этом должен был любой ветфельдшер. Ихтиоловая мазь — это было намеренное убийство собаки с особым цинизмом. Но это через несколько лет, когда я уже учился в институте. Если бы об этом узнал сразу, то не только дом Лактину сжег бы, но и его в этом доме. Ребенком я был довольно… агрессивным, если так можно выразиться. Да среди моих сверстников ботанов было очень мало…
* * *
…буквально через неделю-полторы после выхода на работу вместо Лактина, на комплекс прискакал на УАЗике главный ветврач совхоза Лужин. Тоже фельдшер по образованию и коммунист. Дядька предпенсионного возраста. С серьезной ко мне претензией: доярки-коммунистки написали на меня директору совхоза групповую жалобу, в которой обвиняли меня в том, что я не лечу их коров.
Надо сказать, я не был удивлен. Конфликт с доярками начал разгораться едва не с первого дня работы. В первый же день ко мне в амбулаторию пришла крикливая тетенька и стала требовать, чтобы я ее корове уколол бициллина, потому что корова ходит невеселая. Я ответил, что меня в институте не учили корове поднимать настроение уколом антибиотика. Посмотрел корову — корова как корова. Рога и хвост. Хвостом машет. Измерил температуру — нормальная. Бициллин колоть отказался. Тетенька долго бухтела насчет того, что Серега лечил, а Балаев на работе ничего не делает.
На следующий день уже не одна тетенька попросила «повеселить» коров бициллином. Я начал догадываться, зачем у Лактина в аптеке столько много этого антибиотика, который в ветеринарии и не особо-то нужен. Триппер им лечить хорошо. Я сначала подозревал, что Серега им барыжить собирался. Бициллин в СССР ценился: секса же в стране не было, но триппер присутствовал.
Главному ветврачу Лужину я ситуацию объяснил. Ситуация простая: вместо лечения и реальной работы Лактин валял дурочку. Создавал видимость ветеринарной деятельности. Больше того, что он за годы распрыскивания во все стороны антибиотиков вырастил на ферме в плане микрофлоры — неизвестно. Но можно подозревать довольно неприятные вещи. А колол он коровам во всех случаях человеческую дозу — один флакон. Пересчитайте вес коровы и вес человека и поймете, что там никакого лечебного эффекта не было, а вот микрофлора к антибиотику устойчивость приобретала.
Но ветфельдшер на ставке главного врача совхоза товарищ Лужин тоже был членом КПСС и я услышал от него шокирующий ответ: если доярки просят, то не хрен выделываться! Или тебе лень укол корове сделать?
Получил здесь же от борзого практиканта встречный вопрос: вы с Лактиным кто? Дебилы или преступники? Не понимаете, что весь этот бициллин в молоке оказывается и потом люди это молоко пьют? Не понимаете, что у вас уже устойчивая к антибиотикам микрофлора не только в навозе, у коров, но еще и доярки контактируют…?
Поругались. Лужин на меня затаил злобу. Конфликт с доярками я уладил. На общем собрании им доходчиво рассказал, что к чему. Тетки призадумались. Даже были возгласы, что Сереге нужно уши надрать.
Ко времени собрания я уже успел зашить разорванный сосок у коровы-рекордистки из группы доярки-коммунистки. Раньше коров с такими травмами выбраковывали. А хорошую корову доярки терять не хотели. И вообще доярки поняли, что и без бициллина коровы потом не умирают от невеселых коровьих мыслей… у меня стал появляться авторитет.
Кстати, я всегда умиляюсь, когда ностальгирующие граждане вспоминают вкусное и полезное советское молоко. Со вкусом бициллина. А в совхозе «Хорольском» бардак еще не был особенно выдающимся. Совхоз считался крепким хозяйством…
* * *
Положение совхозного ветеринара было интересным в том плане, что он получал зарплату за работу в совхозе, а обслуживал еще и частный сектор, за который должны были отвечать районные ветеринарные станции. И лечил коров частников совхозными лекарствами, естественно. Всем это было выгодно. Совхозу — потому что значительную часть скота жители совхозного села сдавали на мясокомбинат через совхоз. Шло в план. Ветеринарной станции — не надо по ночам (а частник почти всегда бежал к ветеринару после рабочего дня) ездить по деревням на вызовы. Можно было получать зарплату и лечить изредка кошечек и собачек жителей районного центра. Чистенькая работа. Не послед у коровы вручную отделять.
Еще и совхозные ветеринары по специальности подчинялись главному ветеринарному врачу района, у которого ветеринарная станция была в штате. В результате, районное ветеринарное начальство переложило в те времена скот частного сектора совхозных и колхозных сел полностью на плечи совхозных ветеринаров.
Никто, разумеется, за это не доплачивал. За это и так зарплату ветстанция получала.
За год до моей практики институт закончил мой брат Славка и приехал в Ленинское работать ветврачам репродуктивной фермы. И едва не спился. Дело в том, что пока в селе единственным ветеринаром был Серега Лактин, частники платить совхозному ветврачу за лечение своего скота не считали нужным.
Через несколько дней после моего приезда в Ленинское поздно вечером пришел мужик и попросил посмотреть его корову. Из одного соска вымени жена во время дойки выдавила творожного вида массу вместо молока. Обычный мастит. Славка уже ушел по другому вызову. Я взял свою сумку ветеринара, пошел за мужиком.
Посмотрел корову. Ввел в вымя катетер, промыл. Ввел антимаститный препарат. Ничего сложного. Сказал. Чтобы жена за ночь раза четыре сдаивала из этой доли вымени.
Мужик спросил:
— А ихтиолкой мазать не надо?
— Зачем?
— Серега Лактин всегда мазал.
Выяснилось, что у коммуниста-ветеринара на все случаи жизни были два лекарства: бициллин и ихтиоловая мазь.
С мужиком состоялся диалог примерно такой:
— С вас 3 рубля.
— За что?
— Ну я же лечил вашу корову.
— Так