— Где она, мать вашу?
Луна соорудила свой собственный небольшой навес, более основательный и уединённый, чем прочие. Снежок всегда думал, что, если бы она могла поставить туда дверь с замком, она бы так и сделала. Теперь же всё исчезло — рюкзак, который Луна сделала из запасного лётного костюма, её инструменты и одежда, её самодельный деревянный гребешок, её драгоценный запас многоразовых тампонов.
Боннер метался среди того, что осталось, разбивая на куски стенки навеса. Он был голый, за исключением уже расползающихся шорт, его мускулы вздувались, а грязь была размазана по его лицу и груди, и в его колючих волосах; Снежок подумал, что в нём мало что осталось от того робкого молодого пилота, о котором он, помнится, заботился, когда они встретились в первый раз, при распределении на транспорт в Адриатике.
Ахмед вышел из-под собственного навеса, завернувшись в серебристое одеяло из комплекта для выживания.
— Что тут происходит?
— Она ушла. Она, мать твою, ушла! — бушевал Боннер.
Бокоход шагнул вперёд.
— Нам всем прекрасно видно, что она ушла, идиот.
Боннер бросился на него, нанося резкий ударом. Бокоходу удалось уклониться с пути движения кулака молодого пилота, но он получил удар в висок и упал навзничь.
Снежок бросился вперёд и схватил руки Боннера со спины.
— Ради бога, Бон, успокойся.
— Этот яйцеголовый ублюдок насаживал её. Он всё это время насаживал её.
Ахмед выглядел крайне встревоженном — ещё бы, думал Снежок, потому что, если Луна ушла, забрав их единственную надежду оставить потомство, все его грандиозные планы оказались разрушенными прежде, чем начали воплощаться в жизнь.
— Но почему она ушла? — стонал он. — Зачем быть одному? В чём тогда смысл?
— А в чём вообще смысл чего-либо из всего этого? Мы все собираемся умереть здесь. Это никогда бы не стало работать, сплот. Никакое болотное железо в мире не изменило бы сути происходящего, — сказал Снежок.
Бокоход изобразил ухмылку.
— Не думаю, что в данный момент Боннер волнуется о судьбе человечества. Так ведь, Бон? Всё, что его беспокоит — то, что единственная в мире дырка исчезла, и он так ни разу и не воспользовался ею…
Боннер заревел и снова рванулся, но на сей раз Снежку удалось его удержать.
Кашляя, Ахмед побрёл обратно к своему укрытию.
Когда восстановился относительный покой, Снежок подошёл к стойке, где они развесили вереницу освежёванных кроликов, и начал готовить пищу.
Прежде, чем первый шашлык из кролика прожарился на огне, Боннер упаковал вещи. Он стоял в сгущающихся сумерках перед Бокоходом и Снежком.
— Я валю отсюда, — сказал он.
Бокоход кивнул.
— Идёшь искать Луну?
— А ты как думаешь, мозготрах?
— Я думаю, что у неё хорошая десантная подготовка. Её будет трудно выследить.
— Я справлюсь, — прорычал Боннер.
— Выжди до утра, — разумно предложил Снежок. — Возьми сколько-то еды. Ты нарываешься на неприятности, если уходишь в ночь.
Но рассудительная часть мозгов Боннера, похоже, выключилась навсегда. Он одарил их испепеляющим взглядом своей грязевой маски, все его мускулы были напряжены. Затем он ушёл, и его неуклюжий свёрток колотился по спине.
Бокоход положил ещё кусок кролика в огонь:
— Это последний раз, когда мы видим его.
— Думаешь, он найдёт Луну?
— Нет, если она увидит, что он приближается, — Бокоход выглядел задумчивым. — А если он попробует принудить её силой, она его убьёт. Она в этом деле сурова.
Кролик был почти готов. Снежок вытащил его из огня и начал стягивать его куски с вертела и раскладывать на их грубые деревянные блюда. Каждый вечер он делил их еду на пять частей. Теперь, когда Боннер и Луна ушли, он поделил её на троих.
Он и Бокоход просто немного поглядели на эти три порции. Ахмед всё ещё был в своём укрытии. С глаз долой — из сердца вон. Снежок поднял третье блюдо и лезвием своего ножа сгрёб мясо на два других блюда.
— Если Ахмед поправляется, он сможет позаботиться о себе. Если нет, то мы ничего не сможем сделать для него.
Какое-то время они жевали крольчатину.
— Я уйду завтра, — сказал затем Снежок.
Бокоход промолчал в ответ.
— А ты как? Ты куда пойдёшь?
— Думаю, я хотел бы изучить мир, — сказал Бокоход. — Пойду, погляжу города. Лондон. Париж, если смогу перебраться через Ла-Манш. Узнаю побольше о том, что случилось. Многое из этого, наверное, уже пропало. Но кое-что из этого должно быть похожим на руины Римской империи.
— Никто и никогда больше не увидит такие достопримечательности, — сказал Снежок.
— Это точно.
Снежок нерешительно спросил:
— А что будет после этого? Я имею в виду, когда мы станем старше. Не такими сильными.
— Не думаю, что это обещает быть проблемой, — лаконично сказал Бокоход. — Вызовом будет твой выбор: как ты захочешь жить. Чтобы убедиться, что у тебя под контролем хотя бы это.
— Когда ты увидишь всё, что хотел увидеть.
— Да когда угодно, — он улыбнулся. — Возможно, в Париже останется несколько окон, которые можно будет выбить. Бренди тысячелетней выдержки, чтобы выпить. Я бы им насладился.
— Но, — осторожно сказал Снежок, — не будет никого, кому можно об этом рассказать.
— Мы всегда это знали, — резко сказал Бокоход. — С того самого момента, когда выкарабкались из Ямы в ту древнюю дубраву. Это было очевидно даже тогда.
— Возможно, тебе, — сказал Снежок.
Бокоход потёр висок, где от удара Боннера вскочила здоровая шишка.
— Это работает мой большой мозг. Генерируя одно бесполезное заключение за другим. И всё это ничего не меняет, вообще ничего. Послушай. Давай, договоримся. Мы выберем место встречи. Мы будем стремиться увидеться, каждый год. У нас может и не получиться делать это всякий раз, но ты всегда сможешь оставить мне какое-то сообщение.
Они выбрали место — Стоунхендж, на возвышенности равнины Солсбери, который по-прежнему оставался точным — и время, летнее солнцестояние, которое легко было отследить, обладая дисциплинированностью в учёте времени, которую привил им Ахмед. Это была хорошая идея. Так или иначе, даже сейчас Снежка успокаивала мысль о том, что у его будущего появится хоть какая-то структура.
Когда они закончили есть, их окутывала темнота. Холодно не было, но Снежок достал для себя одеяло, грубо сотканное из коры, обернул его вокруг плеч.
— Слышь, Бок? А он был прав?
— Кто?
— Боннер. Ты пользовал Луну?
— Он был чертовски сильно прав. Я её пользовал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});