Но зачем ехать в такую даль, в Йормсвик, чтобы легко сдаться в надежде (возможно, тщетной) сохранить жизнь? Для вернувшегося домой могло считаться достижением уже то, что он сражался у этих стен и остался в живых, но, по правде говоря, не таким уж большим.
Немногие наемники давали себе труд взобраться на крепостную стену, чтобы понаблюдать за поединком, в большинстве своем это были товарищи того, кто вытянул руну с мечом. С другой стороны, повседневная жизнь ремесленников, рыбаков и купцов города, раскинувшегося за стенами, была бедна развлечениями, так что обычно они откладывали свои дела и шли посмотреть, когда приходила весть о новом вызове на поединок.
Они заключали пари — эрлинги вечно заключали пари, — обычно на то, сколько продержится новая жертва перед тем, как ее выбьют из седла или обезоружат, и будет ли очередной кандидат убит или ему позволят хромать прочь.
Если вызов приходил рано утром — как сегодня, — шлюхи обычно спали, но когда крики о поединке разносились по улицам и переулкам, многие из них выползли наружу, чтобы увидеть схватку.
Всегда можно было вернуться в постель, посмотрев, как глупца прикончат, может, даже выиграв монетку-другую. Можно было даже привести с собой плотника или парусного мастера до того, как тот вернется к себе в мастерскую, и таким образом заработать еще монетку. Драка иногда возбуждает мужчин.
Девушка по имени Тира (судя по цвету волос и кожи, она была, по крайней мере отчасти, валесканкой) стояла среди тех, кто явился к воротам, когда разнесся слух, что брошен вызов. Она была одной из новых шлюх, прибыла с востока весной вместе с караваном купцов. Слишком костлявая и слишком острая на язык (и склонная пускать его в ход). У нее не было оснований надеяться увеличить свое благосостояние или заработать достаточно денег на постель в комнате на первом этаже дома с таверной.
Эти девушки приезжали и уезжали или умирали зимой. Пустая трата времени жалеть их. Жизнь везде трудна. Если девушка настолько глупа, что ставит серебряную монету на крестьянина, который явился для поединка, то все, что нужно сделать, это прикусить монету, чтобы убедиться в ее подлинности, и как можно быстрее поставить часть денег против — даже при сделанных ставках.
Как она заполучила эту монету — не вопрос, все девушки воруют. Серебряная монета означала для такой девушки, как Тира, неделю работы на спине или на животе и ненамного меньше работы, и более тяжелой, для ремесленника города. Чтобы собрать сумму на пари с ней, пришлось скинуться нескольким из них. Деньги отдали, как обычно, кузнецу, который имел репутацию честного человека с хорошей памятью и тяжелыми кулаками.
— Почему ты это делаешь? — спросила Тиру одна из других девушек.
Все зашевелились. На бросающих вызов обычно не ставят с намерением выиграть.
— Они вчера полночи пытались его найти. Гурд и остальные. Он был в таверне Храти, и они за ним погнались. Я считаю, если он смог прятаться от дюжины наемников всю ночь, то сможет справиться с одним из них в бою.
— Это не одно и то же, — возразила женщина постарше. — Здесь не спрячешься.
Тира пожала плечами.
— Если он проиграет, возьмете мои деньги.
— Смотрите, как она швыряется серебром, — фыркнула другая женщина. — Что произойдет, если Гурд сам выедет на поединок, чтобы закончить то, что ему не удалось?
— Этого не будет. Гурд — ярл. Он слишком себя уважает. Уж я-то знаю. Он теперь ходит ко мне.
— Ха! Он поднимается к тебе по этой сломанной лестнице только тогда, когда другие шлюхи заняты. Не воображай о себе невесть что.
— Он был у меня вчера ночью, — оправдывалась Тира. — Я его знаю. Он не станет драться… это ниже его достоинства и все такое.
Кто-то рассмеялся.
— Неужели? — спросил кто-то еще.
Ворота распахнулись. Из них выезжал человек. Раздался ропот, потом снова смех в адрес девушки. Иногда люди так глупы, просто невозможно их жалеть. Надо извлекать из этого пользу. Те, кто не успел побиться об заклад, ругали себя.
— Отдай деньги сейчас, — сказал кузнецу парусный матер с изрытым оспой лицом по имени Стерми, толкая его локтем. — Этот парень — покойник.
Чайки кружились, ныряли в волны, снова взлетали с криками.
— Глаз Ингавина! — воскликнула девушка по имени Тира, потрясенная. Толпа смотрела на нее с насмешкой. — Почему он это сделал?
— Вот как? Мне кажется, ты сказала, что знаешь его, — с хохотом заметила другая шлюха.
Они смотрели, большая, шумная группа людей, как Гурд Толсон — уже два года бывший предводителем небольшой дружины, заслуживший право не участвовать в поединках, если сам не захочет, — выехал в великолепных доспехах из открытых ворот Йормсвика и двинулся мимо них, без улыбки, к парню, ожидающему на каменистом берегу верхом на сером коне.
Берн уже помолился. Прощаться ему было не с кем. Никто ничего не потеряет, если он умрет. Такая возможность существует. Человек делает свой выбор, в море и на суше или где-то между тем и другим, на границе.
Берн немного подал Гиллира назад, когда к нему приблизился наемник, вытянувший жребий на поединок. Он знал, что хочет сделать, но понятия не имел, сумеет ли. Это опытный воин. На нем железный шлем, кованая кольчуга, круглый щит у седла. Зачем ему подвергать себя хоть малейшему риску? Именно в этом Берн видел свой шанс, каким бы маленьким он ни был.
Воин из Йормсвика подъехал ближе; Берн еще немного отодвинулся назад по каменистому берегу, словно отступая. Теперь он стоял у кромки прибоя, в мелкой воде.
— Где ты прятался вчера ночью, козопас?
На этот раз его невольное отступление еще дальше в воду было не притворным, инстинктивным. Он узнал этот голос. Он не разобрался, который из мужчин прошлой ночью в пивной был Гурдом. Теперь узнал: крупный желтоволосый игрок в кости за ближним к нему столом, который заметил, как он расплатился и поспешно ушел.
— Отвечай, кусок дерьма. Ты все равно тут умрешь. — Гурд обнажил свой меч. Стоящие у стен зрители зашумели.
В тот момент, при звуках этого презрительного, уверенного голоса, при воспоминании об этом человеке прошлой ночью, Берна охватило редкое для него чувство. Обычно он держал себя в руках, был осторожным — единственный сын человека, слишком хорошо известного своей вспыльчивостью. Но защитная стена внутри его рухнула на том берегу у Йормсвика, пока море плескалось вокруг копыт его коня. Он заставил Гиллира отступить, пританцовывая, еще дальше в воду — на этот раз намеренно — и ощутил внутри себя жар внезапной ярости.
— Ты — жалкое подобие эрлинга, тебе это известно? — резко ответил он. — Если я, по-твоему, пропахший навозом пастух, тогда почему ты не сумел меня найти прошлой ночью, Гурд? Почему сегодня понадобился ярл, чтобы прикончить обыкновенного пастуха? Или чтобы пастух его убил? Я одолел тебя вчера ночью, одолею и сейчас. По правде говоря, мне нравится твой меч. Мне будет приятно им сражаться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});