Читать интересную книгу Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

Третьяк прав — наша команда в тот день была просто на себя не похожа. Утверждаю это как очевидец, который отсмотрел весь матч от начала до конца. Плохо играли все: и защита, и нападение. Третьяк тоже не показал своей лучшей игры, но в большинстве голов его вина была минимальная — прозевала защита. Именно поэтому уже в середине игры наши тренеры посадили на скамейку запасных двух защитников — Александра Гусева и Сергея Бабинова, которые не справлялись со своими обязанностями. И матч мы доигрывали с двумя парами защитников. Был посажен отдыхать и Валерий Харламов, у которого в этой игре тоже ничего не получалось. Да что говорить: будь у тренеров такая возможность, они бы посадили на скамейку запасных чуть ли не всю команду. А играть тогда с кем? В итоге оставшиеся игру домучили, уступив шведам со счетом 1:5. Для нашей сборной это был первый тревожный звонок.

Вечером во вторник, 3 мая, Леонид Брежнев открыл у себя на даче в Заречье дневник и записал в него свои впечатления о прошедшем дне. Впечатления были следующими: «Вес — 85 300. Беседа с Рябенко (начальник охраны генсека. — Ф. Р.). Разговор с Черненко К. У. По повестке дня Политбюро.

Портные — костюм серенький отдал — и тужурку кож. прогулочную взял.

Позвонил Ю. В. Андропов — приехал мы с ним беседовали. Работал с Дорошиной».

4 мая в Вене сборная СССР по хоккею встречалась с командой Чехословакии. Это была вторая игра на чемпионате этих команд, и, как мы помним, первую выиграли советские хоккеисты со счетом 6:1. Однако после того, как наши ребята уступили шведам и полоса везения для них закончилась, никто из специалистов уже не брался безоговорочно отдавать им победу. И если каких-нибудь несколько дней назад все австрийские газеты только и делали, что предрекали советской сборной досрочную победу на чемпионате, то теперь комментарии были более осторожными.

Вспоминает В. Третьяк: «После поражения от шведов атмосфера в команде переменилась. На смену благодушию пришло нервическое ощущение потери. Как будто нам теперь предстояло участвовать в погоне за чем-то украденным.

И посыпалось с разных сторон: «вы должны», «вы обязаны», «вам надо», «должны, должны, должны»… Человек посторонний, услышав все это, мог, наверное, решить, что, если мы не выиграем первое место, настанет конец света. Такая «накачка» не сулила ничего хорошего — это подтвердил уже следующий матч, с чехословацкой командой.

На этот раз соперники поставили в ворота Дзуриллу. Первый же период окончился со счетом 3:0 в пользу ЧССР. Что случилось — до сих пор не могу понять. Защита опять играла из рук вон плохо. Нападающие были беспомощны.

Понурые, потерянные, мы брели в раздевалку. Не хотелось смотреть друг другу в глаза. Никто не узнал бы в этот момент сборной СССР. В коридоре меня догнал Владимир Петров.

— Ты кончай шайбу вперед отбивать, — проворчал он.

— А ты лучше бы обороне помогал, — огрызнулся я.

И это было непохоже на нас — чтобы в перерыве между периодами, как бы трудно ни складывался матч, мы затевали перепалку. И это говорило о том, что команда больна.

Второй период начался с того, что соперники забросили нам четвертую шайбу. При явной пассивности защитников они били, били и забили-таки нам гол. Я почувствовал нечто похожее на панику. «Ну давайте, ребята, возьмите себя в руки, — мысленно умолял я. — Мы же десятки раз выигрывали у сборной Чехословакии! Мы же сильнее…» Харламов, Михайлов и Балдерис отквитали три гола, но большего сделать не удалось. Дзурилла был на высоте. Итак, еще одно поражение…»

Два проигрыша подряд хотя и отбросили нашу сборную назад, но не настолько, чтобы впадать в панику. У нас еще была возможность собраться и довести чемпионат до победного конца. Но для этого надо было выиграть следующий матч — с канадцами, который должен был состояться 6 мая. Но канадцы, которые начало чемпионата откровенно провалили (нам они проиграли 11:1), теперь наверстывали упущенное: они сыграли вничью с чехословаками (3:3), затем разгромили шведов (7:0). И теперь то же самое собирались проделать и с советской сборной.

Обе команды вышли на лед за час до начала игры — чтобы размяться. И тут канадцы показали себя во всей своей хулиганской красе. Когда шайба из их зоны случайно залетела на советскую сторону и ее коснулся Геннадий Цыганков, сразу несколько канадцев как коршуны налетели на него, и только вмешательство других игроков остановило намечавшуюся было драку. А когда разминка закончилась и команды потянулись в раздевалки, один из канадцев демонстративно швырнул шайбу прямо в Третьяка. Но и это было еще не все. В коридоре канадцы внезапно стали грязно ругаться в адрес наших ребят, обзывая их самыми последними словами. Лица у заокеанских профи были перекошены от злобы, на губах у многих появилась чуть ли не пена. Третьяк, который много чего успел повидать, и тот удивился и спросил у своего старого приятеля Аги Кукуловича (тот долго работал в московском представительстве авиакомпании «Эр Канада»): «Что же это за банду вы привезли в Вену?». На что Аги ответил: «Мне самому за них стыдно».

Вспоминает В. Третьяк: «Счет в этой встрече открыл Цыганков. Вскоре канадцы забили ответную шайбу, и здесь снова произошло то, о чем до сих пор я вспоминаю с отвращением. Соперники подкатывали к моим воротам и орали прямо в лицо: «Что, съел, проглотил шайбу?!» Они хотели вывести меня из равновесия, но добились обратного. Я сказал себе: «Все, этот гол последний в твоих воротах». Так и получилось. Больше они мне не забили.

Их бесило то, что наши игроки не поддаются на мелкие провокации, не отвечают ударом на удар. Канадские хоккеисты были просто вне себя. План запугивания провалился. Судьи проявили твердость, не прощая ни одной из их выходок. Удаления назначались одно за другим, канадцы сорвали голоса, ругаясь с арбитрами, но все было напрасно. Нарушителей отправляли на скамью, а мы в это время забивали шайбы… (Канадцы установили в этом матче рекорд чемпионата, набрав 52 минуты штрафного времени. — Ф. Р.).

Грубиян Пэйман, приставленный глядеть за Якушевым, выполнял свою миссию весьма «оригинально»: он цеплял Сашу крюком за шею. Рассел орудовал своей клюшкой, как оглоблей в деревенской драке, а когда его наказали, он устроил на скамье штрафников настоящую истерику — швырнул на землю шлем и разразился потоком брани. После сирены, известившей о том, что профессионалы проиграли со счетом 1:8, Маккени в бессильной злобе ткнул клюшкой в живот Шадрина…»

В субботу, 7 мая, в пять вечера Леонид Брежнев специально отложил все дела и занял место у телевизора. Нет, показывали не его любимый хоккей или концерт не менее любимого Николая Сличенко. Состоялась премьера документального фильма «Повесть о коммунисте», в котором речь шла о ратном пути генсека. Премьера этого фильма, снятого режиссерами И. Бессарабовым и А. Кочетковым, на широком экране состоялась, как мы помним, в декабре прошлого года — в дни, когда отмечалось 70-летие Брежнева. Люди шли на него вяло, предпочитая более смотрибельное кино, из-за чего было принято решение загонять на него публику по разнарядке: людей освобождали от работы и вели в кинотеатры. Потом, когда и это мало помогло, решили прогнать картину по «ящику». Не знаю, как другие, но я эту фильму проигнорировал.

Но отложим в сторону дела серьезные и поговорим о делах амурных. В те дни внучку генсека Викторию Брежневу, которая училась на театроведческом факультете ГИТИСа, угораздило влюбиться в студента факультета музкомедии этого же института Геннадия Варакуту. Ситуация усугублялась тем, что Виктория на тот момент была замужем, имела ребенка, а ее кавалер слыл в студенческих кругах как отъявленный плейбой (по слухам, до Виктории он крутил амуры с одной из дочерей главного коммуниста Чили Луиса Корвалана). Естественно, когда про эту связь узнал Брежнев, он приложил максимум усилий к тому, чтобы расстроить эти отношения. Но сделал это не сам, а передоверил дело своему человеку на Лубянке — первому заму председателя КГБ Георгию Циневу. Тот, в свою очередь, решил посоветоваться с Андроповым, на что тот ответил коротко: «А чего думать: надо выгнать парня из института и отправить из Москвы на родину, в Киев». Идея Андропова всем понравилась, однако прежде чем парня выгнать, его, нужно было на чем-то поймать. За этим дело не стало. Вскоре в общаговской комнатушке Варакуты, в его прикроватной тумбочке, были якобы случайно найдены легкие обезболивающие медикаменты, которые объявили наркотиками. Встал вопрос об отчислении Варакуты из института. Но тут на его сторону встал ректор ГИТИСа, который знал провинившегося как талантливого и прилежного студента. «Пропесочим его как следует на комсомольском собрании, но отчислять-то зачем?» — возмущался ректор. Пришлось чекистам подключать к этому делу самого министра культуры Демичева. После его телефонного звонка ректор вынужден был сложить оружие.