Читать интересную книгу "Bad idea - Ана Эспехо"

начинает ржать. Достает письмо из конверта и тут же замолкает, а улыбка сходит с лица.

– Я знаю, что должна была посоветоваться с тобой и предупредить, но зная тебя, ты скорее всего бы отказался. – Глаза Харда стремительно бегают туда-сюда по строчкам. – Поэтому я отправила заявление от твоего имени, написав эссе и приложила твои рисунки. И решила ничего тебе пока не говорить. Если не поступишь, то как будто ничего и не было, а если зачислят, сделаю всё, чтобы ты согласился.

Распинаюсь перед ним, а он даже не реагирует! Для одного заявления Томас читает его мучительно долго.

– Том, ты поступил в Художественную академию в Цинциннати… – и я вижу, как крупные капли слёз падают на листок бумаги, оставляя мокрые пятнышки. – Том?

Вместо ответа Хард утыкается лицом в изгиб моей шеи и судорожно вздыхает, находясь на грани эмоционального взрыва. Удушливые и сдавленные всхлипы из его груди и тело содрогается. Крепко обнимаю его и запускаю пальчики в шелковистые волосы, пока мой мальчик плачет у меня на плече.

– Ты осуществила мою мечту… – Хард вытирает свои заплаканные глаза и смотрит совершенно иным взглядом полного благодарности и бескрайней любви. – Сам бы я никогда не рискнул.

– Так значит ты не сердишься? – У самой по щекам бегут слёзы.

– Конечно, нет, – целует своими мокрыми и солеными губами мои, рассеивая все мои тревоги.

– Ты понял, что академия в Цинциннати? – болезненный вопрос, сулящий нам отношения на расстоянии.

– Если ты не захочешь, я никуда не поеду, Майя, – Том бережно вытирает мои слезки большими пальцами и целует красный нос. Это именно то, что я хотела услышать!

– Я буквально тебя устроила туда. Не дай моим трудам пропасть даром.

Хард звонко смеётся и у меня в душе воспламеняется пожар, но не сжигающий все на своем пути, а согревающий.

– Я люблю тебя, Льюис.

– Я тебя сильнее, Хард…

ЭПИЛОГ

Художественная академия предоставила в распоряжение Харда целую галерею, в которой он работал над финальными штрихами своих картин и готовился к своей первой выставке.

Всю дорогу до Цинциннати я провела в тревоге и жутком волнении. Не знала, как Томас встретит меня и будет ли рад. Знаю, что это глупо, ведь именно Хард упрашивал меня приехать, желая показать галерею без посторонних глаз. Понимаю, что мои страхи неоправданные, однако, чем ближе я подъезжаю к галерее, тем сильнее стучит сердце в груди. Мы смогли продержаться год в отношениях на расстоянии, но даже эта чудесная мысль меня не успокаивала. Наоборот, с каждым новым километром я дергалась все сильнее и сильнее, и смогла успокоиться только когда такси остановилось около главного входа. Водитель не успел заглушить двигатель, как я увидела Томаса у парадных дверей. Непринужденного, но тревожно вглядывающегося вдаль.

– Спасибо, – расплатившись за поездку, пулей вылетаю из машины и топчусь на месте как потерянная малышка жутко соскучившаяся по своему парню. Хард специально бесит меня своей неприступностью и громко хмыкает. Склонив голову на бок оценивает насколько еще хватит моей выдержки. Брюнет хочет, чтобы я сдалась первая. И я совершенно не против, потому что желание обнять и вдохнуть его запас сильнее жажды победы.

Срываюсь с места и на ходу запрыгиваю Харду на руки. Он ловит меня в свои стальные объятья без особых усилий и крепко поддерживает за задницу. Не позволяю ему и слова вымолвить, впиваясь в самые сладкие и любимые губы. Целую с упоением и страстью, вкладывая в наш поцелуй тоску от разлуки.

– Я по тебе так соскучился, – левой рукой Томас обвивает меня за талию, а правой отодвигает спадающие волосы на лицо, чтобы лучше рассмотреть.

– Я чувствую, Хард, – хихикаю ему в губы и оттягиваю любимые жесткие кудряшки.

– Не обязательно всё опошлять, Льюис, – широкие ладони кареглазого черта перемещаются на мою задницу и требовательно сжимают, подтверждая мои слова о его несдержанности и желание.

– Кто бы говорил, – отстраняюсь и жмурясь от яркого солнца, разглядываю Томаса долгим взглядом заскучавшей девушки. Хард бережно ставит меня на землю и прижимается губами к виску. Замирает на целые секунды, тактильно ощущая, как венка стучит на виске и наполняется ароматом моих духов, что окутывает его как облако.

– Идем, я должен тебе всё показать, – Том берет меня за руку, сплетая пальцы и открывает передо мной дверь в свою обитель творчества и свободы мысли.

Внутри галереи свободно и светло. Прозрачные перегородки разделяют один большой зал пополам, давая возможность художникам представить сразу несколько тематических экспозиций за одну выставку. Сама картинная галерея имеет идеально-овальную форму со стеклянной крышей, и я даже вообразить себе не могу, насколько красиво и волшебно здесь ночью. Смотреть на звездное небо, видеть капли дождя стекающие по стеклу или наблюдать за солнечными зайчиками.

– Боже, Том, здесь столько света и простора, – развожу руки в стороны и подобно птице кружу вокруг себя, наступая на солнечные островки на ламинате, льющиеся из панорамных окон. Хард привел меня в небольшой зал, чтобы я любовалась его новыми картинами, пока он любуется мной. Я выгляжу весьма обычно и естественно: светло-голубые джинсы по ноге, белая футболка и желтая шифоновая кофточка на мелких пуговичках. Во имя сохранения тишины и покоя надела бежевые балетки, чтобы посторонними звуками не нарушать таинственную и неприкосновенную тишину в храме искусства.

Томас разглядывает меня с головы до пят, сканируя своими карими глазами, пока я внимательно изучаю новые холсты моего юного художника. Брюнет держится на расстоянии, позволяя ближе познакомиться с его работами. От его присутствия волоски дыбом встают на затылке и мурашки бегут по спине. Хард ничего не делает, а я все равно не могу сосредоточиться, находясь в его власти.

– Это новые?

Незнакомка на картине сидит в захудалом баре, атмосфера и стиль которого Томас отчетливо передал при помощи грубых линий и штрихов, подчеркнув треснутую столешницу барной стойки, обшарпанные полы и старые обои. В компании бутылки спиртного девушка придается своему одиночеству, вперив пустой взгляд в пространство. Есть что-то трагичное и печальное в истории молодой особы, которая коротает своё время в баре.

– Да, – Томас негромко отвечает на мой вопрос. Магия картин Харда работает великолепно, потому что на одно мгновение я и забыла о его существование, погрузившись в историю на полотне.

Другая картина изображает самодостаточную женщину, которая по красоте своей может сравниться с греческой богиней. В пышных бедрах и упругих очертаниях груди под платьем видна твердая рука Томаса, который прорисовывает каждую линию, уделяя этим деталям большое внимание.

– Я бы спросила кто