Уже сорвав вентиль на баллоне с воздухом, я почуял, что делаю какую–то совершенную ерунду, но назад пути не было.
Я упал Билли на спину, обхватил его руками, и тут мой костюм раздуло, как воздушный шарик. Мы сначала еще немного погрузились в ил, но через несколько секунд нас потащило наверх. Я больше не мог обнимать Билли и только старался поглубже вогнать пальцы ему под пояс. Воздух так и рвался в перетянутые рукава.
Билли, разумеется, тоже слегка поддул свой костюм, а то бы его капитально засосало, но кто–то из нас должен был сохранить подвижность. И конечно, Билли скорее удавился бы, чем оставил на дне казенное имущество. Что копеечный бронежилет, что плазменное ружье стоимостью в полмиллиона.
Через минуту диспозиция была следующая – я, кроя Билли последними словами, болтался на поверхности озера, а виновник торжества, нервно хихикая, сидел на берегу.
– Ты где там, командир? – спросил он. – Ага, вижу. Не дергайся.
Я находился, образно говоря, внизу костюма.
– Не вздумай дырявить комбез, придурок! Я же не попаду! Ни в штаны, ни в рукава! Утону к чертовой матери!
– Спокойно, командир. Я сейчас твой аэростат зацеплю «кошкой» аккуратно, подтяну к берегу и попробую чего–нибудь на тебе расстегнуть.
Еще через пять минут мы сидели на берегу уже оба, густо облепленные илом и тиной, и отходили от случившегося. В наушниках восторженно щебетала Кларисса и ругался лейтенант.
– Искупались, хлоп твою железку, – сказал Билли. – Командир, разреши глупый и неуместный вопрос. А за каким хреном ты нырнул?
– За тобой, – ответил я.
– Вопросов больше не имею, – кивнул Билли.
Более идиотский способ вытащить Билли, чем придумал я, трудно было найти. На какое–то время мы оба стали абсолютно беспомощны. К счастью, то ли мы своими упражнениями окончательно запугали монстра, то ли он, не будь дурак, из озера потихоньку уполз.
Я бы сам уполз, когда такие чудовища в воду падают.
А всего–то надо было мне подогнать сюда «тэшку», выдвинуть манипулятор и пошарить по дну. Ничего бы там с Билли не сделалось. Правда, ил ледяной, так и комбез с обогревом… Но я, зная опасливый характер монстра, запретил себе думать о машине. Я все надеялся, что вот–вот снова пропадет связь, и неведомое прыгнет на нас, клацая зубищами.
Билли уставился на противоположный берег озера.
– Что? – спросил я.
– Сделай увеличение до максимума. Ближе к тому краю поверхность не такая, как здесь.
Я подкрутил линзы своей маски и увидел, что Билли прав. Ряска там, куда он указывал, выглядела неплотной. Я встал и расфокусировал взгляд. Точно. Ближе к тому краю на поверхности озера было пятно. Большое–пребольшое. Как будто там что–то регулярно всплывало, тревожа ряску, не давая ей затянуться.
– Все–таки мы не промахнулись, – заключил Билли. – Здесь оно. Между прочим, и заросли на том берегу не такие плотные. Командир, есть предложение. Давай сегодня на ту сторону не полезем? Устал я. Во всех смыслах. И тебе восстановиться хорошо бы.
Я встал и мысленно позвал Сару. Почему–то мне это раньше не приходило в голову. Я вообще глупо вел себя нынче и мало конструктивного родил за день. Старею, наверное. Надо было подманивать Сару постоянно. Ловить момент, когда невидимая дверь, отсекающая девочку от мира, распахнется. Она ведь открывается иногда. Девочка сразу почувствует непреодолимое желание выглянуть на свет. И выглянет, если сможет. А я уж ее не упущу.
– Без толку, командир, – Билли сплюнул. – Барьер. Клиент знает, что мы здесь. Он чует электронику. Любые цепи. Как я сразу не догадался… Сюда надо идти налегке. Даже стволы брать нельзя, вот обида, хлоп твою железку. Голыми руками будем девчонку выковыривать.
– Думаешь, она – там? – Я ткнул пальцем в пятно на озере.
– А разве есть варианты? Конечно, там. Готов забиться на двадцатку. Ненормальная, чего с нее взять.
Билли говорил так уверенно и с такой неподдельной тоской, что у меня побежали мурашки по спине. Вдруг захотелось увидеть здесь, на берегу, Джонсона. Пусть он сунет руку в озеро, вытащит монстра за шкирку и вздует его хорошенько.
Билли пригляделся ко мне, встал и толкнул меня локтем.
– Даже не думай, – сказал он. – Мы справимся. Ты это… Ну, ты понял.
– Угу. Пошел за бензином.
Как многие военные, Билли терпеть не может, когда у командира случаются приступы малодушия.
Среда. Утро
Просыпаюсь и думаю – чего это Билли такой счастливый?
Напарник мой стоит посреди комнаты на голове и чешет пятки одна о другую. Он еще не вполне одет, зато умыт, выбрит, благоухает дорогим одеколоном.
– Доброе утро, командир, – говорит Билли. – Слушай, я прикинул… Если мы сегодня закончим тут дела, Джонсону об этом знать не обязательно?
Черт возьми, еще прошлым вечером его черная физиономия была почти серой и излучала вселенскую скорбь. А нынче с утра эта радостная антрацитовая морда выражает полную готовность одним махом закончить дела.
Он всегда такой, наш Билли, когда протрезвеет, выспится и подкачает энергетику до нормы.
– Кто знает, что знает Джонсон? – отвечаю я риторическим вопросом.
Билли хмурится. В положении вверх ногами это выглядит забавно.
– Допустим, я задержу доклад, – уточняю. – Но если босс следит за нами, может получиться некрасиво.
Билли перетекает из стойки на голове в нормальное положение. Думает он о Джонсоне. Прикидывает шансы. У босса помимо нас еще шесть пар таких курьеров. Где сейчас коллеги и друзья, какой заботы требуют… Ага, вот Билли уже ребятами заинтересовался. Того и гляди, начнет разнюхивать, как у них дела. Ребята его внимание почувствуют, в долгу не останутся, прощупают нас. Эту ненужную активность учует Джонсон – и призадумается, зачем оно. Пойдет по цепочке, вычислит того, кто первый начал.
Билли косится на меня и вздыхает. Сам пришел к тем же выводам.
– Что с тобой? – спрашиваю.
– Увидишь, – отвечает Билли загадочно и сладко щурится.
Я встаю и иду в душ. По дороге пытаюсь мысленно отсканировать город. Получается, но, увы, слишком много шума. Здесь все помнят о нашем присутствии и думают о нас, в той или иной степени. Ничего конкретного уловить не могу.
Зато после такой разминки я уверен, что тоже окончательно протрезвел и неплохо отдохнул. Мой дар наконец–то работает в полную силу. Нет, не так. Дело не в силе, не в мощности… Точность появилась и тонкость. Вчера я мог отогнать от себя человека усилием воли, а сегодня – попрошу его сделать, что мне надо.
Я не «отключаюсь» от города и через несколько минут начинаю различать оттенки. На воображаемой карте разгораются пятнышки сильных эмоций. Любовь, ненависть, боль, страх. Мало страха, это здорово. Мало ненависти. Повсюду радуются дети. Они умеют радоваться, как яркие огоньки. А вот черное пятнышко, но я стараюсь его не замечать. Не могу сейчас работать с малышкой Роудс, это вымотает меня. Та–ак, а там у нас кто? Знакомый рисунок. Неужели Кларисса? Вся в смятении и томлении. Запомним. А это…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});