Читать интересную книгу Иван III - Николай Борисов

Эту новую «холопскую» систему отношений — как полагают, вполне оправданную и исторически неизбежную — пришлось создавать на костях недовольных. Ее строительство заняло несколько десятилетий. Но уже Иван Грозный, окончив дело, изобразил его в своей чеканной формуле: «А жаловати есмя своих холопей волны, а и казнити волны же есми были» (15, 40). Иными словами, жизнь и свобода каждого — собственность государя. Он волен распоряжаться ими по своему усмотрению.

Холопство как сложная и многогранная система выросло на русской почве и было порождено главным образом общей бедностью страны, слабым развитием городской жизни, тяжелыми природно-климатическими условиями. Однако не обошлось и без дурного примера Орды. Татарские ханы вынуждены были решать задачи, во многом сходные с теми, которые стояли перед строителями Московского государства. Соответственно и системы общественных отношений оказались в значительной мере «совместимыми».

Наши летописи деликатно умалчивают о том, как вели себя в ханской ставке прибывавшие туда со всех концов вассалы. Однако описания иностранных послов, побывавших в Орде, позволяют составить об этом некоторое представление.

Бродившая по вольным степям Орда была проникнута духом раболепия. Вот, например, что увидел Иосафат Барбаро в ставке одного из татарских правителей — хана Кичик-Мехмеда (1435–1465): «Мы отправились к ставке царевича, которого нашли под шатром и в окружении бесчисленных людей. Те, которые стремились получить аудиенцию, стояли на коленях, каждый в отдалении от другого; свое оружие они складывали вдалеке от царевича, на расстоянии брошенного камня. Каждому, к кому царевич обращался со словами, спрашивая, чего он хочет, он неизменно делал знак рукой, чтобы тот поднялся. Тогда проситель вставал с колен и продвигался вперед, однако на расстояние не менее восьми шагов от царевича, и снова падал на колени и просил того, чего хотел. Так продолжалось все время, пока длился прием» (2, 144).

Записывая еще свежие воспоминания о временах Ивана Великого (именно так он называет, согласно московской традиции, Ивана III), С. Герберштейн замечает: «Впрочем, как он ни был могуществен, а все же вынужден был повиноваться татарам. Когда прибывали татарские послы, он выходил к ним за город навстречу и стоя выслушивал их сидящих. Его гречанка-супруга так негодовала на это, что повторяла ежедневно, что вышла замуж за раба татар, а потому, чтобы оставить когда-нибудь этот рабский обычай, она уговорила мужа притворяться при прибытии татар больным…» (4, 68).

Об унижении московских князей перед татарами рассказывает и писатель середины XVI века Михалон Литвин: «Прежде москвитяне были в таком рабстве у заволжских татар, что князь их наряду с прочим раболепием выходил навстречу любому послу императора и ежегодно приходящему в Московию сборщику налогов за стены города и, взяв его коня под уздцы, пеший отводил всадника ко двору. И посол сидел на княжеском троне, а он сам коленопреклоненно слушал послов. Так что и сегодня заволжские и происшедшие от них перекопские татары называют князя москвитян своим холопом, то есть мужиком. Но без основания. Ведь себя и своих людей избавил от этого господства Иван, дед того Ивана сына Василия (Ивана IV Грозного. — Н. Б.), который ныне держит в руках кормило власти…» (8, 77).

В Судебнике 1497 года холопам посвящен целый ряд статей. Главная из них — статья 66. Она перечисляет основные источники холопства: «О ПОЛНОЙ ГРАМОТЕ. По полной грамоте холоп. („Полная грамота“ — документ о покупке холопа, соответствующим образом засвидетельствованный местными властями. — Н. Б.). По тиунъству и по ключю по сельскому холоп з докладом и без докладу, и с женою и с детьми, которые у одного государя; а которые его дети у иного (хозяина. — Н. Б.) или себе (особо. — Н. Б.) учнут жити, то не холопи; а по городцкому ключю не холоп; по робе холоп, по холопе роба, приданой холоп, по духовной холоп» (48, 62).

Понятие «сельский ключ» и «городской ключ» означало службу в качестве ключника в вотчинном хозяйстве или на городском дворе. Поскольку обладание ключом давало доступ к тем или иным материальным ценностям, то возникал и соблазн их хищения. Остановить вороватого ключника должен был страх наказания. Превращая ключника в холопа, закон тем самым отдавал его в полную власть своему господину. Соответственно, господин сам мог определять меру наказания в случае воровства. Кроме того, сам характер отношений между господином и холопом, зачастую весьма доверительных и патриархальных, должен был воспрепятствовать злоупотреблениям обладателя заветного ключа.

Эти нормы известны были еще со времен Киевской Руси. Судебник Ивана III освобождает городского ключника от обязательного превращения в холопа.

«Это показательно — и на Руси, как и в Европе, развивались городские отношения, складывался новый облик горожанина — свободного (разумеется, в феодальном смысле) человека» (52, 195). Данное новшество можно, конечно, истолковать и как свидетельство подъема городов. Однако в целом распоряжения Судебника относительно холопов явственно обнаруживают иную тенденцию: стремление хотя бы отчасти ограничить рост числа холопов, которые в фискальном отношении были для государства «потерянными людьми». Они не несли главной государственной повинности — «государева тягла».

Иван III обещает свободу холопам, попавшим в плен к татарам и сумевшим бежать обратно на Русь. Он требует строгого соблюдения установленной процедуры при покупке холопа. Ее нарушение влечет за собой признание всей сделки недействительной. Круг административных лиц, имеющих право на регистрацию подобных сделок, существенно сужается. Здесь, как и во всех остальных статьях Судебника, интересы государства поставлены во главу угла.

Судебник тщательно регламентирует всякого рода судебные пошлины и запрещает судьям брать взятки («посулы»), получение которых прежде считалось обычным явлением, естественным вознаграждением судьи за его труд. (Статья 67. «Да велети прокликатъ по торгом на Москве и во всех городех Московские земли и Новогородцкие земли и по всем волостем заповедати, чтобы ищея fистец. — Н. Б.) и ответчик судиам и приставом посулу не сулили в суду, а послухом (свидетелям. — Н. Б.) не видев не послушествовати, а видевши сказати правду. А послушествует послух лживо не видев, а обыщется то опосле, ино на том послухе гибель (стоимость проигранного в суде имущества. — Н. Б.) исцева вся и с убыткы (судебные пошлины. — Н. Б.)») (48, 62).

Борьба с мздоимством была, конечно, делом крайне сложным. С. Герберштейн применительно ко времени Василия III делает на сей счет следующее замечание: «Хотя государь очень строг, тем не менее всякое правосудие продажно, причем почти открыто. Я слышал, как некий советник, начальствовавший над судами, был уличен в том, что он в одном деле взял дары и с той, и с другой стороны и решил в пользу того, кто дал больше. Этого поступка он не отрицал и перед государем, объяснив, что тот, в чью пользу он решил, человек богатый, с высоким положением, а потому более достоин доверия, чем другой, бедный и презренный. В конце концов государь хотя и отменил приговор, но только посмеялся и отпустил советника, не наказав его. Возможно, причиной столь сильного корыстолюбия и бесчестности является сама бедность, и государь, зная, что его подданные угнетены ею, закрывает глаза на их проступки и бесчестье как на не подлежащие наказанию. У бедняков нет доступа к государю, а только к его советникам, да и то с большим трудом» (4, 120).