Ирония истории: с эсерами – главной силой, боровшейся с царем, и с самим царем, расправились в одно и то же время – тогда, летом 1918 года…
Что же касается того, что Красный террор убил «живой дух революции»… Нет, Красный террор учился у революции. Создавая ВЧК, Ленин мечтал о якобинцах – о новом Фукье-Тенвиле, который научит «зарвавшихся контрреволюционеров». Погибая в огне гражданской войны, кремлевские революционеры смотрели из 18-го года в XVIII век – в страшные дни Французской революции… Вся Франция горела тогда в огне интервенции. Англичане заняли Тулон, австрийцы двигались вдоль берегов Рейна. В Лионе – второй столице Франции – поднялось восстание против республики. И тогда якобинцы ответили…
Ранним утром из тюрьмы в Лионе вывели 60 юношей, в десяти метрах от них поставили пушки. И по беззащитным, связанным веревками палили ядрами, отрывая руки, ноги, куски тел… Склеенная кровью, трепещущая человеческая масса… Вечером 200 новых жертв были построены на берегу той же реки.
«Мы пролили немало нечистой крови, но лишь во имя человечности и исполнения долга… До тех пор мы будем непрестанно убивать наших врагов, пока не истребим их всех самым совершенным, самым ужасным и самым быстрым способом». Эти слова принадлежали вождю расправы – члену Конвента Жозефу Фуше, будущему министру Наполеона и христианнейшего короля Людовика XVIII. И тот, кто жил тогда, в 1918 году, легко узнал бы знакомые фразы: кровь во имя человечности…
Но верные ученики якобинцев забыли про гильотину – где сложили головы почти все их французские учителя…
О чем договорился с Москвой Голощекин?
Но вернемся в 1918 год. Итак, Голощекин прибыл в Москву… В будущем все уральские цареубийцы будут единодушны в своем ответе: Голощекин в Москве обсуждал только защиту Екатеринбурга, судьбы Царской Семьи он не касался. Решение о казни Романовых было принято Уралсоветом по собственной инициативе.
Логически понятно: это ложь. Мог ли Голощекин, обсуждая в Москве возможную сдачу Екатеринбурга, не затронуть участь царя и Семьи? Не решить, что делать с ними, если город падет?
В своем дневнике Троцкий, вернувшийся с фронта, описал свой разговор со Свердловым: «– Да, где царь?
– Конечно, расстрелян (бесстрастное торжество Свердлова: процесса не будет. – Э.Р.).
– А семья где?
– И семья с ним.
– Вся?
– Вся. А что? (И опять незримая свердловская усмешка: уж не жалеет ли их пламенный революционер Троцкий? – Э.Р.)
– А кто решал? (Ярость: он хочет знать, кто посмел, не посоветовавшись с ним. – Э.Р.)
– Мы здесь решали. Ильич считал, что нельзя оставлять им живого знамени (курсив мой. – Э.Р.), особенно в наших трудных условиях».
Но, когда гнев прошел, сверхреволюционер Троцкий, сказавший в страшные дни революции: «Мы уйдем, но так хлопнем дверью, что мир содрогнется», не мог не оценить этого сверхреволюционного решения:
«По существу, это решение было необходимо. Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтобы запугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что отступления нет. Впереди – полная победа или полная гибель… Никакого другого решения массы рабочих и солдат не поняли бы и не приняли. Это Ленин хорошо чувствовал».
Итак, по Троцкому, все решилось в Москве. Значит, вот о чем в Москве договорился Голощекин?
Но это всего лишь свидетельство Троцкого, а История признает документ. Сначала появился его след.
Из письма О.Н. Колотова (Ленинград):
«Могу сообщить Вам интересную подробность по интересующей вас теме: мой дед часто говорил мне, что Зиновьев принимал участие в решении о расстреле царя и что царь расстрелян по телеграмме, которая пришла в Екатеринбург из Центра. Деду можно было доверять, по роду своей работы он очень многое знал. Он говорил, что сам принимал участие в расстрелах. Он называл расстрел «пинком под зад», утверждая, что это в буквальном смысле: приговоренного поворачивали лицом к стене, потом приставляли пистолет к затылку и, когда спускали курок, одновременно давали ему пинка под зад, чтобы кровью не обрызгал гимнастерку…»
Телеграмма
И она нашлась. Несмотря на то что ее должны были уничтожить. Но кровь вопиет…
И вот она лежала передо мною! Душным июльским днем я сидел в Архиве Октябрьской революции и смотрел на эту телеграмму, посланную 72 года назад. Она была в архивном деле со скучным названием: «Телеграммы об организации и деятельности судебных органов и ЧК. Начато 21 января 1918 года и окончено 31 октября 1918 года». За этим названием и датами – Красный террор. Среди телеграмм о расстрелах – полуграмотных текстов на нечистой бумаге – бросился в глаза двуглавый орел! Царский герб!
Это и была ока. На бланке, оставшемся от царского телеграфа, украшенном царским орлом, была эта телеграмма – сообщение о предстоящей казни Царской Семьи. Что это – опять ирония Истории или ирония людей?!
В самом верху этой телеграммы на кусочке телеграфной ленты был адрес: «Москва Ленину». Ниже – отметка карандашом: «Принято 16.07.1918 г. в 21 час 22 минуты. Из Петрограда».
Итак, 16 июля в 21 час 22 минуты, то есть до расстрела Романовых, пришла в Москву эта телеграмма.
Телеграмма шла длинным путем. Ее отправили из Екатеринбурга «Свердлову, копия Ленину». Но отправили через Зиновьева, хозяина второй столицы – Петрограда, ближайшего тогда сподвижника Ленина. И уже Зиновьев из Петрограда переправил Ленину екатеринбургскую телеграмму.
Отправили эту телеграмму из Екатеринбурга известный нам Голощекин и некто Сафаров – один из вождей Уралсовета. А вот ее точный текст:
«Москва, Кремль, Свердлову, копия Ленину. Из Екатеринбурга по прямому проводу передают следующее: сообщите в Москву, что условленного с Филипповым суда по военным обстоятельствам… ждать не можем. Если ваше мнение противоположно, сейчас же, вне всякой очереди сообщите. Голощекин, Сафаров. Снеситесь по этому поводу сами с Екатеринбургом».
И подпись – Зиновьев.
Зная, что «товарищ Филипп» – партийная кличка Голощекина, легко понять условный язык этой телеграммы, присланной за считанные часы до расстрела Царской Семьи. «Условленный с Филипповым суд» – так не без лукавства шифруется условленная с Голощекиным казнь Романовых. (Николая собирались судить, но истинно революционный суд над тираном – это и есть казнь тирана.)
«Военные обстоятельства» – безнадежное положение Екатеринбурга: со дня на день город должен был пасть.
Итак, содержание телеграммы: через Зиновьева екатеринбургский Уралсовет сообщает в Москву Свердлову и Ленину, что условленная с Голощекиным казнь Царской Семьи не терпит более отлагательств ввиду ухудшившегося военного положения Екатеринбурга и близкой сдачи города. Но если у Москвы есть возражения, они просят немедленно им сообщить.
После этой телеграммы о миссии Голощекина в Москве можно говорить определенно: он обсуждал вопрос о судьбе Екатеринбурга и условился о казни Семьи.
Двое старых друзей
Но в телеграмме упомянуты еще двое, сыгравшие, видимо, немалую роль в участи Царской Семьи… Фотография Президиума Уралсовета: рядом с Голощекиным и Белобородовым стоит типичный интеллигент в очках, так не сочетающихся с его удалой папахой. Это и есть Сафаров – член Президиума и товарищ председателя Совета. Подпись этого очкастого интеллигента – на самых кровавых телеграммах Уралсовета…
Сафаров Георгий Иванович, сын инженера, 1891 года рождения. У него была типичная биография «образованного марксиста»: ссылки, эмиграция в Швейцарию… Именно в это время рядом с Сафаровым возникает могущественнейший Григорий Зиновьев – фигура, следующая сразу за Лениным и Троцким в большевистской иерархии.
Они сблизились в Швейцарии. Зиновьев познакомил его с Лениным. Сразу после Февральской революции благодаря Зиновьеву Георгий Иванович прибыл в Петроград вместе с Лениным в том самом знаменитом «пломбированном вагоне».
Но вот победил Октябрь: с сентября 1917-го Сафаров – «товарищ председателя Уралсовета». И действия Сафарова в Екатеринбурге так напоминают действия его кумира Зиновьева в Петрограде…
В окруженном белыми Петрограде Зиновьев вводит институт заложников. В ответ на наступление белых вместе с прибывшим в Петроград Сталиным он устроил кровавую вакханалию: ночные расстрелы заложников – белых офицеров, священников и прочих «бывших». В 1919 году еще один кровавый ответ Зиновьева – за убийство в Берлине немецких коммунистов Карла Либкнехта и Розы Люксембург в Петропавловской крепости казнены заложники: четверо великих князей – Николай и Георгий Михайловичи, Павел Александрович и Дмитрий Константинович Романовы. Кстати, вскоре после этой акции международной солидарности Ленин рекомендует Зиновьева руководить Коминтерном.