Читать интересную книгу Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

Но самой большой сенсацией этих страшных дней стало появление в городе Тараса Григорьевича Шевчука. Со временем его прежние "подвиги" стали потихоньку забываться, и новые зверства "боголюбовского монстра" произвели на обывателей Краснознаменска впечатление ожившего кошмара. Как ни старалось милицейское начальство скрыть от городской общественности подробности случившегося, но уже к десяти часам утра четвёртого января мельчайшие детали происшедшего накануне обсуждались в каждом доме, на каждом перекрёстке, во всех очередях, конторах и вообще присутственных местах. Каким образом "тайна следствия" стала всеобщим достоянием, милиция понять не могла, хотя, если чут-чуть пораскинуть мозгами, было ясно, что-либо скрыть от любопытных взоров в таком маленьком городке, каким испокон века являлся Краснознаменск, практически невозможно.

Это Сашенька сообщил всем и каждому, что Тараска объявился в городе первого января. Заглянул к нему в цистерну около шести часов утра, сразу же выпил остатки "Огуречного лосьона", коим Сашенька, как и прочие порядочные люди на всей планете, встречал Новый 1958-й год и чуток оставил себе на "опохмелку"; без спроса выкурил два последних чинарика и, поняв, что более тут разжиться нечем, исчез, пригрозив хозяину цистерны, "что, если тот станет об нём трепаться, он его уделает"!.. Сашеньку такая перспектива совсем не устраивала, потому и не собирался он никому докладывать о неожиданном визите к нему такого странного гостя. Лишь Павлу Петровичу сообщил. И то так, между прочим, "только из чувства благодарности" за подаренные сигареты. Где Тараска скрывался до вечера третьего января, Сашенька не знал, и это обстоятельство, пожалуй, осталось единственным тёмным местом в истории расследования последовавших за сим преступлений.

Однако примерно в пять часов пополудни, когда счастливая Циля привела брата Венечку вместе с его сожительницей к себе домой, на пороге их встретил мрачный и не очень трезвый Шевчук. Конечно, это нарушало перспективу тёплого семейного вечера в домашнем кругу, но… Что было делать?!.. Когда-то Тараска являлся правой рукой председателя городской "чрезвычайки" и теперь естественно рассчитывал встретить самый радушный прием в доме своего бывшего начальника.

Отпросился с работы и примчался домой, обрадованный внезапным возвращением зятя, Венчик и сразу же принялся топить баню, а Циля занялась устройством праздничного стола. Кое-что из продуктов у неё осталось от встречи Нового года, но хозяйка прекрасно понимала: для того, чтобы накормить семью из четырёх человек и троих гостей, этого явно недостаточно. Потому и отправила она младшего Изю и ненаглядную красавицу Эмму к своей свекрови за продуктовой помощью. Денег после новогодних праздников в семье почти не осталось, и прикупить что-нибудь в магазине Циля практически была не в состоянии. И как кстати детей из дому отослала!.. Словно наперёд знала, что тут случится часом спустя…

Натопив баню, Беня оставил мужчин париться, а сам побежал в дом: картошку чистить. А через полчаса, когда Циля с Кларой уже начали накрывать на стол, из бани, сначала глухо и невнятно, а потом всё яснее и громче, стали доноситься возбуждённые голоса: похоже, Веня с Тараской чего-то не поделили. Клара заволновалась. Она первой выбежала на крыльцо и, напрягая слух, старалась понять, что там у них в предбаннике происходит?.. Как вдруг!.. Загремели в парной тазы, со злобой сброшенные на пол, глухие вскрики и тяжёлые удары о бревенчатые стеньг стали раздаваться всё отчётливей и сильней, а когда Веня истошно завопил что-то совершенно нечленораздельное, его боевая подруга не выдержала и бросилась на выручку любимому. Тут же из разбитого банного окошка вырвался наружу душераздирающий женский вопль, его сменили тихие стоны и утробное сопение. Затем банная дверь со стуком распахнулась, и совершенно голый Тараска, изрыгая из перекошенного злобой рта чудовищную матершину, нимало не смущаясь своей наготы, выволок на двор такого же голого Генкина с бельевой верёвкой на шее. Венька слабо сопротивлялся, пытаясь хилыми, тонкими ручонками ослабить петлю на шее. Но куда там?!..

Перекинув удавку через торчащий сук стоявшей рядом с банькой старой груши, Шевчук вздёрнул своего бывшего начальника с такой силой, что тело того стремительно взвилось вверх и макушка его почти совершенно лысой головы звонко стукнулась о корявый ствол дерева. Несчастный старик пару раз неловко дёрнулся в петле и затих… безвольно уронив вдоль тела тонкие руки-плети и скорбно склонив небритый подбородок к худой, впалой груди.

Не шевелясь, как заворожённые, стояли Циля с Венчиком на крыльце собственного дома и с ужасом наблюдали, как свершается эта страшная казнь.

Потом, не сговариваясь, в чём были (она в домашних шлёпанцах на босу ногу, а он в одних шерстяных носках) бросились прямо по снегу прочь!.. Только бы успеть!.. Уберечь!.. Во что бы то ни стало!.. Спасти своих ненаглядных детей!.. Не могли они допустить, чтобы Изя или Эммочка вернулись домой и нечаянно столкнулись с этим чудовищем!..

Обгоняя друг друга, они ни разу не оглянулись и не издали ни единого звука!..

Слава Богу, дети были у бабушки!.. Юдифь Абрамовна как раз закончила собирать сумку с продуктами и теперь усадила внуков за стол пить чай с новогодним пирогом, который, правда, изрядно подсох, и назвать его пирогом можно было с огромной натяжкой. Скорее, это был новогодний сухарь. Внуки вяло сопротивлялись, потому что знали: съесть его им всё равно придётся. Ещё в восемнадцатом веке пра-пра-бабушка Юдифи Абрамовны как-то, между прочим, сказала: "Лучше в нас, чем в таз!" И с тех пор её потомки… Неважно, хотели они того или нет, рискуя сломать передние зубы о высохшие хлебо-булочные изделия или заработать диарею, а то и язву желудка в результате поглощения протухших продуктов, должны были безпрекословно следовать строгому наказу своей прародительницы. С еврейскими бабушками, тем более давно почившими, вообще лучше не связываться!.. Это все знают!..

К счастью, от новогодних сухарей пока никто ещё не умер.

Так уж издревле повелось на Руси: простые люди не слишком доверяются тем, кто по должности своей обязан оберегать их покой и следить за порядком. И опричники, и жандармы, и полицейские всегда вызывали в народе, если не страх, то, по крайней мере, опаску. "С городовым лучше не связываться…" – любил повторять Аарон Генкин. И Юдифь Абрамовна, и Циля, и Венчик были с ним абсолютно согласны. Мнение детей в данном случае значение не имело, хотя именно Изя и Эммочка сразу заявили, что нужно немедленно позвонить в милицию.

Однако взрослые ещё часа два провели в спорах о том, сообщать или не сообщать. В конце концов, победил здравый смысл детей, и Беня был отправлен в ближайшее отделение.

Когда усиленный наряд милиционеров прибыл на "место происшествия", то преступника там, естественно, не оказалось. Позже убийцу обнаружили в доме: он сидел у стола и, уронив голову в миску с варёной картошкой, оглушительно храпел. В предбаннике милиционеры нашли изнасилованную Клару с переломанными руками и сотрясением мозга. Позже, на следствии, несчастная женщина показала, что Тараска первым делом сломал ей обе руки. Она всё норовила дотянуться до его лица, чтобы выцарапать бандиту глаза, вот он и принял… "меры предосторожности". Варварским, но элементарным способом лишил возможности сопротивляться: руки несчастной женщины он ломал о свою коленку, как это делают с хворостом туристы на привале в лесу, чтобы разжечь костёр.

"Скорая" отвезла Клару в городскую больницу, а её любимого на той же машине отправили в морг, после чего принялись составлять протокол и опрашивать свидетелей. Но, что именно произошло между бывшими соратниками по борьбе с мировой контрреволюцией и послужило причиной такой жестокой расправы, осталось для следствия загадкой.

Сколько ни пытали Шевчука, Тараска хранил гробовое молчание.

Для провинциального городка, который перманентно жил в состоянии сладкой полудрёмы, это жуткое происшествие надолго стало основной темой обывательских разговоров и пересудов. Целую неделю всё население Краснознаменска не могло успокоиться.

А вот смерть матери партийного руководителя города те же обыватели восприняли спокойно и с должным пониманием – старушка достаточно пожила на этом свете. "А что вы хотите?.. Семьдесят пять скоро!.. Пора и честь знать!.." Не ведали они, что на самом деле случилось январской ночью в доме Петра Петровича Троицкого. И, слава Богу, что не ведали!.. А не то поползли бы по городу слухи… Один чудовищнее другого!.. По углам, правда, время от времени поговаривали, что не всё в этой смерти так однозначно… Неутомимый вожак Краснознаменского комсомола Константин вскользь намекал на "некоторые нюансы" родственных отношений в семействе Троицких. В подробности правда не вдавался. Так ведь у нас иначе и быть не может: всё, что связано с жизнью "власть предержащих", надёжно скрыто от любопытных взоров алчущих пикантных подробностей граждан завесой таинственности, что, естественно, вызывает нездоровый интерес. И, чем выше стоит кресло начальствующего лица, чем неприступней забор отчуждения его от простых смертных, тем острее всеобщее любопытство. Но в данном случае было ясно, комсомольский вожак сам толком ничего не знает.