Читать интересную книгу Император умрет завтра - Анатолий Гончаров

Историк в той роли, какую избрал для себя или какая была навязана Тарле, уже не историк.

Сталин не стал препятствовать выходу в свет книги академика Тарле. Зачем? Дать понять, что он не принял условий троцкистов? Вся игра еще впереди. Он даже не сопроводил возвращаемую автору рукопись указаниями на фактические ошибки и явные глупости. Тем проще будет после процесса над Пятаковым, Сокольниковым, Радеком, Рыковым, Бухариным и прочими задать вопрос и академику Тарле: если история повторяется, то почему революционеры всегда поклоняются Бруту?

Сталин ответ знает. Но что скажет Тарле — кто убил Жозефину?..

Глава девятая

ТЕНИ ВЕНСЕНСКОГО РВА

Лаврентий Павлович ехал по Арбату и улыбался При этом губы его оставались плотно сжаты, а лицо бесстрастно.

Машина числилась за наркоматом Ежова, и милиционеры на перекрестках отрывисто козыряли. Сотрудников в штатском было больше. Он привычно узнавал их по лениво-напряженным позам и деланному безразличию. Сотрудников обхаживали сонные голуби.

Стайки загорелых студенток спешили мимо. Смятенные физкультурные юбки не успевали на ходу прикрыть разгоряченные коленки. Милые, отзывчивые лица, не стесненные еще обстоятельствами жизни. Утренний воздух источал нескромную искренность.

Как доверчива красота в юности, и как она мстительна в зрелости!..

Наверно, глупо копаться в любовных легендах, даже принадлежащих истории. В большинстве своем они анекдотичны. И никому не принесли счастья. Любовь далеко не бескорыстна. Бескорыстен только страх.

Где тут мера иронии?..

Губы плотно сжаты. Однако глаза расположены к живости.

Не студентки и милиционеры, а восхитительно циничный Талейран привел его в игривое расположение духа. Вспомнилось читанное накануне: «Министр полиции — это человек, который сначала заботится о делах, его касающихся, а затем обо всех тех делах, что его совсем не касаются».

Робеспьер, Талейран, Бурбоны и все визгливые страсти этой лягушачьей революции не должны были коснуться первою секретаря Закавказского крайкома партии Лаврентия Павловича Берию. Однако — коснулись, и, видит бог, основательно. Целую неделю ничего не делал, никуда не выезжал — только читал, делал выписки. Мария Валевская ему уже снилась. Мысленно представляя себе Жозефину де Богарне, Лаврентий Павлович ощущал пышный дворцовый уют Мальмезона.

Нахальная Жермена де Сталь раздражала: «Как вы думаете, император так же умен, как я?..». «Сударыня, я думаю, он не так смел».

Полина Боргезе… М-да, слуховые окна на Арбате надо бы закрыть решетками.

Любовь Жозефины стоила Наполеону гораздо дороже, чем тот считал. Берия искренне огорчался. Ей было мало короны и мантии! Ей всего в жизни было мало. Дарила любовникам дорогие украшения, как проституткам. И это первая дама Франции!..

Как сказать, касается его все это или совсем не касается:

«Фуше знает больше и получает сведения из самых достоверных источников, потому что ему-то все передает и доносит о каждом письме, о каждом мероприятии — самый лучший, самый осведомленный и преданный из оплачиваемых Фуше шпионов — не кто иной, как жена Бонапарта Жозефина де Богарне. Подкупить эту легкомысленную креолку было, пожалуй, не очень большим подвигом, ибо вследствие своей сумасбродной расточительности, она вечно нуждается в деньгах, и сотни тысяч, которые щедро выдает ей Наполеон из государственной кассы, исчезают, как капли в море, у этой женщины, которая прибретает ежегодно триста шляп и семьсот платьев, которая не умеет беречь ни своих денег, ни своего тела, ни своей репутации. И пока маленький пылкий генерал пребывает на поле брани, она проводит ночи с красивым, милым Шарлем, а быть может, и с двумя-тремя другими, вероятно, даже со своим прежним любовником Баррасом…».

Можно ли тут вообще вести речь об амурном деле, если оно больше похоже на бессрочный контракт, заключенный с министром полиции Фуше? На субъективный взгляд Лаврентия Павловича, не по тощему загривку Фуше, а по изящной шейке Жозефины скучала «национальная бритва» — гильотина. Фуше, в конце концов, делал свое дело — тем добросовестнее, чем меньше оно его касалось.

О, этот Фуше! Даже в минуты страстных порывов он владеет каждым мускулом своего лица. Никому не удается обнаружить признаков гнева, озлобления, волнения в его неподвижном, словно окаменевшем в молчании лице. Для того, чтобы познать душевный мир человека и его психологию, Фуше прежде всего научился скрывать свои чувства и мысли. А может, напротив, только познав психологию, понял, что надо поглубже упрятать свою монастырскую душу?

— Вы изменник, Фуше! Я должен был давно приказать расстрелять вас.

— Я не разделяю вашею мнения, сир…

И ни малейшего волнения на лице священника-расстриги.

Фуше состарился, властвуя за кулисами помпезных дворцов империи, и когда сам ненадолго пришел к власти, понял, что официальная власть — это иллюзия. Никто не обнаруживает неверности, но еще меньше проявляют верности. Настоящая власть осталась там за кулисами.

Берия еще не покинул своего поста в Грузии, но бывать в Тбилиси приходилось все реже. Для Москвы он был человеком новым, мало кому известным. К тому же умел оставаться незаметным. Видимо, этим и объяснялся выбор Сталина, поручившего ему распутать несколько коварных учеников Ягоды. «Дорогой Генрих» давно ненавидел Берию — это было взаимно, но для Лаврентия уже неопасно. Однако и с «дорогим Колей» они сразу не поладили — слишком навязчиво Ежов пытался расположить его к себе, окружить хмельным вниманием. Не надо ему ни этой ненависти, ни этой любви. Довольно будет изредка услышать: «Молодей Лаврентий!» — что может быть выше этого?

Только должность «министра полиции».

Тут нет иронии. Все поверено мерой искренности

Распутывая чужие дела, Берия обрастал собственными. Дело, обозначенное им кодовым наименованием «Консул», удивило дважды. Вначале видимым отсутствием конкретной конечной цели, и следовало понимать так, что именно цель-то он и должен обнаружить. После лихорадочной недельной скачки по антикварной эпохе Наполеона Бонапарта, он был изумлен игрой исторических сюжетов, которые повторяясь в деталях, событиях и персонажах неминуемо выводили на парадоксальные откровения дня сегодняшнего.

Студентки и милиционеры его не касались.

Большие портреты на стенах…

Преданность вождю далеко не бескорыстна; Бескорыстен бывает только страх.

Большая императорская любовь к стране.

Заслуживает ли она этой любви?.. Душила, травила, гноила в шлиссельбургских казематах, расстреливала своих государей. Потом пышно хоронила, преклоняла гвардейские колена. И предавала осмеянию. «Он был скорбен сердцем и слаб головою. Он любил устриц и стрелял ворон. Еще он колол дрова. Все».

Так было всегда, или почти всегда. На каждого Петра — по три брата Орловых. На всякого Павла — по три Зубовых.

Неужели когда-нибудь так будет и с Ним?

День сегодняшний светел и ясен. Предстояла академическая прогулка в прошлый век: «Французских первенцев блистательные споры…» Менуэты, пируэты, рококо и драгоценные брюссельские кружева. А также стандартный профессорский котильон: милостивый государь, батенька, позвольте-с!.

Ну-с, голубчик?..

Начали, однако, без картонных декораций и протокола.

— Я, вообще-то, специалист по истории социалистических и коммунистических идей домарксового периода, — хмуро заметил академик Днепров. — А Наполеон Бонапарт — это, я бы сказал, кувырок истории через голову. Да и в какой связи вас он интересует?

Нет, вы посмотрите на него — каков Бурбон! Поделил жизнь на «до» и «после» Маркса, и Наполеон ему — дрессированная обезьянка… Берия примиряюще склонил лысую голову и развел руками.

— Осведомлен о вашей занятости, Вячеслав Петрович!.. Но рядовые партийцы хотят знать, как делалась революция во Франции, какие ошибки были допущены при этом и как им бороться за свои идеалы сегодня. Видите ли, я готовлю большой доклад на пленум… Не и Москве и Тбилиси, конечно. Текущий момент… Так вот, хотелось бы свежо и интересно увязать кое-какие тезисы с революционным энтузиазмом народных масс той эпохи, понимаете…

— Что же это за тезисы? Впрочем, понятно…

Ему, конечно, недосуг читать бесплатную лекцию партийному чиновнику, но высокий ранг визитера с периферии обязывал. И академик Днепров начал:

— В сущности, растленный режим бонапартизма, в котором ныне черпают свое политическое… э-э… вдохновение троцкистские агенты мирового капитализма…

«Ты мне про баб давай!» — молча обозлился Берия И сказал:

— Вячеслав Петрович, побойтесь бога!.. Я газеты читаю регулярно.

— А книги? — парировал академик.

— И книги тоже. С картинками.

— Что же в таком случае требуется от меня?