Уинстон Леонард Спенсер Черчилль — заместитель министра по делам колоний
В то время, как пишутся эти строки, газеты сообщают, что в течение месяца он получит повышение. Для молодого человека около тридцати единственное возможное повышение — это место в кабинете министров, в котором молодыми считаются почтенные особы около пятидесяти.
Карьера Черчилля очень яркая. Может быть, это самая яркая карьера из всех, которые мы видели за последние несколько лет. И то, что он наполовину американец, даёт нам возможность считать, что это и наш успех.
IV. Капитан Фило Нортон Макгиффин
Битва при Ялу[116] во время Японо-китайской войны стала первой битвой между военными кораблями современного типа. И никто, ни те, кто делали их, ни те, кто сражались на них, не знали всех возможностей таких кораблей. Потом многие флоты построили эти новые машины войны, и битвами, в которых они проверялись, интересовался весь мир. Но эта битва имела для американцев особый интерес, человеческий, семейный интерес, поскольку одной китайской эскадрой, которая противостояла таким же кораблям, что позднее выметут Россию из моря, командовал молодой выпускник американской военно-морской академии[117]. Этим молодым человеком, которому во время битвы при Ялу, было тридцать три года, был капитан Фило Нортон Макгиффин[118]. Так случилось, что пять лет спустя наш флот одержал победу в Манильской бухте[119] под началом другого выпускника Аннаполиса, но Макгиффин, который был на двадцать лет младше, чем адмирал Дьюи[120] в 1898 году, командовал кораблём, намного превосходившим «Олимпию» Дьюи по тоннажу, вооружению и численности экипажа.
Макгиффин, который родился 13 декабря 1860 года, — потомственный воин. Его семья в Шотландии происходит из клана Макгрегоров и клана Макальпинов.
«У клана Макальпинов есть настоящие воины,
А я, саксонцы, Родрик Ду»[121]
Прадед Макгиффина родился в Шотландии, эмигрировал в нашу страну и поселился в «Маленьком Вашингтоне» возле Питтсбурга в Пенсильвании. Он был солдатом во время Войны за независимость. Другие родственники принимали участие в Англо-американской войне 1812 года, один из них дослужился до майора. Отец Макгиффина был полковником в Американо-мексиканскую войну, и подполковником Восемьдесят пятого пенсильванского добровольческого полка в Гражданскую войну. Вот так Макгиффин унаследовал любовь к оружию.
В Вашингтоне он окончил школу и проучился один год в Колледже Вашингтона и Джефферсона. Но жизнь в тихом, прелестном городе Вашингтона не прельщала его. Чтобы повидать мир, он написал своему конгрессмену и попросил его помочь с поступлением в Аннаполис. Конгрессмену понравилось письмо, и он написал полковнику Макгиффину, спросив, одобряет ли тот желание сына. Полковник Макгиффин не возражал, и в 1877 году его сын стал курсантом академии. Я знал Макгиффина ещё мальчиком, когда мы вместе охотились на енотов в окрестностях Вашингтона. Для своего возраста он был очень высоким, и в своей курсантской форме казался мне, ребёнку, самым умным и невероятно смелым.
Его личное дело в Аннаполисе ничем не отличается от других. Но как говорят его однокашники, с которыми я встречался, он был очень популярен, он хорошо учился по практическим предметам, таким как морское дело, артиллерийское дело, навигация и пароходная механика, и всегда был одним из лидеров в рискованных и бесшабашных выходках. Соблюдать дисциплину было для него чрезвычайно утомительно. Он мог поддерживать её у других, но сам от такой необходимости впадал в скуку. В Академии стояла пирамида из пушечных ядер — реликвия войны 1812 года. Она стояла возле лестницы, и однажды ночью, когда Макгиффин не мог уснуть, он решил сделать то, чего никто ещё не делал, — скатить их вниз. Ядра сорвали перила, проломили ступени и упали на нижний этаж. Если бы кто-то в этот момент поднимался по лестнице, он мог бы пострадать от такой бомбардировки. Подошедший сзади офицер поймал Макгиффина и отправил его на тюремный корабль «Санти». Там он подружился со своим тюремщиком, старым моряком по имени Майк. Многие офицеры, которые служили на «Санти», хорошо помнят Майка. Макгиффин так расположил к себе Майка, что когда покидал корабль, Майк дал ему шесть пороховых шашек. Этими шашками Макгиффин зарядил шесть больших пушек, захваченных в Мексиканской войне и стоявших на газоне возле Академии, и устроил салют накануне 1 июля. Салют поднял на ноги весь гарнизон, а потом целую неделю стекольщики вставляли стёкла в окна.
В 1878–1879 годах в Ирландии разразился голод. Жители Нью-Йорка собрали еду для голодающих, а для перевозки её Ирландию правительство назначило старый корабль «Констелейшн». Курсанты должны были поставить себя на место капитана «Констелейшна» и написать рапорт о подготовке к плаванию, погрузке судна и размещении припасов. Это было упражнение для тренировки курсантов: во-первых, в морском деле, во-вторых, в написании официальных рапортов. В то время было очень сложно вытащить пушку из орудийного порта судна, если пушка стояла на крытой палубе. В первой части рапорта Макгиффин предлагал новый метод снятия пушки с лафета и выгрузки её через порт. Этот план был настолько замечателен, настолько прост и остроумен, что он используется всякий раз, когда нужно снять пушку со старого парусного корабля. Но сделав такое хорошее предложение в начале работы, Макгиффин завершил её рассказом о том, как погрузить припасы по отсекам, а среди припасов оказалась очень популярная в то время игра «пятнашки». Рапорт завершался описанием той радости, которую голодные ирландцы получат от этой игры. В другой раз курсанты писали рапорт о подавлении восстания в Панаме. Макгиффин заслужил большую похвалу за военные распоряжения и размещение своих подчинённых. Но в том же рапорте он предложил использовать новое оружие, известное как «Риторика» Бейнса[122], и рассказал о том опустошении, которое он произведёт в рядах врага, когда будет стрелять из этого оружия, заряженного сравнениями, метафорами и гиперболами.
Конечно, после каждой выходки такого рода его отправляли на «Санти» поразмышлять над своим поведением.
Как-то раз один из инструкторов прочитал лекцию, а потом попросил, чтобы курсанты написали всё, что они запомнили из его лекции. В этом изложении нельзя было ничего зачёркивать или вставлять между строк, а если кто-то делал ошибки в словах, он должен был заключить эти слова в скобки, причём написанное в скобках не считалось частью изложения. Макгиффин написал превосходный конспект, но пересыпал его поставленными в скобках словами «аплодисменты», «смех», «свист», «гул». Поскольку слова в скобках не засчитывались, это было отличным предлогом, что его нельзя наказывать за ошибочно написанные слова, которые он по всем правилам уничтожил с помощью, как он их назвал, знаков забвения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});