Читать интересную книгу Химеры Хемингуэя - Джонатон Китс

— Ты выйдешь за меня? — прошептал он ей на ухо. Она улыбнулась. Кивнула. И, поскольку у него не было кольца, он оторвал кусок бечевки и завязал ей на пальце напоминанием на утро.

ПИГМАЛИОН

i

Два человека влюбляются. Слияние интересов, стечение времени и пространства. Случайности сведены к нулю. Но интересы мимолетны, а время и пространство навязаны: даже имей мы технологию, позволяющую приобрести в мире все желаемое, мы естественно склонны к образованию пары, отличной от результата запроса посредством булевых операторов. По сути, мы выгодно пользуемся ограничениями времени и пространства, приспособляемостью интересов — ведь все мы знаем, что ни один на самом деле не является объектом чьего бы то ни было булева вожделения, и какой поиск ни задавай, он не уловит никого, кто заинтересует нас больше, чем мы сами. Нам нужны ограничения времени и пространства — расклад не в нашу пользу, — ибо это единственный шанс найти себе пару достаточно несовершенную, чтобы она вступила в конфликт с нашими интересами и облегчила хоть ненамного бремя нашей ненависти к самим себе.

Таким образом, случай находит нам пару, чье величайшее достоинство в том, что он или она — не наш идеал. Случай находит нам пару, которая, быть может, кому-то назначена, и удерживает нас от половины, которой, скорее всего, назначены мы. И тогда случай принимается за работу, вразрез времени и пространству, дабы показать нам, что лежит вне наших ограничений: жизнь отношений принадлежит к особой категории того, что обречено на смерть.

Саймон привез Жанель «Как пали сильные». Дал ей пролистать рукопись, как пачку новеньких банкнот.

— Здесь все? — спросила она. Он кивнул. Она раскрыла на первой попавшейся странице в середине. — Я не понимаю. Ее стиль совсем на нее не похож.

— Так обычно и бывает. Она говорит, есть те, кто ругается, когда разговаривает, и те, кто ругается на бумаге, а Генри Миллер говорил, что те, кто матерится вслух, никогда…

— Шизофрения в чистом виде, Саймон.

— Ты не обязана любить Анастасию.

— Как бы то ни было, мне нравится, как она пишет. Никакого ханжества. Пишет как мужчина, как обычный преступник.

— Потому что ее герой преступник.

— Но на самом деле преступно жениться на бедняжке из-за ее денег. — Жанель расхохоталась. — Только представь, что с ней будет, если Фредди завернет рукопись.

— Она не знает о Фредди, Жанель.

— Вот именно! Ты бросишь девочку, и она так никогда и не поймет почему. Может, Джонатон попытается ее спасти. Вот бы посмотреть на эту парочку.

— Я не собираюсь ее бросать, Жанель. С чего ты взяла, что Фредди не примет рукопись? Ты что, невыгодно представила…

— Я готова к любым непредвиденным обстоятельствам, в отличие, судя по всему, от тебя.

— То есть?

— Ты понимаешь, что не сможешь остаться с этой несовершеннолетней потаскушкой, если она ничего не будет стоить. Я согласилась на твою интрижку лишь потому…

— Я не нуждаюсь в твоем согласии.

— Я твой партнер, Саймон.

— Деловой партнер.

— Я знаю слишком много для делового партнера.

— Ты — половина этой галереи.

— И половина денег, которые может принести эта девочка.

— И престижа.

— И престижа. И все же, Саймон, ей еще даже нет двадцати одного. Сейчас она выглядит намного приличнее, чем раньше, но это твоя заслуга, не ее. Развлекайся с ней. Пользуйся ситуацией. Но не забывай, что ты взрослый ответственный человек. — Она взяла его за руки. — Почему у тебя на пальце бечевка?

Бечевка? Неужели он уже забыл? Забыл, что ночью в постели Анастасия тоже обручилась с ним?

— Понятия не имею, как она там оказалась, — ответил он.

Жанель принялась развязывать узел.

— Не надо, — сказал он.

— Ты не можешь разгуливать с веревками на пальцах.

— Только на одном.

— Это ты ее привязал?

— Анастасия.

— На этот палец? Вот нахалка.

— Я первым завязал ей точно такую же.

— Омерзительно. — Она отпустила его руки. — На черта ты это сделал?

— У меня больше ничего не было.

— Впрочем, зачем я спрашиваю? Если это такое сексуальное извращение…

— Извращение?

— Я вообще сомневаюсь, что она моется.

— Когда я говорю, что у меня больше ничего не было, Жанель, я имею в виду, что у меня не было обручального кольца.

— Зачем тебе обручальное кольцо? Фредди еще не видел книгу.

— Потому что мы обручились, Жанель. Мы с Анастасией обручились. Ночью я попросил ее выйти за меня. Она сказала «да». Теперь ты счастлива?

— Счастлива? Оттого, что мой партнер не в состоянии выгодно вести наши дела из-за какого-то ебанутого несовершеннолетнего бесенка? Ты обещал мне, Саймон, что не свяжешь себя, пока дело не выгорит.

— Ты меня не слушаешь. Я люблю ее.

— А как же я?

Он пожал плечами:

— Не ты на ней женишься.

— Ты хоть читал рукопись?

— Она отдала ее мне — вот что важно. Эта книга, возможно, ее единственное настоящее достижение, и она доверилась мне.

— И она ничего не знает о контракте?

— Нет, — ответил он. Возложил руку на кипу бумаги. — Она сделала это только ради меня.

— Но ты солгал, — сказала Жанель.

— Ей?

— Мне. Ты сказал, что не знаешь, откуда у тебя веревка на пальце.

— Я же ответил. Анастасия…

— Сначала ты сказал…

— Анастасия — это моя личная жизнь. Привыкай. — Он сунул руки в карманы. Вышел, оставив ей рукопись для отправки в Нью-Йорк.

Был уже почти полдень. Анастасия проснулась — голая, с обрывком бечевки на пальце. Лежа в постели, протянула руку к свету. Она изучала кольцо, ослепленная его блеском. Коснулась узелка губами. Укусила. Держится.

Узел, завязанный Саймоном, был больше любого бриллианта, что она видела, — разве что в кино. Работа мальчишки, который вырос, помогая в скобяной лавке. Перед кем бы покрасоваться? Лучше быть скромной. Пусть люди сами заметят. Она с Саймоном Харпером Стикли до конца жизни. К чему теперь хвастаться?

Но ей было нечем себя занять. Рукопись отдана, Саймон не вернется до темноты. Принять ванну? Надеть новую юбку из шотландки? Пойти за покупками для свадьбы? Она перевернулась. Она наслаждалась простынями, тяжестью одеяла. Но сон ушел. Осталось только время.

Телефон стоял на прикроватном столике Саймона — аппарат под старину в эбонитовом корпусе, такой тяжелый, что Анастасия подняла его только обеими руками. Придвинула к себе, собираясь позвонить родителям. Они ничего не знали. Они бы так гордились, что у нее есть Саймон. Отец оценил бы открытые платья, которые купил ей жених, а матери бы понравилось, что она теперь с ответственным молодым человеком, у которого имеются общественные амбиции и финансовое состояние, который сможет позаботиться о ее бессмысленной дочери.

Нет, так не пойдет. Что может быть убийственнее, чем узнать, что мать одобряет ее новую жизнь? Ее мать была домохозяйкой. А отец? Геолог-нефтяник. Даже окажись он дома, он ничего не сможет увидеть. Он, как и мать, будет слеп к тому, чем обладает дочь, обладая Саймоном. Ей проще объяснить ему все поцелуем в щеку, чем с помощью всей телекоммуникационной инфраструктуры. А мать все равно никогда не слушала.

Анастасия помнила не так уж много номеров. Она позвонила в галерею. Секретарша ответила, что Саймон ушел обедать. Она набрала первые цифры рабочего номера Мишель, потом остальные. Автоответчик. Оставьте свое имя, номер телефона и время, когда вы позвонили, и… Она повесила трубку и позвонила Мишель домой. Дозвонилась.

Мишель?

Это Джонатон.

Ты.

Мишель ушла на работу.

Саймон тоже.

Но ты пишешь.

Я уже закончила.

Решила отдохнуть перед новой книгой?

Я должна написать новую?

Или просто весь день валяешься в кровати.

Именно этим я и занимаюсь.

Я тоже.

Ты спал? Извини.

Не спал. Я не могу спать больше двенадцати часов.

Поэтому пишешь?

Я не пишу.

Ну, твое предложение. «Пожизненное предложение».

Только этим я и отличаюсь от матраца. А у тебя есть будущее, Анастасия.

Откуда ты знаешь?

Может быть, мы…

Саймон сказал тебе?

…мы могли бы…

Он уже сказал тебе, что мы обручились?

…или нет.

Просто не могу передать, как я с ним счастлива. Поздравишь нас? Ты будешь первым, по крайней мере для меня. У Саймона столько доброжелателей.

Хм, поздравляю?

Представляешь? Может, мы поженимся даже раньше, чем вы с Мишель. Я хочу, чтобы Мишель была подружкой невесты. А ты мог бы стать шафером Саймона. Мне бы так этого хотелось.