– Не знаю, – честно сказал Никита Ильич. Насколько мог – честно. Он и на самом деле не знал, как поступил бы в подобной ситуации. С одной стороны – приказ. С другой – жизнь. И что тут думать? Жизнь – она такая штука, что выбирать не приходится.
– Значит так, – подумав, сказал Утес. – Сейчас давай к грузовикам, пусть солдатики выгружаются и оцепят район. Колонну пусть оцепят, за лесом наблюдают. Понял?
– Понял. Как не понять… – Никита Ильич немного постоял на месте, потом пошел к грузовикам, стоявшим за деревьями на лесной дороге.
Сука. Оцепление, значит? Решил свидетеля отослать, чтобы договариваться не мешал. Что он полковнику пообещает? Амнистию и картинку из своего грузовика?
– Слышь, полковник, – сказал Утес, когда помощник скрылся за деревьями. – Слышишь меня?
– Слышу, – ответил полковник, на втором мониторе наблюдая, как помощник Утеса подошел к колонне и из грузовиков стали выпрыгивать солдаты. – Решили армейцев привлечь? У вас их сколько? Смотрю – около двух рот? Так? Спецназ или обычные войска?
– Две роты из Таманской и взвод десантников, – не стал скрывать Утес. В начале сложных переговоров полезно продемонстрировать честность и желание сотрудничать. – Но их я могу отправить, если что. Если хочешь – их места себе забери. И кто там с тобой. Что бы ты там уже ни натворил – спишем. Я серьезно. Будто и не было ничего. Ты пропускаешь меня и людей в бункер…
– Нет. Извините. Свободных мест нет, – сказал полковник.
Его дочка сейчас у подруги в Москве. Может, еще лежит в постели. Или пьет кофе на кухне. Или уже едет в метро к автовокзалу. Ради спасения ее жизни полковник не пошевелил даже пальцем. Потому что на него смотрели. Потому что он должен был… Он обязан был показать своим людям… Он отдал приказ и сам не имел права его нарушить. А этот Утес… Он предлагает торговлю? Амнистию предлагает?
– Свободных мест нет, – повторил полковник.
– Ты не понял. – Утес оглянулся на дорогу, между деревьями мелькали фигуры солдат, взревел двигатель БТР, с оглушительным треском сломалось дерево. – Это все – на несколько месяцев. Ты же сам знаешь. Можешь и дальше спорить, но ведь после всего…
– Это ты не понял, Утес, – оборвал его полковник. – Ресурса бункера хватит на полгода. А потом – все равно придется умирать. Это тебе понятно? Хоть так, хоть так. Думаешь, успеем создать вакцину? А кто-то успел? В Америке кто-то выжил? Есть связь с президентским бункером? Не в курсе? Ну так и не начинай.
– Послушай…
– Нет, это ты слушай. Мы строили этот бункер. Мои люди его строили, оборудовали, отделывали. А их… Ты же видел приказ? В нем есть ты; твоя семья, я уверен, в нем тоже есть. Министры-капиталисты… А моих людей в нем нет. И семей наших в нем нет. Это честно? Ты предлагаешь мне от щедрот своих три сотни мест в моем же бункере? А не пошел бы ты на фиг, Утес? Люди записывались к тебе на прием, наверное, сидели в приемной, ожидали, пока ты не снизойдешь… Все было для тебя! Поцеловал задницу кому-то в Кремле и заслужил право жить дальше. Только приема нет сегодня. Приходите завтра!
Полковник говорил, не отрывая взгляда от экрана монитора. Видел, как неуверенная ухмылка Утеса превращается в оскал.
«Давай-давай, – мысленно подбодрил Утеса полковник. – Взорвись. Ударь ногой в ворота, выплесни злость…»
Но Утес умел держать себя в руках, иначе не достиг бы своего нынешнего положения, не попал бы в спасительный список.
– Ты с ума сошел, полковник, – прошипел Утес в переговорное устройство. – Ты знаешь, что в колонне – женщины и дети? Почти тысяча женщин и детей. Их жизни будут на твоей совести…
– Не пробьешь, даже не старайся. У меня тут тоже женщины и дети. Наши женщины и дети. Они не ходили на фуршеты и не учились в частных лицеях… Но они будут жить. И я не стану менять их жизни на жизни миллионов других женщин и детей…
– Врешь! Ты же не зверь. Ты же офицер. Ты вон присягу нарушил, чтобы свою семью спасти. Не нужно мне врать про всех остальных… Ты спасал себя и свою семью, а остальных… остальных ты, получается подкупил, иначе у тебя ничего бы не получилось с Узлом-три. Ты купил своих солдатиков и офицеров, полковник! И чем ты лучше меня?
Офицеры в центральном посту смотрели, не отрываясь, на полковника, Иванченко чувствовал их взгляды, и ему казалось, что по его лицу скользят сейчас точки лазерных прицелов.
– Знаешь, чем я лучше? – спросил полковник. – Я лучше, потому что внутри бункера. А ты – снаружи. Сколько у тебя еще времени? Час? Полчаса? Тебе из Москвы сообщают состояние дел? Нет? Или уже началось, а ты не знаешь?
Утес оглянулся затравленно на дорогу, еще ближе наклонился к переговорному устройству, на экране было похоже, что он целует металлическую коробку, выкрашенную в зеленый цвет.
– Полковник… давай так. Десять мест. Выдели мне десять мест. – Утес снова оглянулся на дорогу. – Всего десять мест. И я…
– Нет.
– Хорошо. – Утес вытащил из кармана платок и вытер лицо, шею и затылок. – Только одно место. Для меня. На полу, черт с тобой, в подвале, на складе… Я уборщиком буду. Я… Меня одного впусти… Я тебя прошу! Я не хочу умирать… Я…
– Я не буду открывать бункер. Вы уже могли подцепить инфекцию. Даже если бы я захотел… Я не буду рисковать моими людьми.
– Сука! – выкрикнул Утес. – Сволочь! Подонок! Козел! Не пустишь? Я разнесу эти ворота. И твой говенный бункер – тоже разнесу. Ты не пустишь меня – сам подохнешь в поврежденном бункере. Сам подохнешь…
Утес отпустил кнопку, повернулся и решительным шагом направился к колонне. Нет – значит нет. Полковник решил, что может все? Он ошибается, и не такие люди жалели о том, что поссорились со мной, пробормотал Утес. Значит, оба бронетранспортера к воротам, расстрелять и снести. Потом – вовнутрь. Вход в бункер в одном из подземных ангаров. Утес имеет карту Узла-три. Разберемся.
Если что – вызовет бригаду прикрытия. Она недалеко, через полчаса, максимум час, будет здесь.
Не нужно было со мной ссориться. До смерти – так до смерти. Много не нужно – одну-единственную трещинку. Крохотное отверстие…
– Ну что? – бросился к шефу Никита Ильич. – Договорились?
Утес молча показал кукиш.
– Хреново… Люди в автобусах начинают нервничать…
– Что-то из Москвы сообщили?
– Нет пока. В столице вроде все нормально. Местами – дождь.
На лицо Утеса упало несколько капель.
– Тут тоже – дождь, – с досадливой ухмылкой протянул он. – Не хватало еще… А если кто-то будет лезть из автобусов – пусть солдаты не жалеют ни прикладов, ни пуль, если придется. Всем сидеть на местах. Еще ничего не закончилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});