Вместо этого она старалась, чтобы ее заметили благодаря преданности делу и растущему мастерству. Вот если когда-нибудь ее отличат и обратят на нее его личное внимание, тогда и настанет момент заговорить о родстве. Больше всего Рэйвен хотелось, чтобы отец мог гордиться ею. Скрывая родство с ним до поры, когда она докажет, что достойна его, она лишь придавала страстно ожидаемому мгновению еще большую сладость…
Рэйвен вздрогнула и вскинула голову. В коридоре за дверью ее каморки уже забрезжил утренний свет!
Несмотря на все свои благие намерения, она позорно заснула.
Паниковать и терзаться самообвинениями было бесполезно. Ее дисциплинированный ум сразу же переключился на поиски выхода из этого неблагоприятного сцепления обстоятельств. Она должна была еще поработать над вчерашним уроком – им преподали несколько более мощный вариант уже изученного ранее заклинания с использованием статического электричества. Если сегодня на класс обрушится контрольная, она не заработает хорошей оценки, будучи не в форме.
Для собственной безопасности, для того, чтобы не вылететь из школы, она должна каким-то образом выиграть время. Может, устроить диверсию?
Она могла бы на кого-нибудь донести. Она всегда придерживала про запас некоторые избранные случаи, которые можно было при необходимости пустить в ход – после чего ученика или преподавателя выгоняли, и в Академии создавалась обычно неразбериха по меньшей мере на один день. Правда, если делать такие штуки слишком часто, это может породить подозрения относительно самого доносчика.
Лучше все-таки неудачный эксперимент. Когда ученики тренируются, всякое может стрястись. Такие неудачи были делом обычным, и подстроить их не составляло особого труда. Что-нибудь такое, из-за чего придется вывести всех из класса или даже из школы на одну-две стражи. За два года, проведенных здесь, она научилась чуть большему, чем давали на уроках.
Покажется подозрительным, если что-то случится с Болью. Впрочем, эта девица мешала жить многим ученикам, не одной Рэйвен. Сосредоточенно нахмурившись, Рэйвен продолжала перебирать доступные ей возможности. Одно условие оставалось непреложным. Ничто и никто не должно помешать ей добиться любви своего отца.
БРИК
(2)
Он не придержал своего серого, бежавшего неспешной рысцой, даже когда разглядел солдат впереди, у въезда в город. Он уже научился сохранять хладнокровие бывалого путешественника, хотя в прежней жизни ездил мало – а если уж покидал дом, то обставлял поездку соответственно: элегантные чемоданы, саквояжи, слуги, комфортабельная карета с занавесками на окнах. Словом, ничего похожего на нынешние одинокие скитания верхом, со скатанным одеялом, притороченным к седлу. Такова была теперь его постель, и, засыпая, он чаще видел звезды в небе, чем потолок какого-нибудь дома.
Много дней он настойчиво продвигался вперед и теперь основательно углубился в пространство, принадлежащее Фельку. Сейчас он приближался ко въезду в Каллах – город, павший первым в этой войне.
Движением плеч он слегка передвинул ремень меллиглоса. Тяжесть инструмента, висящего на перевязи за спиной, давно уже стала привычной. Он слабо позванивал при каждом шаге коня, мягко касаясь позвоночника.
Этот инструмент, в просторечии именуемый «коробочкой», он купил в придорожном трактире, и теперь ежедневно упражнялся в игре на нем. Ему требовалось не просто вспомнить давние уроки игры и освежить в памяти любовные стихи и песни, которые он когда-то знал; он хотел полностью сжиться со своим инструментом. Брик знал, что идеи барда и орудие для их воплощения должны быть единым целым.
С тех пор как Брик отправился на север, он уже несколько раз использовал свой инструмент на постоялых дворах, попадавшихся по пути. Одно дело было играть для собственного коня, из которого получился внимательный и вежливый слушатель; совсем другое – на публику. В первый раз, начав подтягивать колки и перебирать струны, он сильно нервничал, чувствуя, что на него все смотрят – и ждут. А ведь прежде для него такая ситуация была бы в порядке вещей…
Брик из У’дельфа, драматург и вельможа, часто бывал в центре внимания в любом обществе – будь то гости на его загородной вилле или собутыльники в тавернах, куда он захаживал. Его запас острот и анекдотов был практически неисчерпаем, а способность смешить людей до упаду была, пожалуй, ничуть не меньше таланта, позволявшего забавлять публику в театральных залах сочинениями, которые он накропал.
Но Брик из У’дельфа, фигурально выражаясь, отошел в небытие. Как и сам У’дельф – только в буквальном смысле слова.
Этот город изначально был спланирован в форме спирали, здания тянулись единой непрерывной цепью, начиная с восточной стороны и постепенно изгибаясь дугой. В ходе долгой и яркой истории У’дельфа было возведено множество других зданий, захватывавших свободное пространство по мере того, как город рос и богател. Изначальная причудливая планировка если и не исчезла совсем, то скрылась среди застройки, возникшей за последние сто с лишним зим, и давно уже была различима только на карте.
Город раскинулся на широкой равнине. А теперь, когда все до единого многоэтажные дома и башни рухнули, Брик смог отчетливо проследить ту самую спираль по обгоревшим остаткам фундаментов – почерневшим костям его родного дома.
Он проделал обратный путь почти вдвое быстрее, чем добирался до Суука. Безостановочно гнал коня, и только один раз остановился на часок – когда в глазах у него потемнело и он в полном изнеможении потерял сознание, едва не упав с седла.
Солдаты Фелька ему по дороге не встретились – возможно, каким-то чудом, а может, по случайному, слепому везению.
Прошел дождь, и в безветрии полудня нигде по долине не поднимался дым. Да и гореть там уже было, в общем, нечему. Остался только запах гари – и чего-то еще. Отвратительный запах.
Войско Фелька в шести днях пути. Точно-точно. Ведь так сказали разведчики.
Его вилла тоже виднелась там, на черной равнине. Взгляд Брика помимо воли притянуло туда, где прежде был западный пригород. Да, вот здесь он стоял, его уютный и богатый дом. Теперь от него не осталось и камня на камне. Пепел и щебень.
Он мог бы спуститься и порыться в обломках. Мог подойти к этой куче щебня и просеять мусор. Наверняка там нашлись бы мелкие осколки памяти. Вещей, обгоревших до неузнаваемости – только не для его глаз. Он нашел бы разные остатки. Подобрал бы изломанные части мебели и вспомнил, как она когда-то выглядела. Он и кости бы нашел, и, подумав хорошенько, сумел бы, наверное, определить, чьи они.
Его жена, Аайсью. Его дети – Брон, Керк, Ганет и малышка Греммист.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});