На столе, придавленная блюдом с куском черничного пирога, топорщилась записка. Аккуратный почерк с завитками, не чета моим каракулям, сообщал, что Кэр и Ви отправились по делам, а завтрак ждет меня в холодильнике. Не верите, что моя мама писала о себе в третьем лице?
Дословно: «Кэр и Ви объяты заботами, что могут свалиться лишь на двух юных сердцем особ, одной из которых не терпится посмотреть новый город, а вторая не в силах ей отказать, рассчитывая извлечь пользу от этой прогулки по делам». Что, переводя на человеческий, сокращалось до: «Кэр и Ви ушли по делам». Иногда взрослые слишком занудны и за словами забывают суть.
Намазывая арахисовое масло на вчерашний черничный пирог, отринув даже мысли о «полезной пище», я чувствовал пустоту, которую не мог описать словами. Словно я на необитаемом острове, и кашалот проглотил мелькнувший на горизонте корабль. И вроде остров неплох, и я привык на нем жить. И, может, корабль шел совсем другим курсом. Но какая-то обида на кашалота за сожранную надежду. Или на корабль – за то, что он существует? Будто я уже похоронил мысли о нем, свыкся с островом, а теперь вновь… Но вновь что?
Я намазал еще один кусок и пододвинул тарелку Атте, который забрался на стул напротив. Монстр шумно обнюхал угощение и принялся чавкать.
Механически пережевывая пирог, я не чувствовал вкуса. Мои мысли вновь унеслись к синей двери. Вдруг это не просто сон? Вдруг на той стороне города, в особняке Паучихи, за дверью, ведущей в подвал, скрываются не только монстры, но и ответы на все вопросы? На мои вопросы. Или хотя бы на один, но самый главный. Ведь где-то должна быть та дверь, за которой прячется правда?
Я вспомнил про пленку! Да, я ведь сделал снимок тогда. Чуть не уронив табуретку, я побежал наверх, схватил фотоаппарат, забрался на кровать с ногами и проверил счетчик. Почти кончилась!
Атта уже сидел рядом. Его когтистая лапка потянулась к камере, но я не позволил взять аппарат. Монстр попробовал снова, и вновь безуспешно. Еще раз. Безрезультатно. Тогда Атта прижал уши и, прищурившись, сделал рывок. И тут я не выдержал:
– Нет! Это моя вещь, не смей ее трогать, а то сломаешь! – злобно крикнул я.
Монстр отпрянул, сжался и попятился. Ярость рассеялась, и я увидел маленького испуганного зверька. Мне стало стыдно за то, что выплеснул свой гнев на друга. Подобрав на полу маленькое зеркальце, я протянул его Атте.
– Эта камера – единственное, что осталось от моего отца. Я очень ею дорожу, – попытался объяснить я. – Понимаешь, я скучаю по нему. По отцу.
Атта подкрался ко мне, взял зеркальце, облизал его, прижал к себе – в точности так же, как я сейчас держал фотоаппарат.
– Отец? – Атта показал на камеру. – Там?
– Нет, – покачал я головой. – Там кадры.
– Кадры? – Атта нахмурился? – Еда?
Я улыбнулся и снова покачал головой.
– Кадры – это кусочки мира.
Я спрыгнул, порылся в столе и достал альбом. В нем я хранил лучшие из своих снимков. Атлас облачных монстров. Я протянул альбом монстру, полистал, показал на снимок, где по небу плыла черепаха, а на фото рядом дракон раскрыл пасть в попытке проглотить солнце.
– Я могу украсть у времени миг, – вспомнил я слова отца. – И когда я смотрю на эти кадры, то возвращаюсь в прошлое. Словно путешествую во времени.
– Ключ? – Атта поскреб лохматую грудь. – Макс нашел ключ?
– Можно и так сказать, – я убрал альбом на место. – Ключ к прошлому.
– Оп-па-а-сно! – заволновался Атта, и принялся тянуть себя за уши и нервно скреститься. – Слазень! Опа-а-а-сно!
Но успокоить монстра удалось, лишь отыскав в рюкзаке конфету.
Пока Атта чавкал ириску, я заправил кровать, все равно сон унесли вороны.
– Что есть отец? – неожиданно спросил монстр, выговорив каждое из слов потрясающе четко.
Атта уставился на меня огромными круглыми, как фары, глазами. Я почесал затылок и вздохнул.
– Отец – это отец. У детей есть родители. Они заботятся о детях.
Атта внимательно слушал мой сбивчивый рассказ о взрослых, о детях, об идеальной семье, об отце, которого я почти не знал…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Понял? – закончив, спросил я.
– Да, – кивнул монстр и подытожил, – Макс – отец Атты.
– Нет, я тебе не отец! – выпалил я.
Краска прилила к корням волос, и я отчаянно замахал руками, пытаясь придумать, как лучше объяснить Атте сущность отцовства.
Монстр повесил уши, оттопырил нижнюю челюсть и вновь превратился в печальный лохматый комок.
– Ты мой друг, – ласково сказал я и ободряюще похлопал монстра по лохматой спине. – А это почти как брат. Семья.
Уши взметнулись вверх, улыбка оголила клыки, Атта привстал и со всего маху приложил меня своей когтистой лапищей по спине. Я так и охнул, чуть не свалившись с кровати. Ну и удар для зверька, что немногим больше кошки!
– Ты мой дррруг, – повторил Атта, тщательно выговаривая каждое слово. – Друг. Семья.
Монстр занес лапу для повторного братания, но я успел увернуться. Тогда Атта спрыгнул на пол, встал на задние лапы и неуклюже принялся вышагивать по восьмерке, как зверь в клетке. Он продолжал прижимать к себе блестящее зеркальце, временами заглядывая в него, стуча лапой, что-то высматривая и бормоча себе под нос.
Я изо всех сил пытался понять, что говорит монстр, но звуки сливались в единый поток, свистели, рычали, шипели. Тогда и я спустился на пол и, поймав маленького взволнованного монстра, развернул к себе и заглянул ему в мордочку:
– Что ты хочешь сказать, Атта?
– Надо спасать брат Атты, много брат…
– Откуда?
– Подвал! Замок! Ключ!
– Синяя дверь? – догадался я.
– Синяя! – радостно запрыгал Атта.
– А когда я вас спасу, что вы будете делать? – неуверенно спросил я, представляя, что выпущу из мрака целую ватагу ужасных существ.
– Жить. Вместе.
От сердца отлегло. В «жить» не было ничего дурного, особенно, если не жить дурно.
– И есть, – добавил монстр. – Много есть.
Ну да, действительно: каков вопрос – таков и ответ. Но если честно, стоило мне представить подвал, кишащий монстрами, как единственным, требующим спасения, я видел лишь себя. Но где-то глубоко, глубоко привязывал улыбку к ушам Безумный Макс, радуясь возможности вновь вернуться в мрачный и загадочный особняк.
Глава 12
Внутри и снаружи
![]()
Прошла неделя. Неделя без снов, без происшествий, без гостей. Тихая, вялая, однообразная, белесая, как молоко в стакане. Даже Атта куда-то исчез, и на третий день я начал сомневаться в том, что он был на самом деле. А к концу пятого я практически уверовал в то, что просто придумал себе друга, небольшое приключение и испугался теней за окном. Кэр примеряла дому новые шторы, я рассматривал и перебирал сокровища моего подвала, ища им новое применение. Мое упорство было вознаграждено новым старым велосипедом и парой серых мышей. Мышей я оставил в покое и даже подкормил, но об этом – тссс. Обычно взрослые не одобряют добрые поступки такого рода. А вот велик выглядел вполне сносно, внушительнее моего прежнего. И я решил вдохнуть в него жизнь! Перекрасив раму, накачав колеса и приладив катафот, я был жутко доволен. Гордо выкатив железного коня на улицу, я показал язык чумному гному в траве и предстал перед судом Кэр.
– Прекрасная реанимация, Макс! – мама улыбнулась. – Он у тебя объезженный?
– Это я и намерен выяснить, – засмеялся я в ответ.
– Ты, главное, будь осторожен! Если сломаешь шею, то меня выселят из этого чудесного дома. А я потратила последние наши деньги на портьеры.
– Ты всегда сможешь поиграть в Нормана Бейтса[15], – крикнул я в ответ, пуская велик в разгон.
– И когда ты успел свести знакомство с такими гнусными персонажами? – деланно возмутилась Кэр. – Тебе не кажется, что ты еще слишком мал для таких история?
