И опять потекли годы. В 1972-м, в июне, Бродский уехал в США. А через пару месяцев нашу компанию потрясла невероятная новость – Лернера судят. Да-да, судят в нормальном народном суде, что на улице Толмачёва в Ленинграде. Судят за многочисленные аферы, воровство, жульничество, самозванство и всё в этом роде.
Я, конечно, пошёл на суд. Лернер сидел на скамье подсудимых. Я прошёл мимо. Увидев меня, Яков Михайлович сложил пальцы в виде тюремной решётки и внятно сказал: «Рейн, я тебя посажу». Но на этот раз посадили как раз его. При этом выяснились невероятные вещи. Он вообще никогда не служил в армии. Часть военного времени он провёл в Самарканде, где был завхозом госпиталя. И уже тогда обвинялся в хищении сотен комплектов постельного и личного белья. Потом некоторое время работал на ферме, заведовал кормлением животных; те чуть не подохли от истощения, поскольку их почти не кормили – весь фураж уходил налево.
Лернер и наград никаких никогда не получал. Все его ордена и медали – фальшивки. Он где-то раздобыл чистые наградные листы и попросту заполнял их на своё имя (он даже наградил себя орденом Ушакова I степени, который присуждался за победы на флоте). К Дороге жизни через Ладогу он тоже не имел никакого отношения.
Лернер зачастую шёл на копеечное жульничество (так, однажды, проводя лжеревизию в универмаге, он потребовал в качестве взятки тапочки и тенниску, т.е. летнюю рубашку). Но он же пускался и в многотысячные аферы, якобы распределяя от имени Ленинградского обкома партии квартиры. И находил для этих афер клиентов, обманывая их на очень большие суммы. Он хранил у себя на даче огнестрельное оружие и боекомплекты к нему. Был он и брачным аферистом, число его жён доходило чуть ли не до десятка, и от каждой получал какие-то деньги, ведь, чтобы погасить скандалы, ему иногда приходилось какие-то выуженные у его жертв суммы возвращать. Всегда не полностью, но всё-таки.
Были и ещё какие-то обвинения, всего не упомнить. Он получил срок, кажется, 6 лет. Напрасно он говорил, что все обвинения, которые ему предъявляют, ничего не значат в сравнении с пользой, которую он приносил государству, участвуя в идеологической борьбе с диссидентством. К этой части его деятельности суд оказался глух, и Яков Михайлович наконец сел. Как пошутил один из наших приятелей, «Бродский – в Мичигане, Лернер – в Магадане».
Однако через полтора года я встретил Лернера на свободе в Москве в редакции еженедельника «Неделя» на Пушкинской площади. Едва завидя меня, он подошёл и как ни в чём не бывало дружелюбно заговорил. Более того, он мне сделал предложение, из которого я понял, что деятельность его ничуть не изменилась.
– Не нужен ли тебе американский автомобиль? – спросил он. – Уезжает из СССР один дипломат и хочет продать «линкольн». Почти новый. Правда, пока без документов, но документы я тебе вскоре доставлю. Если нужен, то выдай некоторый аванс.
Всё-таки это был человек особый. Видимо, одновременно и авантюрист, и преступник, и шизофреник. Давным-давно он обнаружил в советской системе некую тёмную изнанку. Всё то, что было связано с её закрытостью, блатом, демагогией, страхом перед КГБ и вообще страхом, доносами, покровительством людям, нужным системе, телефонным правом, советским беспределом и всем прочим, что выросло в недрах системы и прикрывалось коммунистической идеологией, цинизмом, а порой и откровенной уголовщиной, – всё это он использовал десятилетиями. При всём том человек он был полуграмотный. Выяснилось, что статейки и заметки в газетах, часто им публиковавшиеся, писали за него какие-то уж совсем тёмные и неизвестные личности. Он не всегда и знал, что там они пишут. Через год или два его посадили во второй раз. И снова он вышел раньше срока на свободу. И опять взялся за своё.
Какое удивительное упорство, видимо, иначе жить он уже не умел. По сути, он являл собой некую трансформацию бессмертной литературной фигуры Остапа Бендера. Но какую зловещую трансформацию! Ни остроумия, ни обаяния ильфопетровского персонажа. Только подлость, хитрость, приспособленчество, доносительство, умение выуживать из воздуха времени какую-то выгоду, иногда просто красть, иногда организовывать аферы и идеологические кампании чуть ли не государственного масштаба.
Умер он в Ленинграде, кажется, в 90-х годах. На его первом судебном процессе выступала в качестве свидетеля его взрослая дочь (фамилия её была не Лернер, а какая-то иная, возможно, по мужу). Когда судья спросил её, кем она доводится обвиняемому, она не ответила, а только громко, в голос зарыдала. Мне это показалось весьма символичным.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 3,0 Проголосовало: 2 чел. 12345
Комментарии:
Слушайте ваши «Валенки»
Литература
Слушайте ваши «Валенки»
МЕТАТЕКСТ
Лев ПИРОГОВ
Владимир Маканин написал.
Что именно, трудно сказать.
Окна бельэтажа высоко, с улицы не допрыгнешь. Так, мельтешение волшебных теней под звуки непривычной уху мазурки.
Cначала вам покажется, что это написала Ксения Букша.
Потом вы вспомните о распространённой среди интернет-дам форме невроза: писать без знака препинания «точка» – исключительно многоточия или восклицательные знаки в неограниченном количестве.
И в конце концов вас озарит: это пьеса. Гениально замаскированная под прозу. Гениально – потому что непонятно, зачем.
Как раз в те дни, когда я мусолил журнал с тем, что написал Владимир Маканин (название там трудное, я забыл), довелось стать очевидцем ещё одного культурнейшего события: фильма Никиты Михалкова «Цитадель».
В знак протеста против антимихалковской кампании фильм мне понравился. Но, сказав «а-а», приходится говорить «бэ»: новое «написал» Маканина как две капли воды похоже на то, что снял Михалков.
Действие там и здесь будто происходит в театре Любимова. А театр Любимова, как ему и положено, расположен в аду.
Там всё как здесь, но с очень незначительными смещениями. На полмолекулы. Во всём, кроме тебя. Ты такой же, обычный. Поэтому тебе и не лезут в горло адские модернизированные водка и огурец. Умыться, почистить зубы, съесть яичницу, уснуть, вскрыть себе вены, расшибить голову об стену и почесать подмышку тоже не можешь. И всё время эдак, знаете, тянет под коленками. От этого вам становится настолько нехорошо, что у вас возникает желание тоже сделаться адским – полюбить театр Любимова. Чтоб это неприятное положение вещей мира (относительно вас) наконец закончилось.
Такова уж убеждающая сила искусства. Смотреть фильм Михалкова, не считая, что он гениален, нельзя. И точно так же нельзя просто так, без приседаний с поклонами, читать «написал» Маканина.
Проще говоря, люди ругают фильм Михалкова ровно за то, чем они восхищаются в театре Любимова. Ругают не потому, что Любимов это делал хорошо, а Михалков плохо, – ругают не за то, КАК, а за то, ЧТО. Так ругал бы самого Любимова, брызжа слюной, какой-нибудь дедулька-ветеран с костылём и орденскими планками на пиджаке, ни черта не смыслящий в высоком искусстве, но заседающий в ещё более высоком парткоме.
То есть тупо пересказывают сюжет, хихикают над несуразностями в изображении военных действий, требуют достоверных психологических мотивировок поступков героев, возмущаются, почему у героя какая-то машинка для обрезки сигар на руке.
То же и я с Маканиным: точки, многоточия, Букша…
Ты суть ухватил? Понял, что это евангельская по масштабу история о верности и предательстве, о лжи как о метафизическом клее бытия, и всё такое?!
Не понял.
Я в последнее время ничего сложнее Гайдара не понимаю. Не хочу понимать. Такая выработалась внутри «программа».
Недавно говорили с Басинским. Он спрашивает:
– Нравится тебе писатель Боря Евсеев?
– Честно говоря, не очень…
– А почему?
Ответил первое, что пришло в голову: «У него темы нет».
– Ну да, – согласно потух Басинский. Но тут же несогласно воспрял:
– А у кого она есть?
Дескать, в непростое время живём.
Паша, мы действительно живём в непростое время. Как при Советском Союзе в искусстве было засилье «воспитательной роли» (а всяким там любимовым по башке, по башке), так и сейчас засилье эстетской пустоты и бессмыслицы, или, как говорит критик Наталья Иванова, – «литературного вещества». Чем больше «вещества», тем лучше, потому что чем его больше, тем меньше смысла.
Если русская литература (в книжных магазинах уже пишут «российская») будет со смыслом, то этот смысл неизбежно окажется национальным, а это фашизм и ужас.
Национальным – не в смысле лозунгов и размахиваний. Лозунги и размахивания – это частный случай, ноль пять процента, но мы-то умные и знаем, что фашизм скрывается в мелочах. Начнётся с васильков-лютиков, а закончится Пересмотром Итогов Приватизации.