и на секции и в провожатых не нуждался.
И почему я не насторожилась еще в тот момент, когда он расспрашивал Ивана о том, как проводить озоление и до какой температуры следует разогревать муфельную печь?
Да что там говорить, я не сразу поняла, что происходит, даже когда с Василисой начала твориться откровенная жуть. Для человека несведущего это больше всего напоминало ломку, хотя я знала, что Константину Щаславовичу для его волшбы никаких запрещенных препаратов не требовалось. А нынче дело вовсе не в зельях было.
— Василиса, что с тобой? Где болит? — не на шутку перепугался мой Иван, когда его возлюбленная, прервав пляску, принялась бессознательно трепать волосы, рвать ворот исцельницы и скидывать с себя бусы и браслеты.
При этом тело ее изгибалось в жутких конвульсиях, словно на документальных кадрах военных хроник, где живых людей жгли фосфором или напалмом.
— Огонь, уберите огонь, вытащите меня из печи, — бессвязно бормотала Василиса, пытаясь отыскать дорогу к уборной.
— Да что это с ней? Надо срочно скорую! — не давая Василисе упасть, поддерживал ее Иван, пока она, закатывая глаза, жадно хватала воздух ртом и подставляла пылающие руки под холодные водяные струи.
— Не надо скорой, поехали быстрее к вам домой, может, еще успеем! — первым заподозрил неладное Левушка, словно пистолет, вытаскивая мобильник и вызывая такси.
Я поначалу глянула на него недоуменно, предполагая у подруги что угодно — от абстинентного синдрома до приступа эпилепсии. Вот только при абстинентном синдроме ледяная вода хотя бы немного помогает, а при эпилепсии на коже не вздуваются волдыри. Зеркала тревожно показывали мне знакомое подземелье, еще и освещенное багровым заревом, а на безымянном пальце подруги неведомым образом возник проклятый обручальный перстень.
До дома домчались, словно на реактивном двигателе. Ни один светофор или рьяный патрульный не посмел нам помешать. Водитель, воодушевленный двойной оплатой, следил за дорогой и вопросов не задавал. Левушка обреченно бормотал о том, что надо было выкроить время и сгонять после экзамена к нам домой. Сотовый у Петьки не отвечал. Видимо, он, отзвонившись маме, его просто выключил, а домашний мелкий принципиально не брал. Иван смотрел на нас с Левой как на психов и все порывался набрать 103. Василисе становилось все хуже. Ее бросало то в жар, то в холод. Даже при открытых окнах, в которые дул свежий ветерок, ей не хватало воздуха.
Не помню, как мы вошли в подъезд и как я отперла замок. Еще с порога в нос ударил характерный запах паленой органики. Левушка метнулся к муфельной печи, возле которой бесновался бедняга Тигрис… и увидел только скорбную горстку пепла.
— Тебе разве разрешали пользоваться печью одному? — раненой тигрицей набросилась я на мелкого, пока Иван пытался привести Василису в чувство, а Лева в последней безумной надежде слепо шарил по аквариумам.
— Да что вы все на меня наезжаете? — испуганно вытаращив глаза, орал Петька, показывая исцарапанные Тигрисом руки. — Я все правильно сделал! И вообще, там в аквариуме пусто было! Я только сброшенную шкурку сжег.
Левушка застонал и обреченно сел на софу, обхватив голову руками. Такого поворота он предугадать не мог. Петьку словно кто-то искушал, и я даже знала кто.
— И что теперь? Мы потеряли время, она умирает! — в ужасе прощупывая сначала замерший, а потом участившийся до невозможных показателей тахикардии пульс Василисы, вскричал Иван.
— Прости, Иванушка! Ищи меня… — приоткрыв уже не похожие на человеческие, лишенные белков глаза, прошептала Василиса.
С телом ее происходила странная метаморфоза. Оно уменьшалось, словно скукоживалось, сквозь кожу прорастали перья.
— Что, где? Где искать? — на автомате спрашивал Иван, не понимая, что происходит.
Василиса исчезла. Вместо нее, путаясь в юбке и рукавах накидки, из одежды вылетела и заметалась по квартире серая кукушка.
— В тридевятом царстве, тридесятом государстве, — скорбно пояснил Левушка.
Пока мы с Ваней и Петькой пытались поймать и уберечь от Тигриса обезумевшую птицу, он уже приготовился держать оборону у окна. Но Константин Щаславович то ли не сумел, то ли не захотел мучиться с преодолением его оберегов, через зеркало открыв проход в уже знакомое подземелье, куда закрутившийся едва ли не посреди квартиры смерч унес бедную кукушку. Иван ломанулся следом, но портал закрылся. Только зеркало треснуло, осыпая нас мириадами осколков.
Глава 7. В Тридевятое царство
— Если Василиса жива, я все равно найду ее! Хоть в Тридесятом, хоть в Триодиннадцатом царстве! — решительно проговорил Иван, поднимаясь на ноги и потирая ушибленные места.
Хотя Левушка в последний момент успел поставить что-то вроде магического щита, почти как в играх, и нас не посекло осколками, отдача от закрывшегося портала основательно впечатала парней в стену. А мы с Петькой непостижимым образом приземлились на мою кровать в обнимку с Тигрисом.
— И как же ты туда собрался дорогу найти? — спокойно и слегка насмешливо поинтересовался Левушка, видя, что Иван уже открыл приложение и ищет ближайший авиарейс до Наукограда. — Придешь к Константину Щаславовичу и постучишься, чтобы впустил? Так ведь он впустит, и с превеликим удовольствием, — добавил Лель, подбирая с пола и откладывая в сторону несколько осколков покрупнее, в которых по-прежнему отражались древесные корни и потустороннее подземелье. — Только обратно не выпустит. Ну, или отправит куда-нибудь на ферму, в зоопарк или живой уголок.
Он сходил на кухню за совком, помогая мне собирать стеклянное крошево, потом продолжил весьма едко и подозрительно гнусаво, словно подражая звучанию гобоя:
— Не помню насчет лягушачьего века, но хомячки живут всего два-три года, да и молодых бычков быстро пускают на котлеты и колбасу.
— Да что ты об этом знаешь? — вскричал Иван, который, чтобы хоть немного избыть терзающую его изнутри боль, кажется, набросился бы сейчас на друга с кулаками.
— Да уж побольше твоего, — с сочувствием проговорил Лева, запрокидывая голову и зажимая нос, из которого двумя алыми струйками сочилась кровь.
То ли он ударился о дверной косяк, то ли перенапрягся в попытке противостоять врагу.
— Так ты хочешь сказать, что Василиса жила у нас все это время в лягушачьей шкуре, а сейчас превратилась в кукушку и улетела через зеркало? — уточнил Иван, глядя на нас, как на парочку психов.
Пока Лева промывал нос, а я хлопотала возле него с пропитанными перекисью тампонами, брат подобрал с пола накидку и юбку, все еще хранящие остатки тепла и аромат духов возлюбленной, и теперь задумчиво выбирал из складок серые птичьи перья.
— Но ведь это противоречит всем законам логики! — проговорил он с таким отчаянием, будто мы ему пытались научно доказать, что Земля плоская. — Прежде