Читать интересную книгу Не дрогнет рука - Николай Волков

Я видел, что полковнику известны такие детали проведенных мною дел, на которые я в свое время не обратил внимания. Видимо, этот старый сыскной асс внимательно следил за тем, как работает каждый винтик сложной машины, которой он руководил. Невольно приходили на память другие мои промахи и ошибки. «Знает ли он о них?» — думал я. Оказалось, что о некоторых знал.

Довольно долго продолжалась наша интересная беседа. Не раз за это время я вырастал на целый вершок, когда полковник — правда, довольно скупо — отмечал мои удачи, но частенько приходилось мне поникать головой, когда он упоминал о моих промахах. В заключение, перейдя на дружеский тон, полковник сказал:

— На прежнее место ты уже не вернешься. Туда мы пошлем другого, а тебе я поручу пока одно дело, в котором, мне кажется, наши товарищи порядочно напортачили. Если тебе пошел впрок наш разговор, то, я думаю, ты не только сможешь найти и исправить чужую ошибку, но и сумеешь определить, не относится ли это дело к числу тех, о которых мы с тобой сегодня толковали. Что-то оно мне кажется подозрительным.

Вкратце он изложил суть преступления, которое недавно было совершено в селе Озерном, расположенном в четырех часах езды по железной дороге от города Борска.

Неделю тому назад там был убит одиноко живший после смерти своей жены старик, пенсионер Глотов. Знакомств он почти ни с кем не водил, жил замкнуто, и никто из соседей не замечал, чтобы в последнее время к нему хотя бы кто-нибудь заходил.

Убийство, как считают, было произведено с целью грабежа. Преступник, явившийся к старику, тут же, в кухне, у порога, разрубил ему голову и тем же топором взломал сундук, а затем удалился, забрав с собой сапоги, выходной костюм и облигации займов, принадлежащие Глотову.

Об убийстве Глотова заявил в милицию фельдшер Пальмин, который зашел забрать свои газеты, взятые Глотовым для проверки таблицы выигрышей по займу. Обычно старик аккуратно возвращал их сам, а на этот раз что-то не принес.

Дверь дома Глотова фельдшер нашел приоткрытой, а старика лежавшим на полу с разрубленной головой. Листок со списком номеров облигаций валялся под столом.

Сотрудники милиции, немедленно явившиеся на место, приняли меры к розыску преступника и похищенных вещей. В тот же день они задержали на рынке женщину, продававшую костюм и сапоги Глотова. Это была жена некоего Семина, несколько лет тому назад осужденного за ограбление квартиры и недавно освобожденного по амнистии.

Семин был тотчас же арестован. На допросе он совершенно отвергал свою причастность к преступлению, заявляя, что узел с вещами нашел утром у себя во дворе, возле забора. Но такое объяснение показалось неправдоподобным, и ему предъявили обвинение в убийстве Глотова. Между тем по имеющимся данным видно, что Семин, вернувшись из лагеря, усердно работал и вел честную жизнь. Неясно, почему он пошел на убийство. Это и нужно выяснить.

Закончив изложение дела, полковник замолк, склонив в сторону голову и испытующе глядя на меня, точно ожидая какого-то заключения. Материал был очень уж скудный, однако, вспомнив наш разговор о моих промахах, я сказал:

— Мне не пришлось быть на месте преступления и изучить как следует обстоятельства убийства, но, припоминая, как вы ругали меня за поспешные выводы, думаю, вы и здесь опасаетесь, что следствие пошло по наиболее легкому пути, может быть даже подсказанному самим преступником, который нам пока еще неизвестен.

Полковник усмехнулся:

— Видно, мое замечание пошло впрок. Что ж, неплохо, если так! Я тоже не был в Озерном за эти дни и не могу судить, насколько правильно было произведено расследование, но считаю, что нужно поглубже разобраться в этом деле. Нельзя забывать, что ошибки в нашей работе всегда влекут за собой тяжелые последствия. Может пострадать ни в чем не повинный человек, а действительный преступник, которого нам не удалось обнаружить, ободренный своим успехом, может пойти на еще более дерзкие и опасные преступления. Поэтому, какое бы дело ты ни вел, старайся докопаться до самых его корней. Это особенно важно в данный момент, когда мы подчас имеем дело не с обычными уголовными преступниками, действующими на свой риск и страх, а с бандитами, которыми руководят опытные главари.

Поднимаясь из-за стола и давая этим понять, что разговор окончен, полковник добавил:

— Я думаю, что ты с этим делом справишься. Смекалка у тебя есть, только нужно, понимаешь… глубже пахать.

Я вышел из управления, размышляя: «Что же в конце концов получилось? Мое желание навсегда расстаться с Борском и некоторыми его обитателями как будто бы сбылось, но как ни странно, это не доставило мне радости, даже наоборот, что-то тоскливо защемило на сердце. Также оставалось неизвестным, буду ли я жить в Каменске. Об этом полковник сказал неопределенно, что-то вроде: «Посмотрим как у тебя пойдут дела…».

Не замечая чудесного осеннего дня, сиявшего солнцем и золотом тополей, я медленно шел по улице, сам не зная куда, обдумывая свое положение и еще кое-что, и вдруг поймал себя на том, что покусываю ногти на пальцах. Вот уже разодолжил! Вообще у меня никогда не было такой отвратительной привычки, и уж если я дошел до этого, то значит вовсе потерял контроль над собой, что нашему брату не к лицу. Пришлось взять себя в руки, подтянуться и постараться выбросить из головы кое-какие беспокойные мысли. Но это плохо мне удавалось.

Два голоса спорили во мне. Один — рассудительный, говорил, что нужно пойти попрощаться перед отъездом с няней Сашей. Другой — насмешливый, язвил: «Скажи уж лучше честно, что хочешь повидать Ирину. Но ты ей совсем не нужен. Вчера, под конец разговора, она держалась с тобой так недружелюбно, что после этого лезть к ней на глаза просто неловко».

— Все равно пойду! Я обязан, раз она сказала, что хочет говорить со мной, и наконец я не могу уехать, не взглянув на нее последний раз.

«Значит, платоническое увлечение? Понятно! — издевался насмешливый голос. — Тогда иди, вздыхай, томись».

— Я и так иду!

Чтобы не встречаться с Кларой Борисовной или Радием, я постучал в дверь с черного хода, рассчитывая, что застану няню Сашу в кухне. Чей-то голос ответил мне:

— Открыто, входите!

В кухне, у плиты, с ложкой в руке стояла Ирина. Помня, как холодно она простилась со мной вчера, я сказал только:

— Здравствуйте! Сегодня, значит, вы на кухне за главного? А где няня Саша?

Я полагал, что она протянет мне руку или хоть даст понять, что я могу первым подать ей свою, но ошибся. Не глядя на меня, машинально помешивая ложкой мелко нарезанный лук, кипевший в масле на сковородке, Ирина явно недружелюбно проговорила:

— Няни нет дома, и придет она очень нескоро. Вам нет смысла ее ждать.

— Ясно! — громко вырвалось у меня. До боли крепко закусив губу, я стоял, машинально ударяя себя по ладони кепкой. Нужно было повернуться и уйти, может быть, даже не попрощавшись.

Ирина искоса взглянула на меня, и в этом осторожном взгляде я прочел и враждебность и опасение.

— Пожалуйста, когда выйдете, закройте за собой покрепче дверь, — глухо, точно через силу сказала она.

Это уже было оскорбление. Она выгоняла меня. Обида клокотала во мне, и я еле сдерживался, чтобы не ответить слишком резко. Но что могло заставить ее так перемениться ко мне? Верней всего, что Радий, вызвав ее вчера во время нашей беседы, заставил ее так держаться со мной, чтобы я больше никогда не перешагнул их порога. Но ведь он же сам затащил меня к себе. Или он боится, что я смогу помешать их затее выдать Ирину за Арканова? Но здесь не место было раздумывать.

— Прощайте, Ирина Аркадьевна, — сказал я, кланяясь. — Я не сержусь на вас за ваш умышленно обидный тон. Я понимаю, вы хотите, чтобы я ушел и больше не появлялся. Пожалуйста, это нетрудно сделать.

Она пожала плечами и, не оборачиваясь, ответила:

— Вы ошибаетесь. Меня не интересует, где вы находитесь, здесь или за порогом.

— Видимо, это неправда, иначе вы не меняли бы так быстро своего отношения ко мне. Это Радий запретил вам продолжать знакомство со мной.

— Мне никто ничего не запрещал! — с отчаянием выкрикнула она, круто повернувшись ко мне. — Просто я решила не расширять круг своих знакомых за счет людей вашей профессии. Вы сами должны понимать, в чем тут дело. — И, вновь отвернувшись к плитке, она стала усердно мешать зарумянившийся докрасна лук.

— Вы правы, я знаю, в чем тут дело. Радий опасается, что, посещая ваш дом, я могу заинтересоваться, почему и он и ваш отец против вашей воли толкают вас в объятия человека, который вам противен. Что заставляет их подчиняться ему, лебезить перед ним? Чем он их купил? Что же вы молчите?

Ирина стояла бледная, без кровинки в лице, однако у нее еще нашлись силы рассмеяться, хотя смех этот был больше похож на рыдание.

— Вы смешите меня, — сказала она, по-прежнему избегая моего взгляда. — У вас, вероятно, выработалась мания преследования, вы готовы подозревать всех, кто попадется вам на глаза. Кстати, — тут она, прищурившись, взглянула на меня, — не бывает ли так, что когда вы идете по улице со знакомой девушкой, то прохожим кажется, будто вы ведете в милицию задержанную воровку?