Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жермена не просто любила его - обожала!
- А нос у меня красный? - все еще улыбаясь, спросила она.
Лукас наклонился и поцеловал ее в нос.
- Он ледяной, - констатировал он.
- Посмотрели бы вы, мистер, на свой! - засмеялась Жермена.
Это самое замечательное Рождество в ее жизни!
- Даю вам тридцать минут, чтобы собраться, - развязно заявила она ему и услышала слабый стон.
Потом Лукас целовал ее снова и снова, а она целовала и обнимала его в ответ.
- Я скучал по тебе, - пробормотал он ей в губы.
Боже! Он сказал то, что она так хотела услышать!
Лукас заглянул в прекрасные глаза Жермены и снова нежно поцеловал ее холодное от снега лицо.
- Пошли, отведу тебя домой. Ты замерзла, - сказал Лукас, помогая ей подняться.
Замерзла? Жермена нисколько не ощущала холода, но была слишком хорошо воспитана, чтобы сознаться, что зажженный им огонь внутри превратился в пламя.
У нее остается еще один час его общества, размышляла Жермена, и она хотела получить от него удовольствие. Ведь какой унылой станет жизнь потом, когда Лукас уедет...
- Простите, если мы немного опоздали, - извинился Лукас перед ее матерью, когда они стояли в холле, сбрасывая верхнюю одежду.
- Портиться нечему, - заверила его Грейс Харгривз. - Но вы оба вымокли! - тут же заворчала она.
Жермена посмотрела на Лукаса, чтобы увидеть, как этот титан в мире большого бизнеса переносит, когда его бранят, и с восторгом увидела, что он с удовольствием принимает опеку ее матери.
А мать именно опекала его. Жермену она отослала наверх принять горячий душ, а у Лукаса забрала пальто и предложила отдать ей одежду, чтобы прокрутить ее в сушилке.
Желая скорее вернуться к Лукасу, Жермена погрелась под горячим душем, а потом помыла волосы шампунем. Одеться она решила просто, поскольку на Лукасе были обычные джинсы.
Натянув свитер и брюки, она быстро спустилась вниз. Лукас и ее родители были в гостиной, и она сразу увидела, что Лукас принял помощь ее матери.
- Все высохло? - поинтересовалась Жермена, ощутив внезапную неловкость.
Лукас внимательно оглядел ее.
- Отогрелась?
- Конечно же, вы оба упали с санок, - констатировал ее отец, не дав ей ответить, и продолжал, хотя это была сущая неправда, даже если он в это верил: - Эдвина всегда любила кататься на санках.
После этого замечания нельзя было затронуть никакую тему, чтобы Эдвин Харгривз не упомянул в разговоре имя Эдвины. Они перешли в столовую, но для Жермены ланч прошел не слишком приятно, и она начала сожалеть, что ее мать пригласила Лукаса. Жермена привыкла к тому, как ее отец поет дифирамбы Эдвине, а Лукас - нет.
Недавно обретенный враг в виде ревности начал вновь наступать на Жермену: а может быть, ему это нравится? В конце концов, он пригласил Эдвину в свой дом на Рождество. И именно в его доме Эдвина находится в данную минуту.
Тогда какого же лешего Лукас делает здесь, с нею?
Жермена еще не пришла ни к какому заключению, когда внезапно отец сбил ее с толку своим заявлением:
- Конечно, Эдвина очень отважная девушка. Она еще не оправилась после того, как ушибла спину.
- Когда спина болит, это ужасно, - спокойно согласился Лукас.
- Я не уверен, что она достаточно хорошо себя чувствует, чтобы ее оставлять одну - без женской помощи в доме, - намекнул Эдвин Харгривз, и Жермена не знала точно, побледнела она или покраснела.
Последовала тишина, и ей хотелось, чтобы пол разверзся и поглотил ее. Она почувствовала на себе взгляд Лукаса, но ни под каким видом не могла посмотреть на него после столь откровенного предложения ее отца, чтобы Лукас забрал ее с собой в "Хайфилд".
В отчаянии она старалась подыскать какую-нибудь другую тему, но ощущала такое унижение, что не могла здраво мыслить. Ее мать тоже ничего не сказала, а когда заговорил Лукас, Жермена была потрясена, что он не сменил тему, а заявил отцу:
- Я приглашал Жермену провести Рождество в "Хайфилде", но...
- Приглашал? - сразу повеселев, переспросил Эдвин и, повернувшись, посмотрел на свою младшую дочь.
- Я обещала тебе и ма... - начала она, но не закончила, потому что он ее оборвал:
- Ты должна знать, что ни твоя мать, ни я не станем связывать тебя, если ты предпочитаешь провести это время со своими друзьями.
Жермена сильно пожалела, что у нее не хватит мужества выбежать из комнаты. Она никоим образом не покажет Лукасу, как ужасно неприятен ей весь этот разговор.
Вдруг он тихо сказал:
- Предложение остается в силе, Жермена.
Тогда она посмотрела на него и увидела понимание в красивых серых глазах. Однако ей не требовалась его жалость.
- Но... - начала она, и снова ее перебил отец:
- Вот, пожалуйста! Лукас очень хочет, чтобы ты поехала. И ты сможешь проверить, действительно ли Эдвина в порядке или она просто храбрится, и...
- Большое спасибо, Лукас, - вмешалась Жермена, испытывая отчаяние, - но я никак не могу...
- Конечно же, можешь, - ликовал отец. - Тебе ведь надо выходить на работу только второго января, поэтому...
- Не могу!
О боги, ее отец надеется, что она проведет в "Хайфилде" целую неделю, тогда как Лукас приглашает ее на день или два!
- Ты же знаешь, что можешь, - мягко заметил Лукас и, когда она тоскливо посмотрела на него, добавил: - Мне бы очень этого хотелось!
- Значит, решено, - объявил Эдвин Харгривз.
Жермена перевела взгляд с Лукаса на отца, а потом на мать, которая, похоже, хотела бы дать мужу обухом по голове, но хорошие манеры не позволяли ей прилюдно затевать с ним ссору.
- Как ты поступишь, дорогая? - спросила миссис Харгривз, не страшась гнева своего мужа.
Но когда Жермена открыла рот, чтобы сообщить матери, что никуда не собирается ехать, Лукас уже взялся организовывать:
- Отправимся на моем автомобиле - я не хочу, чтобы у тебя были сложности с машиной, если нас занесет снегом в "Хайфилде".
К тому времени, когда Жермена сложила вещи и была готова снова спуститься, она начала преодолевать свое смущение. И тогда же она поняла: если скажет отцу, что не поедет в "Хайфилд" к сестре, остальная часть праздника станет невыносимой. Жермена не сможет остаться в доме родителей.
- Готова? - спросил Лукас, когда увидел Жермену, взял у нее сумку и вместе с Эдвином пошел к "рейнджроверу".
Жермена повернулась к матери.
- До свидания, мама, - сказала она, обнимая и целуя ее.
- Ты не сердишься, дорогая? - спросила мать - Я видела тебя с Лукасом, когда вы возвращались с катания, - ты была такая счастливая! Но если это не так и ты не хочешь ехать, то оставайся, а я разберусь с твоим грозным отцом позже.
Если она пожалуется, что отец силой заставил ее принять приглашение, то внесет в семью разногласие. Зачем такая атмосфера на Рождество?
- А ты не возражаешь, что я уезжаю? - таков был ее ответ.
Мать улыбнулась:
- Как бы мне ни хотелось, я знаю, что не могу всегда держать тебя при себе.
Жермена пошла к внедорожнику, немного повеселев. В их семье не особенно принято говорить, как они друг друга любят. Но из сказанного матерью Жермена поняла, что, в то время как отец идеализировал свою старшую дочь, мама любила младшую.
Решение Жермены провести оставшуюся часть Рождества в ее собственной маленькой квартирке не изменилось. Поэтому после того, как Лукас проехал по дороге около мили, Жермена попросила его остановиться у ближайшей стоянки такси и высадить ее. Он не стал ждать стоянки, а сразу же затормозил и повернулся к ней.
- Разве мы больше не веселимся? - спросил он, вглядываясь в ее серьезное лицо.
Лукас, очевидно, хотел выразить, что ему было так же хорошо с нею в снегу, как и ей с ним, но все равно она не могла отправиться в "Хайфилд".
- Я не поеду с вами, - выпалила Жермена.
- Чем я провинился? Может, сказал что-то лишнее? Почему ты хочешь лишить меня своего общества?
Ее решимость колебалась, но гордость было не так легко унять.
- Вы ничего не сказали, - честно ответила она. - Но вы отлично знаете, что всего час назад у вас не было ни малейшего желания везти меня обратно в "Хайфилд". Я не могу поехать с вами, - повторила девушка, чувствуя себя совершенно несчастной.
- Нет, дорогая, я очень этого хочу, - уговаривая, улыбнулся он.
Ах, не надо, Лукас! Гордость Жермены оказалась мыльным пузырем. И все-таки она продолжала слабо сопротивляться:
- Но если бы мой отец...
- Если бы твой отец, беспокоясь об Эдвине, не предложил этого, я бы увез тебя по собственной инициативе.
Жермена посмотрела на Лукаса, отчаянно желая верить ему. Не предлагает ли он ей сладкий обман лишь для того, чтобы успокоить ее уязвленную гордость?
- Увез бы? - медленно переспросила она, когда на нее неотрывно смотрели эти его внимательные серые глаза, а в голове все еще райской музыкой звучало его слово "дорогая".
- Конечно, - подтвердил он, мягко улыбаясь, потом наклонился к ней и нежно, неторопливо поцеловал. И, так же неторопливо отодвинувшись, заглянул в ее теплые фиалковые глаза. - Поедешь - чтобы сделать мне приятное?