Читать интересную книгу В лабиринтах тёмного мира - Олег Северюхин

Потихоньку я стал превращаться в царя Мидаса, у которого превращается в золото все то, к чему он прикасается. Жернова круглосуточно превращали зерно в крупу и в муку, в течение светового дня работали гончары и токарь по дереву, который очень быстро обучился держать в руках резец.

Это так, к слову пришлось, пока я тащил женщину к дому. Слуги уже увидели хозяина с ношей и выбежали на встречу. Женщину отнесли на половину слуг и оказали ей помощь.

Как сообщили женщины о себе, они из Месопотамии, приехали сюда вместе с купцом-родственником, чтобы посмотреть на Рим и устроить здесь свою жизнь. Язык знают с детства, потому что учились в римской школе у себя дома. У них дома дядя римский гражданин и местный патриций, и они тоже имели слуг. И они обе Талии из рода Талиев. Одна Талия старшая, а другая Талия младшая. И не нужно этому удивляться, потому что в роду Талиев всех женщин зовут Талиями.

Конечно, сейчас я разбегусь, предоставлю им слуг как римским гражданкам и поселю их в господском таблинуме. Некоторые читатели уже предвкушают развитие романтических отношений странного римлянина с женщиной, упавшей ему прямо в руки по воле богов. А, может быть, сразу с двумя.

А что, нравы того времени были более свободными, нежели сегодня. Рабыни доступны всегда, а свободные женщины не отличались большой целомудренностью, потому что любили совмещать приятное с полезным, получая от близости с мужчиной то, что им нужно. Женский практицизм всегда был в цене.

Совсем другое это наши российские женщины. Именно в присутствии их хочется быть джентльменом, пропускать везде, помогать надеть пальто, уступать место и делать массу всяких разностей, от которых жизнь у женщины становится более приятной. На Западе я буду чувствовать отвращение к себе, но ни в коем случае не буду пропускать вперед женщину. Не буду, подавать ей руку. Не буду помогать надевать пальто. И, даже если она будет тонуть, то крепко задумаюсь, а спасать ли мне ее? Спаси, а она после этого подаст на меня в суд за то, что я прикоснулся к ней, вытаскивая из воды или еще что-нибудь. Да лучше уж тони со спокойной совестью, западная мадама.

Как раз перед моим исчезновением французский председатель международного валютного фонда был обвинен в изнасиловании афроамериканской горничной в США. И сразу все бледушки зашевелились в надежде подоить богатого папика, стали вспоминать, как лет десять-пятнадцать назад он делал им неприличное предложение. Да я сам лет десять-пятнадцать назад делал такие же предложения, но в очень приличной форме. Если человек не делает предложение, значит – он больной или извращенец, или вы не из тех, кому делают такое предложение.

А помните, когда одна стажерка в Белом доме захотела заработать на минетах, так столько бабенок начали вспоминать о том, что и они оказывали сексуальные услуги на безвозмездной основе и захотели получить то же самое, но только с процентами, набежавшими за полтора-два десятка лет.

Так что, никаких романтических историй в моем повествовании не будет. Будет голая правда.

– Как это? – скажете вы.

А так, у каждого своя голая правда.

Давайте скажем прямо, просто так женщины гроздьями не падают. Да и я с большим подозрением отношусь к западным женщинам. Они ничуть не изменились со времен Древнего Рима и до сегодняшнего дня.

Глава 26

Какой-то древний француз воскликнул, глубокомысленно подняв вверх указательный палец:

– Шерше ля фамм! (Ищите женщину!)

Возможно, что первым был не француз, а кто-то другой, пришедший к выводу, что все зло и добро в женщине и фраза была совершенно другая, но те, кто умел писать, записали ее по-своему и стали тиражировать везде как высшее достижение философской мысли того времени. А в то время как раз свирепствовала инквизиция и поэтому фраза пришлась к делу, отправив на костер тысячи прекрасных женщин, отчего популяция женщин на Западе сократилась.

Две Талии в моем доме постоянно мелькали у меня перед глазами, не делая попыток найти своего дядю и показывая мне, что они настолько обносились, что все их прелести являются их единственным украшением.

Через три дня два моих менеджера Толик-Птолемей и Петроний, а по сути два резидента моей контрразведывательной сети, доложили, что обе Талии усердно трудятся на Марка Юлия Хромого (не Хромой, а Хромый), ведающего хранилищем тайных вещей римских императоров.

Вещей в его ведении нет никаких, но зато он свободно запускает руку в казну для оплаты услуг, оказываемых лично императору. Причем Хромый остался на своем месте от прежнего императора и не потерял доверия. Естественно, кто знает подноготную двора и может влиять на настроения, то человек этот весьма ценный и его хранить нужно. Похоже, что и аудиенции императора я удостоился с подачи господина Хромого.

Старшая Талия постоянно находилась на вилле, а младшая повадилась ходить смотреть, как работают гончары и резчики по дереву. С появлением дам пропала моя ручка со стальным пером и графитовый карандаш. Самолично делал. Возни, конечно, было много, особенно с пером. Раньше, в доперестроечные времена перо одну копейку стоило, столько же стоил и коробок спичек. Графит я нашел и обрабатывать его несравненно легче, а деревянную оправу, то есть сам карандаш и школьник сделает, зато как много легче карандашом рисовать чертежи. Пропал и мой кисет с табаком.

Кто-то крутил мою подзорную трубу, в которую я веду наблюдение за местами работ. А потом я заметил, как младшая Талия, что-то прячет под камень недалеко от тропинки, а вечером кто-то со стороны города приходит и забирает то, что туда положили.

Все понятно и все старо как мир. Я под плотным наблюдением. Если я начну обрубать все возможности для наблюдения за мной, то меня попросту арестуют и подвергнут пыткам. Хотя, меня могли давно арестовать. Так и так, песенка моя спета, и нужно готовиться к худшему.

Правление Нерона, похоже, подходило к концу. Он казнил своих жен, патрициев, своего учителя Сенеку, травил христиан, а потом плюнул на все и стал писать пьесы и трагедии.

Все свое имущество я переписал на Петрония и Птолемея, которые были как «не разлей вода». А приглядевшись, я понял, что они еще и любовники и тщательно это скрывают это от меня.

Конечно, я рисковал. Западный менталитет предполагает, что если кто-то передал свои дела другому человеку, то он расписался в собственном бессилии, его место в доме престарелых или его нужно отвести в тайгу и бросить там, на съедение волкам, как в одной из известных стран, где отец и мать не являются близкими родственниками.

И это везде в порядке вещей. Старые башмаки снимают и выкидывают. Но на Петрония и Толика я надеялся. Мы все трое были бродягами, спавшими на сене под лестницами Колизея, дрались за деньги и перебивались случайными грошами, пока не стали теми, кто мы есть.

Если я не передам им имущество, то при моем аресте все перейдет в пользу императора, а так я просто гость у приветливых граждан Рима.

Хотя в Риме, как и в России, существует римское и российское право. Захочет кто-то из власть имущих присвоить себе что-то, то ему никакие законы не писаны. Через подставных лиц захватят бизнес, выселят из дома и пустят по миру. Прошли тысячелетия, а ничего не изменилось, пещерные законы правят миром. Одна разница, что римлянин во всем мире является римлянином – представителем мощной империи, а россиянин и в России никто, а за пределами России его и еще звать никак.

Часто россиянин за границей идет по такому же пути, как и я, достигая своим трудом существенных успехов, становясь известным и богатым. И вот тогда родина-мать, напыжившись, говорит:

– Вот видите, какие мои сыны, они нигде не пропадут и славу мне принесут!

Смотрят чужие люди на нее, смеются и говорят:

– Что же ты своих сыновей от себя оттолкнула, почему они от тебя к другим людям ушли?

Я оформил все бумаги, передал их Толику и Петронию и сказал, что просто беспокоюсь об их будущем, так как Талии неслучайно находятся у нас.

– Учтите это, – предупредил я их, – и вы вообще не знаете, кто я такой, а все, что у вас есть, это вы заработали сами. Завтра я уезжаю надолго, но буду с дороги писать вам, а потом, может быть, и вернусь. Возьму с собой обоих Талий и того бесполезного раба. Хочу посмотреть мир в той стороне, где я еще не был.

Глава 27

Туристические поездки того времени были делом рисковым и не совершались в одиночку.

Сборы в дорогу растянулись примерно на месяц. А что вы хотите? Раньше жизнь текла размеренно, и никто и никуда не торопился. Если ты узнал, что неделю назад что-то и с кем-то случилось и ехать туда нужно дня три или четыре, то торопись, не торопись, а раньше, чем через неделю ты туда не доберешься. Так что один-два дня туда или сюда большого значения не играли.

Можно послать вестника, чтобы он, загнав с десяток лошадей, доставил сообщение на пару дней раньше, чем я прибуду куда-то. Так стоит ли игра свеч? Если бы речь шла о судьбе государства, то да. А если о судьбе простого смертного, то стоит ли так сильно напрягаться, чтобы прибыть через два или три дня после похорон человека? Судите сами.