— Вы могли быть сообщниками, — не сдавался Корбан. Я его понимаю: в кои-то века поймали народосчастников и на тебе — обознались.
— Тогда почему мы напали на своих друзей, остановили поезд? От отсутствия необходимого риска?
Корбан еще раз опустил кулак на стол. Тот пискнул и как-то нехорошо покосился. Мы оба уставились на данную мебель. Стол постоял набекрень, скрипнул и принял прежнее положение. Мой собеседник перевел взгляд на меня, вспоминая, что ему надо от этого человека, но ничего сказать не успел. В комнату ворвался громила в полицейской фуражке, но почему-то без мундира.
— Господин прапорщик!! — заорал он, как будто увидел на улице пришедшую нам на выручку Армию Народного Счастья — С поезда сняли двух грабителей!! Какие-то дураки им в нос сигар насовали! И сбежали!
Корбан мрачно покосился на меня. Я отсутствующим взглядом обвел стены.
— Ведите тех сюда, — распорядился господин прапорщик, — а этих — в камеру. Утром разберемся, что это за птицы и какого лешего они носятся по ночам, убегая от грабителей, вместо того чтобы, как все порядочные граждане, отдать им деньги и ждать появления полиции.
…Ага, как Чуда Святого Пришествия.
Гратон продолжал сидеть в коридоре с лицом человека, понятия не имеющего где он находится и что вообще происходит. Можно было подумать, он пришел с инспекторской проверкой и ждет, когда ему предоставят отчеты за три года. Полицейским…как их там называют… "гончакам" тоже очевидно пришла в голову подобная ассоциация (хотя такого слова они конечно не знали). Они, с ошарашенными лицами, вежливо попросили Гратона встать и пройти с ними. Так мы и шли по коридору: впереди сенатор, с видом человека, делающего величайшее одолжение, за ним конвой, смотревшийся как почетная свита, за ними — я, пытающийся скопировать лицо Гратона, но смотрящийся, как мелкий жулик, пойманный на карманной краже, позади всех — мой персональный конвой.
Дверь камеры хлопнула, скрежетнул засов, лязгнул замок. Вот попали, так попали…а ведь наша экспедиция только-только началась. Что же дальше-то будет? Если будет это "дальше"…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В которой мы совершаем дерзкий побег и оказываемся у черта на рогах
— Ээ, вон ты и ты! На выход!
Вчера в суматохе у нас с сенатором как-то позабыли спросить наши имена. Господин Корбан очень торопился допросить еще одних народосчастников, надеюсь на этот раз настоящих…
Камера, в которую нас привели ночью, очень напоминала купе третьего класса по размерам и степени комфортности. Четыре лежачих места в два яруса, посередине — стол, в углу — бочонок, заменявший ночной горшок, а также с успехом заменивший химическое оружие некрупного радиуса поражения, если снять крышку, конечно. В камере проживало примерно 5062 обитателя: пять тысяч клопов, шестьдесят мышей и два человека. Сейчас в поле зрения находились только последние два, но присутствие остальных чувствовалось как присутствие золотаря в темной комнате.
Самые крупные обитатели сейчас недружелюбно смотрели на нас, что, в принципе, и стоило ожидать от людей, разбуженных в два ночи. Чувствовалось, что сие обиталище для них — дом родной. Оба были худые и жилистые как вяленые змеи. Развинченной походкой камерные жители приблизились к нам с Гратоном. Тот спокойно осматривал предоставленные апартаменты как будто собирался закатить скандал хозяину гостиницы за то, что в номере нет чистого белья. У меня настроение не было таким безоблачным: граждане выглядели решительно и недружелюбно, а я не был уверен, что в драке справлюсь с ними. От Гратона толку мало, сигары у него сейчас нет, а вот наши оппоненты явно припасли нечто острое под тряпьем, заменявшим им одежду.
— Хэй, ренуки! — заговорил самый синий из старожилов, под распахнутой рубашкой живого места не было от татуировок.
Обычно мне удается быстро установить контакт с представителями криминальных кругов. Просто сейчас я угодил в тюрягу слишком быстро и не успел натаскаться в здешнем "языке бродяг". Скверно. Знание языка — ключ к взаимопониманию. Как же мне драться-то неохота…
— Чего полите? — продолжил "синий". Второго я окрестил "желтый", по цвету лица. Кстати, здесь свет в камере гасят на ночь? — Вмерняк в шланке? По терянски чарите? Злонков вашите?
— Не чари крапно, Хлюнк, — вмешался в разговор "желтый", — шеришь, ренуки варкие. Или не ренуки? Дулники?
Судя по нагло прищуренным глазам последнее являлось оскорблением. "Синий" потянулся к моему пиджаку:
— Шерь, Блюзк, филинчик-то ценкий, свентовый. Дядя, дай померить, — это уже мне.
Я стоял с самым глупым лицом, на какое только был способен. Дотронься до меня, тут же и ляжешь…
Тут произнес свое веское слово Гратон. И как произнес…
— Завените, дюлки шмартые. Я — не ренук вам какой-то, я — марк, за мной — злонки здонные. Здонного корка вашите? Мой шуран. А это — мой болин. Черк жалонный, жок мленков законил, раз барнет — тери на кретницу. Ляры нам, и венить всю лунту. Долж чарнете, болин располониться…Шуть!
Не знаю, кто был больше ошарашен этой речью: "синий" с "желтым" или я. В конце концов они не знали, кто к ним нагрянул, вполне возможно какая-то крупная разбойничья шишка. Но я-то знал! Вот откуда сенатору, столетнему старику, знать здешнюю теремную речь?
Местные жители отпрыгнули в сторону, как будто в них выстрелили из пушки. Мы с Гратоном прошествовали на нары. Он, как пожилой человек, занял нижние, я — верхние. Бывшие начальники камеры забились в угол и что-то там тихонько обсуждали. Я лег полежать, но надолго меня не хватило. Спрыгнув вниз (шептуны сжались, видимо, ожидая репрессий за разговоры после отбоя, данного сенатором), я наклонился к Гратону:
— Снимаю шляпу, сенатор, — прошептал я, — вас можно смело короновать в "короли нищих". Умеете внушить уважение к себе…
— Не "король нищих", а корк, — преспокойно уточнил хладнокровный сенатор, — так на преступном жаргоне именуется начальник, контролирующий всю преступность в каком-либо городе и прилегающей к нему территории.
— Умоляю, сенатор, растолкуйте мне, темному и неподкованному в здешних хитростях человеку, что вы им такое сказали?
— В примерном переводе на человеческий произнесенное мною означало, что я — человек, не имеющий звания в преступной иерархии, но за определенные заслуги поднявшийся до высокого положения… вот вроде как человек, не имеющий военного либо гражданского чина, но награжденный орденом, причисляется к немаленькому классу… назвал столичного "корка" своим…мм, компаньоном, вас же я представил как своего телохранителя, жестокого убийцу, уложившего уже десяток человек, затем я потребовал предоставить нам кровать и не мешать спать, пригрозив им определенными санкциями с вашей стороны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});