год начинался с весны и сегодня был лишь его второй день. Небо постепенно затягивало мрачными тучами. Время близилось к полудню и хоть снег слегка подтаял, а мороз пару дней как спал, всё ещё было довольно холодно. Подошедшие с разных сторон к большому лугу у дороги воины кутались в обшитые мехом накидки. Отряды они с собой привели почти что равные, пятеро эктян против семерых атисцев. Но это просто сопровождение, свидетели поединка и помощники.
— Закр да Агирэ, стою за свою честь и правду! — вышел вперёд сын магистра Экта.
— Луд да Огрос, стою за свою честь и правду! — вышел ему навстречу сын магистра Атиса.
Они были молоды, примерно одного возраста, оба в добротных доспехах и с мечами. На нагруднике, накидке и щите Закра красовался чёрный бык на золотом поле. На нагруднике, накидке и щите Луда большой, тёмный охотничий пёс на сером поле. Бык против пса и пёс на вид был явно мощнее. Луг примыкал к лесу и решено было биться прямо здесь, на ещё едва оттаявшей земле, с проступившей сквозь редкие, тёмные проталины пожухлой, прошлогодней травой. Пятеро эктян и семеро атисцев стояли друг против друга, а достойные горожане сошлись в схватке прямо между ними. Три высокие, старые берёзы были как раз за спинами атисцев. Закр лишь защищался, а Луд постоянно атаковал. Исход поединка был явно предрешён, настолько слабым показал себя Закр с самого его начала. Атисцы уже стали насмехаться над трусливым эктинцем, что не имел мужества даже контратаковать их командира. Довольно долго крутились мечники у дороги, мешая снег с грязью. Так случилось, что в конце концов глава стражи города Атиса хоть и не смог ранить постоянно отступавшего и уворачивающегося противника, но сбил того с ног несколькими сильными ударами. Поверженный враг выронил щит, а выбивавшиеся из-под шлема тёмные кудри коснулись истерзанной сапогами снежной грязи. Он не мог подняться, не получив последнего удара от нависшего над ним стража.
— Сдавайся и сохранишь свою жалкую жизнь! — потребовал победитель.
— Быстрее, нападайте! — внезапно визгливо закричал Закр, едва страж направил свой клинок ему прямо в лицо.
Пятеро наёмников советника бросились в атаку и один из них сразу оттеснил Луда. Семеро стражей, которых привёл с собой атисец, не раздумывая выхватили оружие и сшиблись с врагами. На что рассчитывал с трудом успевший подняться на ноги советник, имея меньше воинов, стало ясно, после того как из-за трёх берёз в спину стражам ударили ещё шестеро эктян. Те незаметно подобрались от леса, а увлечённые схваткой достойных господ стражи и не ожидали такого коварства. Их подлое нападение было столь неожиданным, а удары столь точны, что с шестью стражами было сразу же покончено. Безусловно, они пытались яростно сопротивляться, а потому четверо были убиты, а двое тяжело ранены. На ногах остался лишь сам Луд и всего один легко раненный страж. Не пожелавший умереть героем воин вскоре запросил пощады и сдался на милость победителей. Окружённому врагами Луду ничего другого не оставалось как договариваться с подлым и ненавистным ему врагом.
— Брось меч или тебя добьют! — крикнул явно проигравшему эту схватку противнику советник. — Бросай и извиняйся за свою дерзость!
— Ты победил, но столь подло, что этой победой опозорил своё имя и родовой герб, — бросил под ноги Закру свой меч атисец. — Извиняться не намерен. Месть моя будет скорой, не обольщайся. Жалкий трус, вот кто ты!
— Ха! Победителей не судят побеждённые. Отберите у них всё! Оставьте их голыми. Караваны ещё не начали свой ход и дороги пусты. Пусть их накажет холод! Ха-ха-ха! — злобно рассмеялся Закр на прощанье, а его люди охотно вторили господину.
— Тебе не сойдёт с рук такое беззаконие! — крикнул на это взбешённый Луд.
Эктяне раздели и живых, и мёртвых, забрав у побеждённых даже исподнее. Вздумавшего сопротивляться такому позору Луда ещё ко всему и избили. Тяжело хрипя проклятья, валяясь на перемешанном с кровью и грязью, рыхлом снегу, он сильно пожалел, что не погиб с мечом в руках. Из леса подъехала повозка, предусмотрительно захваченная абсолютно уверенным в своей подлой победе советником. Туда сгрузили добычу, двоих тяжело раненных эктинцев и одного мертвеца из своих же воинов. На обагрённом кровью лугу остались мертвецы побеждённых, трое раненных стражей, и избитый глава городской стражи города Атис. Израненный, но всё ещё способный держаться на ногах страж помог своему командиру подняться. Тащить на себе двоих тяжело раненных товарищей у них не было никакой возможности, хоть бы и самим добраться домой. Повозка Закра, злобный смех которого всё ещё звучал где-то вдали, скрылась за поворотом. Словно холода этим двоим было мало, посыпал мелкий, колючий снег.
Они не шли, а передвигались перебежками, отчаянно пытаясь согреться. Несчастных бил озноб, а челюсти так дрожали, что те и слова уже сказать не могли. Темнело. Бледные и усталые они упорно продолжали свой путь к Атису. Очень хотелось спать, но оба понимали, что прилечь голышом в снег — равнозначно смерти. Упорно ступали по леденеющей к ночи тверди, почти не чувствуя ног, падая и всё больше замедляясь. Их взгляды стали бессмысленными. Они брели по дороге лишь на силе воли, бессознательно угадывая по едва заметным следам своё спасение.
Воскресший вор
Воскресший вор
Ганза. Агрия. День второй
Смеркалось. Внезапно посыпал редкий, мокрый снег. Трое нищих с интересом осматривали большую канаву, что располагалась вдали от города. В неё выгребных дел мастера свозили на своих вонючих телегах всё дерьмо Ганзы. Сюда же вывозили казнённых в городе преступников. Им не полагалось погребение, ведь те были грешниками. Причём грешниками являлись и многие, если не все достойные горожане, но такое не принято было замечать. Казнённые при жизни признаны злодеями, тогда как горожане считали себя, несмотря ни на что, добропорядочными людьми. Поэтому даже самого последнего грешника Ганзы, особо из достойных горожан, ждало скорбное место и обряд погребения, а любого, даже самого безобидного, хоть бы и единожды оступившегося вора, ждала казнь, канава и падальщики. В разгар лета воняло здесь ужасно, но сейчас холодная,