По лестнице, которую, при всем желании, я не берусь охарактеризовать как освещенную, поднимаюсь на третий этаж и долго брожу по коридорам в поисках приемной. Поиски безуспешны. Приходится остановить степенного вида мужчину, на рысях пробегающего мимо, и вступить с ним в переговоры. Мужчина по-детски рад возможности оказать мне услугу. Объем полученной от него информации позволяет без помех добраться до Огненной Земли. К сожалению, мои планы не идут столь далеко, а нужная дверь оказывается именно той, перед которой протекала наша беседа. Мы сердечно прощаемся. Каждый из нас следует своей дорогой.
Вхожу в приемную, представляюсь работником милиции и заявляю о своем желании встретиться с управляющим. Секретарша, полная, не скрывающая своих лет женщина, совершает короткий вояж в кабинет и, вернувшись, просит подождать: управляющий совещается с сотрудниками. Жду, коротая время за разглядыванием обклеенных пластиком стен. Женщина делает вид, что усердно интересуется документацией. В приемной мы с ней одни. Подходящий момент задать несколько вопросов.
Спрашиваю секретаршу, давно ли она здесь работает.
— Вообще-то я работаю в отделе, — почему-то смущается женщина. — А на этом месте — всего несколько дней: замещаю девушку, ушедшую в отпуск.
— Сколько именно?
Секретарша настолько любезна, что показывает мне папку с приказами. Вряд ли она отдает себе отчет в том, зачем мне понадобились эти сведения. А они между тем чрезвычайно любопытны. Первый день отпуска Ольги совпал с тем самым днем, когда я, под видом Никитина, начал свой автомобильный вояж.
Совещание закончено. Из кабинета нетерпеливо выходят сотрудники. Надо думать, они осведомлены о моем визите, ибо глядят на меня с любопытством, которое трудно квалифицировать как случайное.
Меня приглашают войти. Вхожу и обмениваюсь скорострельными приветствиями с хозяином кабинета. Сажусь в указанное мне кресло. Управляющий, пухлый мужчина предпенсионного возраста, нервно вытирает платком багровую шею. Тревожащий его жар, по-видимому, внутреннего свойства, ибо в кабинете довольно прохладно.
— Ничего плохого сказать о Морозовой не могу, — опередив мои вопросы, гудит он.
Меня радует такое начало.
— Почему вы считаете, что должны говорить о ней плохое? — любопытствую я.
— Ну, раз уж ею заинтересовалась милиция!..
Своеобразная, но довольно распространенная точка зрения. Что ж, придется его огорчить.
— Речь идет о дорожно-транспортном происшествии, — говорю я. — Морозова оказалась единственным свидетелем. Потребовалось уточнить некоторые детали, В протоколе указан адрес вашего учреждения. Вот мы и обратились сюда. А Морозова в отпуске. Не знаете, куда она уехала?
Управляющий приободряется.
— Свой домашний адрес она, конечно, назвать не могла, — упрекает он отсутствующую секретаршу. — Куда уехала? Не знаю. Она мне не говорила. Наши отношения с Морозовой носят сугубо деловой характер.
Последнее — на всякий случай. Сугубо для моего сведения.
— Может, кто-нибудь из сотрудников знает, где она сейчас?
— Вряд ли! Насколько мне известно, ни приятельниц, ни тем более приятелей, у нее здесь нет. Морозова, знаете ли, принадлежит к той категории людей, которые находят себе друзей на стороне. — Эти слова мой собеседник произносит не без сожаления, и тут же, обеспокоившись, что сие смогут истолковать превратно, поспешно добавляет: — Да, кстати, и работает она у нас недавно — третий год.
— Вы сказали «недавно», — замечаю я.
— Молодой человек! — В голосе управляющего появляются назидательные нотки. — Если я сказал недавно, значит, недавно. Я работаю здесь двадцать шесть лет!
Свой следующий визит наношу квартирной хозяйка Ольги: метро «Ждановская», шестнадцатиэтажная башня на противоположной стороне улицы, десятый этаж, вторая дверь налево. Звоню. Меня долго рассматривают в «глазок». Следует традиционный вопрос — «Кто?» Называюсь. Дверь открывается ровно настолько, насколько позволяет цепочка. Просят показать документ. Показываю. Дверь отворяется. На пороге — высокая худая старуха. Седые волосы зачесаны назад и увязаны в пучок, взгляд недобрый, под глазами — мрачные тени. Мне не по себе от одного ее вида, но я стараюсь держать себя в рамках бодрой любезности, ибо впереди — разговор.
— Вы ко мне? — неприятным, визгливым голосом вопрошает сия мегера.
Объясняю, что пришел потолковать с ней о ее квартирантке. Лицо старухи оживляет злорадная усмешка: она словно еще много веков назад предвидела этот визит. Церберша делает шаг в сторону. Это предложение войти.
Беседуем мы на кухне, поражающей своей прямо-таки безжизненной чистотой.
— При всем желании ничего хорошего сказать о ней не могу, — с плохо скрываемой радостью сообщает хозяйка. — Приходит поздно, за полночь. Случается, по нескольку дней дома не появляется. Современная девушка!
— Что это вы так, а? — интересуюсь я. Вопрос излишний, ибо и без того все ясно.
— В ее годах м н о й милиция не интересовалась, — многозначительно отвечает старуха.
Смею думать, что в е е годах еще не было милиции. Спрашиваю о знакомствах Ольги, бывает ли у нее кто-нибудь?
— Как же… Так я и позволила!
— И не звонят?
— Ну, почему же? Этого я не запрещаю. И знаете кто? Мужские голоса. Только мужские голоса!
У меня большие сомнения по поводу того, известно ли этой особе, что человечество делится на мужчин и женщин, но это обстоятельство отношений к дорожно-транспортному происшествию, по поводу которого я здесь, отношения не имеет.
— Ольга не говорила вам, куда поехала?
Какой-то разговор по этому поводу был, но его содержание старуха запомнила хуже, чем «мужские голоса».
— Куда же?.. Постойте, постойте… Кажется, в Брянск, к матери.
— Куда? — с плохо отрываемым волнением переспрашиваю я.
— В Брянск! — убежденно повторяет мегера. — Говорила, что в Брянск. А уж туда ли, не туда — этого я не знаю.
По моей просьбе старуха показывает мне комнату Ольги. Теория, гласящая, что предметы могут многое порассказать о хозяине, здесь не работает, ибо в комнате мало предметов, принадлежащих девушке: личные вещи да книги. Книг немного. Автобиография Чарльза Чаплина. Томик Фицжеральда. «Три товарища» Ремарка, Учебник русского языка и самоучитель французского, Томик Есенина. «Технология кройки и шитья». Томик Чехова. Попробуйте на основании этого списка умозаключить что-нибудь путное?
На стене — мастерски сделанная фотография. Девушка запечатлена на берегу Москвы-реки. Ветер теребит ее волосы. Она улыбается, но глаза печальные, строгие. Какие мысли тревожат эту очаровательную головку?