Тихо вошла и что-то сказала сыну Инна Филипповна.
– Позвонки, чай с пирогами будете? – спросил Извольский и тут же повернулся к матери. – Будут, ма.
– Так и неизвестно, что произошло с самолетом? – спросил Игорь, когда Инна Филипповна вышла.
В наступившем тягостном молчании все, кроме Игоря, посмотрели в сторону Валерии, и она смешалась, не зная, как следует вести себя. Глаза ее сухо блестели, а вслед за минутной бледностью на лице проступили красные пятна. Глядя на нее, ни с того ни с сего покраснела и Томка.
– Витя говорил, самолет взорвался, – сказала Валерия, почему-то решив, что от нее ждут каких-то слов. – Я ничего не поняла…
Извольский и Долотов переглянулись.
– Никто ничего не понял, – хмуро сказал Витюлька. – В том-то и дело, никто ни черта не понял.
– На Западе в этом случае ссылаются на божью волю, – вздохнул Одинцов.
«Тебе-то что? Ты чего лезешь не в свое дело?» – мысленно одернул его Долотов, по-прежнему находящий что-то защитительное в своей грубости.
– Бога нет, – негромко отозвалась Валерия таким тоном, словно безуспешно пыталась найти бога.
– Есть. – Долотову показалось, что он понял, какой бог ей нужен.
Одинцов повернулся к нему с выражением заинтересованного ожидания на лице, и это насторожило всех.
– Не тот, в которого вы не верите. Хотя и это неплохой вариант. Ничем не хуже других.
– По-моему, все они одинаковы, – перебил Одинцов, небрежно махнув рукой. – Все происходят из неспособности человека понять мир и самого себя. Богов рождает спрос на божественные откровения, то бишь всепонимание! А поскольку даже самого захудалого божка принимают за субстанцию, за начало всех начал, остальной идет как по маслу. Боги все слышат, все видят, все понимают, они безначальны и всемогущи. Боги дают законы племенам людей, на всякий случай оставляя между ними беззаконие…
«Ну не сучий ли сын! – думал Долотов. – Кто тебя просит с твоей грамотой?»
– Не понимаю… – Валерия хотела что-то еще сказать, но Долотов перебил:
– Думаете, он понимает? В его голове всего навалом про всякий случай. Только копни. Писатели! Они всех превзошли. Строчат, советуют, наставляют, как жить, а дома жены дерутся…. Затейники.
Углубленно тасуя карты, Игорь прятал улыбку. Томка косилась на Долотова с опасливым любопытством, будто высматривала в нем нечто враждебное.
– А у вас какой бог? Удача, наверное? – спросила она.
– Удача – бог дураков и жуликов, – сказал Долотов.
– За удачу все-таки благодарят богов! – тонко улыбнулся Одинцов.
– Удача – это выигрыш.
– А если на карте жизнь?
– Чья?
Одинцов глянул в потолок с видом человека, который снимает свою кандидатуру.
– Мертвым никто не завидует, – сказала Томка.
– Только в отличие от живых мертвые сраму не имут. Одинцов заговорил о совести. Он вообще был склонен к серьезным разговорам в присутствии хорошеньких женщин… если рядом были мужчины. А Томке стало скучно.
– Ладно вам, в философию ударились. Кому погадать?
И пока она раскладывала карты и скороговоркой, на цыганский манер, предсказывала Игорю казенные хлопоты, Одинцов что-то негромко и старательно говорил Валерии, заставляя ее внимательно слушать, разглядывать его лицо – то ли настороженно, то ли с надеждой.
«Что он ей внушает? Свои взгляды на вещи? А на кой черт ей знать, во что верит и чему не верит Одинцов?» – подумал Долотов, глядя, как улыбается Валерия негромким словам журналиста, как он усаживает ее за стол, услужливо ставит поближе к ней чашку с чаем.
«Все это вызывает больше доверия, чем так называемые серьезные отношения. Таковы люди. Чем сложнее их зависимость друг от друга, тем больше обмана, подозрений, отчуждения», – думал он, наблюдая, как неотвязно смотрел на Валерию Одинцов, откровенно любуясь ее диковато-безучастными глазами, ее губами со скрытыми в ямочках уголками; нежно-вялые, они казались обветренными, но это не мешало им оставаться очень юными, а округлый подбородок придавал лицу восхитительное, чуть надменное выражение…
За чаем вниманием всех овладела Томка. Одинцов неплохо показывал карточные фокусы, Томка просила объяснить, как они делаются, пыталась повторять и первая хохотала над своей неловкостью, будто невзначай приваливаясь к плечу Одинцова.
Когда стали расходиться и, стоя в прихожей, выяснять, кому с кем по пути, Долотов сказал Валерии, помогая ей надеть пальто:
– Я вас подвезу домой, не возражаете?
Она растерянно посмотрела на Томку и ответила, слегка запнувшись:
– Меня… одну?
– Нам с вами по пути. А Витя проводит их. Одинцов сделал вид, что его устроит всякое решение Валерии, что ему все равно, с кем ехать, лишь бы добраться домой, и при этом, щурясь, говорил с Томкой, на которую смотрел взглядом единомышленника.
У подъезда Валерия постояла с Томкой, и отошедший к машине Долотов с волнением ждал, когда Валерия направится в его сторону. Услыхав ее шаги, он принялся слишком поспешно, путая ключи, отпирать дверцу.
Усадив Валерию, он спросил:
– Куда ехать?
– Вы же говорили, нам по пути. Солгали? – равнодушно сказала она, словно не ждала от него ничего другого.
– Да, я живу у Извольского.
– А лгать нехорошо, совесть не велит. – Больше не буду.
– Каменная набережная, дом девять.
Некоторое время ехали молча. Невидимой пылью сыпала изморось, уличные огни искрились в мелких каплях на лобовом стекле.
– Почему вы живете у Вити? – Голос ее прозвучал сухо и требовательно.
– Больше негде.
– А все-таки?
– Так вышло. В двух словах не объяснишь.
– А почему вы обманули меня, можно объяснить в двух словах?
«Мне хотелось подружиться с вами», – у Долотова не хватило духу произнести эту фразу вслух.
Некоторое время она смотрела на него, потом отвернулась и до конца пути ни разу не взглянула в его сторону. Долотов подкатил к самому подъезду и, не выключая мотора, чтобы в кузове было тепло, попросил:
– Посидите со мной.
Двор был темный, а из-за света приборов в машине темнота на дворе казалась еще гуще. Мимо прошли двое: парень что-то сказал, поглядев на машину; девушка рассмеялась.
– Вы, наверное, знаете, Лютров полетел вместо меня… «Зачем я об этом?»
– Витя рассказывал. – Валерия сидела чуть наклонившись вперед и глядела вниз, в ноги. – Говорят, вы вообще везучий.
Она зябко поежилась и натянула на колени полы пальто.
– Понимаю. Это несправедливо… Во всяком случае, вы имеете право так думать.
– Ничего я не думаю. Извините, уже поздно.
Не поднимая головы и не поглядев на Долотова, она невнятно попрощалась и вышла, кое-как прикрыв дверцу.