Сопровождать Федорова из США до Англии поручили стажеру по линии торгпредства СССР, доверенному органов НКГБ, также возвращавшемуся из командировки (фамилию его, за давностью лет, я запамятовал). Он был в курсе, какая участь ждет Федорова по приезде в Мурманск.
Далее события разворачивались весьма остро, почти как в приключенческих романах. Немецкая подводная лодка торпедировала пароход, на котором плыли Федоров и его сопровождающий. Пароход начал тонуть. Наши герои сумели попасть в шлюпку, но всплывшая на поверхность подлодка стала расстреливать спасавшихся из крупнокалиберного пулемета. В шлюпке двоих убило, а сопровождающий был ранен в предплечье. В живых остался еще только Федоров. Он увидел, как к ним приближается немецкая субмарина. Тогда Федоров, сняв кровь с плеча сопровождающего, размазал ее по его лицу и попросил притвориться мертвым, а сам незаметно перекинулся через борт шлюпки, с другой стороны от немцев. Маскировка удалась — субмарина прошла мимо. Федоров вылез из воды и погнал шлюпку на светящиеся огни острова, принадлежащего Исландии. Так Федоров спас жизнь сопровождающему. Они оба были помещены в госпиталь: один — с ранением, Федоров, застудивший легкие в ледяной воде, — с крупозным воспалением.
И здесь сопровождающий в знак благодарности за исключительное поведение Федорова в экстремальной ситуации рассказывает последнему, какая участь ждет его по прибытии в Мурманск. И Федоров принимает единственно правильное, как он посчитал, решение — возвратиться в СССР через Архангельск, где его никто не ждал. По прибытии записаться добровольцем в маршевую роту и уйти на фронт. Лучше погибнуть патриотом в боях, чем с клеймом изменника в концлагерях Магадана, решает Федоров. Сопровождающий дал слово молчать, а если будут его спрашивать, отвечать, что Федорова больше не видел с момента торпедирования парохода. Забегая вперед, скажу: он выполнил свое обещание, за что в начале 1946 года был уволен из Внешторга как политически неблагонадежный; это случилось после захода Федорова домой в конце 1945 года.
Мне остается добавить, что Федоров после короткого появления у бывшей жены по имеющемуся у него направлению лег в военный госпиталь на лечение после ранения. Там его, «нелегала», конечно, не искали. Там же познакомился с женщиной, военврачом, муж которой погиб на фронте. Вскоре они поженились. Затем, уволившись в запас, остался жить у жены в чердачной мансарде деревянного дома. Там он и продолжал жить, когда ему позвонил иностранец, желая занести на его квартиру фотоаппарат. Разобрались мы и с этим делом и даже нашли письменные материалы об этом факте в милиции. Вот как это было.
Во время фестиваля Федоров был в отпуске. Прогуливался по городу, фотографируя различные делегации. В один из дней в районе ГУМа увидел плачущего иностранца и нашего милиционера, который никак не мог выяснить, в чем дело. Федоров поспешил на помощь. Фамилия иностранца была Андерсон. Он был из английской рабочей делегации, прибывшей на фестиваль в Москву. В метро карманники срезали у него фотоаппарат, и он теперь убивался от мысли, что не сможет привезти своим товарищам снимки о фестивале. Зашли в милицию, оформили документ о пропаже, и тогда Федоров снял свой фотоаппарат и дал его англичанину, с тем чтобы тот смог заснять все интересовавшее его на фестивале, а перед отъездом вернуть аппарат, позвонив предварительно по телефону.
Наш переводчик и оказался свидетелем звонка Андерсона (а не разведчика Ансона!) на квартиру Федорова.
Я вспоминаю часто о судьбе Виктора Константиновича. В первое время, после проверки, появилось даже желание извиниться перед ним за те, мягко говоря, неприятности, которые мы ему принесли. Как бы в шутку я высказал эту мысль одному из моих начальников. Он внимательно посмотрел на меня и сказал: «Что ты дурью-то маешься?» На этом благотворительные мои порывы и закончились. И все-таки дело я завершил постановлением о его прекращении и сожжении имеющихся в деле материалов. После XX съезда КПСС такая вольность была представлена оперативному составу органов КГБ.
ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ
Защита секретов и безопасности государства издавна была уделом как специальных служб, так и власть имущих. Еще Иван Грозный перлюстрировал письма князя Курбского, а Екатерина II негласно контролировала в XVIII веке содержание докладных записок французского посла. Известна также деятельность 4 отделения графа Бенкендорфа. Перечислять, наверное, можно до сегодняшнего дня. С годами секретная переписка послов и разведывательных служб совершенствовалась: применялись тайнопись, микрофотографии, голография и особенно кодовая и шифрованная переписки, построенные на цифровых шифрах и перфолентах. Прочитать их было невозможно или почти невозможно. Кстати, цифровой пятизначный шифротекст изобрели наши советские специалисты в годы Великой Отечественной войны для связи с партизанскими отрядами. Затем такой принцип переписки был взят на вооружение почти всеми разведками мира. Разница заключалась лишь в количестве цифр. ЦРУ, например, использовало пятизначный шифр, а военная разведка США — четырехзначный. Но методы и приемы зашифровки были одинаковы. Важно было, чтобы сочетание шифра и кода исключали повторение цифр за какой-нибудь буквой. Если подобное случалось, то это в конце концов давало возможность прочитать секретный текст.
Вот почему все разведки и контрразведки мира принимали энергичные меры к негласному снятию у противника копий с шифрблокнотов, перфолент и кодовых таблиц, чтобы контролировать какое-то время содержание информации между центром, резидентурой, посольством и другими объектами. Успехи были и с той и с другой стороны. Не вызывает сомнения, что американская и английская разведки использовали для добычи копий шифров таких предателей, как Шевчук, Гордиевский, Поляков, которые впоследствии остались за рубежом и были осуждены на Родине.
Правда, в последние годы стремясь создать благоприятные условия для разложения нашего общества изнутри, западная пресса регулярно печатает статьи, книги и воспоминания бывших граждан СССР, предавших Родину, с одним подтекстом: «люди шли на борьбу с коммунистами и их строем». Чепуха! Торговать отчизной могут только иуды. К сожалению, и наша печать в погоне за сенсациями не брезгует подобными «откровениями». Читал я такие опусы в журналах «Совершенно секретно», «Щит и меч», в других бульварных газетенках. Даже «Известия» с какой-то теплотой описали 6 марта 1992 года похождения предателя Николая Чернова, выдавшего врагу всю агентурную сеть Главного разведывательного управления Советской Армии во Франции. О советских разведчиках Чернов мнения невысокого: «Наши кустари, а не профессионалы деньги тратят колоссальные, а результат — нулевой».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});