— Вы все время нападаете на религию! — взбунтовалась Аримия, — Вы понимаете, что только что цинично оскорбили чувства верующих?!
— Да неужели? — хмыкнул Дюпре, — И каким именно образом?
— Вы отрицаете их право на веру!
— Ни в коей мере! — наигранно изобразил возмущение Дюпре, — У нас на Мирре в конституции задекларирована свобода вероисповедания. Верь во что угодно — гремлинов, духов, драконов, гомеопатию, верховное существо, мир во всем мире. Это твое личное дело.
— Личное дело! Вы не пускаете на Мирру множество людей только потому, что вам не нравится их вера! И это вы называете свободой вероисповедания?!
— Да, — пожал плечами Дюпре, — Именно это и называем. Многие, правда, путают свободу вероисповедания и свободу вероизъявления.
— Это как? — удивленно спросил кто-то.
— Это очень просто. Ты, например, можешь верить в то, что для того, чтобы попасть в рай нужно убивать неверных. И это твое личное дело. Но стоит тебе заикнуться об этом вслух или осуществить попытку подобного убийства как тебя в лучшем случае бросят в тюрьму, а в худшем казнят.
— Вот вы и попались! — торжествующе воскликнула, слегка пришедшая в себя, после того публичного разгрома, который учинил ей Дюпре, Лиза, — Вы тоже врете сами себе, иначе как у вас на Мирре оказываются верующие в братьев Тху? В этой религии однозначно призывается убивать неверных. Или когда очень нужно, то вы миррцы плюете на свои собственные принципы?!
— Нет. Не плюем.
— Но как…?!
— Барджи, — обратился Дюпре к молчаливому парню с жесткими чертами лица, — Ты ведь веришь в братьев Тху. Расскажи Лизе, почему ты не считаешь, что на Мирре следует убивать всех неверных?
— Потому что мой род следует учению палана Малуджи, раскрывшего истинную суть заветов братьев Тху. И он сказал, что убивать неверных означает не открывать сердце свое их неверию, а не проливать их кровь. Тот, кто мечом отвечает на слова, просто лишен веры в сердце своем.
— Понимаешь Лиза, в этом все дело. В каждой религии существует много течений. Представители безопасных вполне могут попасть к нам. Я для Барджи неверный, но он не будет меня убивать. Он вообще не будет нарушать наших законов и призывать к свержению нашего строя, что бы он там о нем не думал. Он просто будет игнорировать мои доводы и поэтому не получит полного гражданского допуска и права голоса в вопросах, о которых он не может адекватно рассуждать в силу своей религиозности. Но это не помешает ему стать вполне полезным членом нашего общества.
— Это самая настоящая дискриминация по религиозному признаку! — заявила Лиза.
— Разумеется, — спокойно подтвердил Дюпре, — Дискриминация и есть. Но оправданная дискриминация. Если ты вздумаешь ссылаться на бездоказательные религиозные доводы в практических вопросах, например, лезть в науку, систему образования или скажем уголовно-исполнительную систему, то тебя лишат гражданского допуска как не полностью вменяемого. И это правильно. Смотри сама. Представим себе глубоко религиозного инженера проектирующего звездолеты. Такое бывает, не так ли? Вообще его вера это его личное дело. Но лишь до тех пор, пока она не влияет на его профессиональную деятельность. Вряд ли кто-нибудь захочет летать на звездолете, который будет спроектирован не на основе научно-технических знаний, а на божественных откровениях, почерпнутых из какого-нибудь священного писания. Ты со мной согласна?
— Вам что известно много подобных инженеров? — осведомилась Лиза, не тая сарказма, — Или вы готовы признать, что ваш пример полностью надуман?
— Такие люди мне неизвестны, — согласился Дюпре, — Но отнюдь не потому, что нет желающих, проявить свой абсолютно иррациональный образ мышления, работая в сугубо практических областях. Просто подобные идиоты, как правило, не проходят через сито учебного и профессионального отбора. Однако это совсем не значит, что их вообще не существует. Более того подобных людей большинство. Просто они не могут продемонстрировать свой идиотизм по основному месту работы. Программист может верить в астрологию, но до тех пор, пока он программирует, основываясь на учебниках по программированию, а не на астрологических прогнозах, он будет вполне полезным членом общества. Пилот звездолета может считать, что люди произошли не от приматов, а от птиц. Но до тех пор, пока он водит звездолет согласно уставу Организации Межзвездных Сообщений, особого вреда от этого не будет. Отличный математик может верить в духов, и это мало кто заметит, если в своих научных работах он не будет опираться на эти свои верования. Большинство людей физически не может избавиться от иррациональности в своем мышлении и поведении, но ее можно локализовать в безопасных для общества сферах.
— А вы относите себя к этому большинству? — дерзко спросила Лиза — Или вы абсолютно рациональны, идеальны и непогрешимы?
Дюпре усмехнулся. Он порылся в кармане и достал из него маленькую резную фигурку слоника, после чего, держа его большим и указательным пальцами, продемонстрировал всему классу.
— Знаете что это? — спросил он и тут же сам ответил на свой вопрос, — Это мой талисман. Каждый раз перед выходом в военный рейд я тер его на счастье.
— Но…
— Знаю ли я что это глупость и суеверие? — перебил ее Дюпре, — Разумеется, знаю. Но то животное из плейстоцена, которое сидит во мне — оно не знает. И когда я выполнял этот ритуал, оно чувствовало себя спокойнее. А соответственно спокойнее чувствовал себя и я. Вы не можете победить обезьяну, засевшую в ваших генах, но вы можете ее приручить или, в крайнем случае, обмануть.
— А что с учеными? — напомнил Миллон, — В начале урока вы сказали, что из них выходят отвратительные политики. И как это уживается с тем, что именно они самые рационально мыслящие люди в обществе?
— Верно, — кивнул Дюпре, — Но я также говорил, что наибольших успехов в научной области достигают те, у кого, в то ли в силу генетических особенностей то ли в силу специфики условий в которых они росли, а чаще в результате суммы того и другого, основная мощь мозга, направлена не на социальную активность, а на абстрактное мышление. Однако все имеет свою цену. Если социальный интеллект вместо своего прямого назначения используется учеными для таких чуждых ему вещей как научная деятельность, то их врожденная способность понимать мотивы поступков обычных людей резко снижается. А потому многие выдающиеся и обладающие мощнейшим интеллектом ученые в общественной жизни ведут себя как наивные и доверчивые дети. Они живут в своем уютном научном мирке, общаются с себе подобными рационально мыслящими правдивыми людьми, и ошибочно полагают, что остальные представители человечества похожи на них. Они очень сильно ошибаются. Обратное кстати тоже верно. Люди с относительно низким коэффициентом интеллекта не в состоянии уяснить насколько сложны и как быстро видоизменяются взаимосвязи в современном мире и потому их мозг привлекают простые и как следствие более доступные их пониманию идеи. Отсюда склонность к консерватизму, религиозности, ксенофобии и неприятию научного образа мышления. Но эти же самые люди зачастую дадут фору любому рафинированному интеллектуалу в понимании людской природы. И нередко именно они спасали общество от падения в ту пропасть, в которую тащила государство его интеллектуальная элита, увлекшаяся абсолютно утопическими социальными идеями, — Дюпре замолчал и обвел взглядом задумчиво молчащих учеников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});