Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов Сара подружилась и с воробьями: стоило ей встать на стол, высунуться в окно и почирикать, как в ответ тотчас раздавался щебет и плеск крылышек; стайка скромных городских птах слеталась на черепичную крышу, чтобы поболтать с ней и поклевать крошек, которые она им кидала. А Мельхиседек проникся к ней таким доверием, что порой приводил с собой миссис Мельхиседек или кого-нибудь из детей. Она с ним беседовала, а он глядел так, словно все понимал.
Зато к Эмили, которая только сидела и молча взирала на все происходящее, Сара теперь испытывала какое-то странное чувство. Оно возникло в минуту отчаяния. Саре хотелось бы верить, что Эмили ее понимает и жалеет; она старалась представить себе, что это так. Ей грустно было бы думать, что ее подружка ничего не чувствует и не слышит. Иногда Сара сажала Эмили в креслице, а сама устраивалась на красной скамеечке напротив и, глядя на нее, выдумывала всякие истории, пока ее не охватывал страх. Особенно страшно бывало ночью, когда вокруг царила тишина, лишь изредка нарушаемая писком или возней родни Мельхиседека. Больше всего Сара любила воображать, что Эмили — добрая колдунья, которая ее защищает. Порой, когда она долго так фантазировала, она приходила в такое волнение, что начинала задавать Эмили вопросы, — ей казалось, что Эмили вот-вот ей ответит. Но Эмили молчала.
«Впрочем, я тоже редко отвечаю, — утешала себя Сара. — Я всегда стараюсь промолчать. Когда тебя оскорбляют, лучше всего не отвечать ни слова, а только смотреть и думать. Мисс Минчин просто бледнеет от ярости, когда я так поступаю, а мисс Амелия и ученицы пугаются. Если не терять самообладания, люди понимают, что ты их сильнее: у тебя хватает силы сдержать свой гнев, а они не могут и говорят всякие глупости, о которых потом жалеют. С гневом ничто не сравнится по силе — кроме самообладания, ведь оно может обуздать гнев. Не отвечать врагам — это хорошо. Я почти никогда не отвечаю. Может, Эмили еще больше на меня похожа, чем я сама. Может, она даже друзьям предпочитает не отвечать. А все хранит у себя в сердце».
Но как ни старалась Сара утешиться, это было нелегко. Когда после целого дня беготни по городу она возвращалась, промокшая и голодная, домой, а ее опять посылали на холод, под ветер и дождь, ибо никто не хотел помнить, что она всего лишь ребенок, что она продрогла и что ее худенькие ножки устали; когда вместо благодарности ее награждали лишь бранью и презрительными взглядами; когда кухарка была особенно груба и сварлива, а мисс Минчин — не в духе; когда воспитанницы пересмеивались между собой, глядя на ее обтрепанное платье, — тогда Саре не всегда удавалось утешить фантазиями свою израненную, гордую, одинокую душу. А Эмили сидела, выпрямившись в своем креслице, и молча взирала на нее.
Как-то вечером Сара поднялась к себе, голодная и прозябшая после долгого трудного дня. В груди ее бушевала буря — взгляд Эмили показался ей таким пустым, а набитые опилками руки и ноги такими невыразительными, что Сара вышла из себя. У нее не было никого, кроме Эмили, — ни души в целом свете. А Эмили сидела себе и молчала.
— Я скоро умру, — сказала Сара.
Эмили все так же безмятежно взирала на нее.
— Я больше не могу, — произнесла бедная Сара, дрожа всем телом. — Я знаю, что умру. Я иззяблась… промокла… я просто погибаю от голода. Сегодня я столько ходила, и никто меня даже не поблагодарил! Все только бранили с утра и до ночи. А вечером я не смогла найти какого-то пустяка, за которым меня посылала кухарка, — и меня оставили без ужина. И какие-то люди засмеялись, когда я поскользнулась и упала в грязь. Я вся в грязи. А они смеялись. Ты слышишь?
Она посмотрела на спокойное лицо и стеклянные глаза Эмили — гнев и отчаяние охватили ее. Она схватила Эмили, швырнула на пол — и разрыдалась. Это Сара, которая никогда не плакала!
— Ты просто кукла! — закричала она. — Просто кукла… кукла… кукла! Тебе все равно. Ты набита опилками! У тебя нет сердца! Ты ничего не чувствуешь! Ты кукла!
Эмили бесславно лежала на полу с заброшенными за голову ногами и отбитым кончиком носа; впрочем, она не потеряла своего спокойствия, даже достоинства. Сара закрыла лицо руками. Крысы за стеной завозились, забегали, запищали: это Мельхиседек наказывал кого-то из детей.
Понемногу Сара перестала плакать. Потерять самообладание — было настолько не похоже на нее, что она удивилась. Она подняла голову и поглядела на Эмили, которая краем глаза тоже смотрела на нее, на этот раз даже как будто с сочувствием. Сара нагнулась и подняла Эмили с пола. Ее охватило раскаяние. Она даже слегка посмеялась над собой.
— Ах, Эмили, ты не виновата, что ты — кукла, — сказала Сара со вздохом. — Джесси с Лавинией не виноваты, что у них нет сердца. Все мы разные. Может, ты даже лучше, чем другие куклы.
Она поцеловала Эмили и, отряхнув ее платье, посадила назад в креслице.
Саре давно хотелось, чтобы кто-нибудь поселился в пустовавшем рядом доме, — ведь соседнее слуховое окно было так близко от нее. Как было бы хорошо, если бы в один прекрасный день окно соседнего чердака распахнулось и оттуда выглянула девочка!
«Если она мне понравится, — размышляла Сара, — я с ней поздороваюсь для начала, а там посмотрим, всякое может случиться. Только, скорее всего, на чердаке поселят служанку».
Однажды утром Сара возвращалась домой после продолжительного отсутствия — она побывала в мясной, бакалейной и булочной. Вдруг она с радостью увидела, что, пока ее не было, к соседнему дому подъехал фургон. Все дверцы его были распахнуты, носильщики вынимали мебель, тяжелые ящики и вносили в дом.
— В дом въезжают жильцы! — обрадовалась Сара. — Вот замечательно! Ах, вот бы на чердаке поселился кто-то приятный!
Ей так хотелось присоединиться к зевакам, стоявшим на тротуаре и наблюдавшим за носильщиками! Если б она могла посмотреть на мебель новых жильцов, мелькнуло у нее в голове, она бы сумела составить представление о них самих. «У мисс Минчин все столы и стулья похожи на нее, — думала Сара. — Я это тут же заметила, хотя была тогда совсем маленькой. Я потом папочке сказала, а он засмеялся и согласился. А у Большой семьи, я просто уверена, кресла и диваны удобные, мягкие, а обои в красный цветочек. И все у них в доме веселое, теплое, доброе и счастливое, как они сами».
В тот же день Сару послали в зеленную за петрушкой; поднимаясь на улицу из полуподвала, где была расположена кухня, она увидела на тротуаре мебель, вынутую из фургона. Сердце у Сары радостно забилось, словно она встретилась со старыми друзьями. На тротуаре стояли красивый тиковый стол, стулья с великолепной резьбой и ширмы с роскошной восточной вышивкой. От этих вещей на Сару повеяло чем-то родным и близким. Такие вещи она видела в Индии. А точно такой же резной столик из тикового дерева папа прислал ей из Индии — только мисс Минчин потом забрала его вместе со всем остальным!
«Какие красивые вещи, — подумала Сара. — Они принадлежат, верно, хорошему человеку. Все такое великолепное. Видно, это богатая семья».
Весь день к дому подъезжали фургоны с мебелью. И Сара, несколько раз выходившая из дому, имела возможность посмотреть на вещи, которые вносили в дом. Она верно догадалась: новые соседи были люди состоятельные. Мебель была богатой и красивой, к тому же у них было немало восточных вещей. Из фургонов вынимали чудесные ковры, украшения, шторы, книги, картины. Книг было столько, что их хватило бы на хорошую библиотеку! И еще там была великолепная статуя Будды.
«Кто-то из этой семьи жил в Индии, — думала Сара. — Они привыкли к индийским вещам и любят их. Как я рада! Я буду знать, что рядом друзья, даже если никто не выглянет из слухового окна».
А когда вечером Сара принесла для кухарки молока (каких только поручений ей не давали!), она увидела что-то еще более интересное. Красивый и румяный мистер Монтморенси перешел площадь и спокойно взбежал по ступенькам, ведущим к парадной двери соседнего дома. Он взбежал как свой человек, которому предстоит множество раз входить и выходить из этого дома. Он пробыл в доме довольно долго, но несколько раз выходил и давал распоряжения носильщикам, словно имел на то право. Было ясно, что он друг людей, снявших дом, и готовит дом к их приезду.
«Если у наших новых соседей есть дети, — размышляла Сара, — то маленькие Монтморенси, наверно, будут приходить к ним играть. Вдруг они когда-нибудь и на чердак поднимутся — просто так, посмотреть…»
Бекки, закончив вечером работу, навестила свою соседку по «камере» и принесла целый ворох новостей.
— В соседнем доме, мисс, будет жить индийский джентльмен, — рассказывала она. — Не знаю, черный он или белый, только он из Индии. Он очень богат и болен, а джентльмен из Большой семьи его поверенный. На индийского джентльмена всякие беды свалились, вот он и загрустил и разболелся. Он идолам поклоняется, мисс. Язычник он, молится камню и дереву. Я своими глазами видала, как ему в дом идола вносили. Пусть бы кто послал ему молитвенник. Молитвенник можно дешево купить.