Надсмотрщик, быстро вскочив на ноги, ничего не сказал и повернулся к механику, спокойно остававшемуся все время на своем месте у руля. — Почему ты, черт тебя подери, не помог мне?
— Я полагал, что вы сами сможете постоять за себя, хозяин, — ответил Джимми уклончиво.
Уингейт и Хартли были оставлены работать помощниками тех, кто был высажен на другие участки. Надсмотрщик не обращал на них внимания и отдал только короткий приказ высадить их. Но когда они, вернувшись в барак, умывались перед ужином, им велели явиться в Большой дом.
Их ввели в кабинет патрона, и они увидели, что надсмотрщик уже там. Он самодовольно ухмылялся, в то время как выражение лица Ван-Хайзена было самое мрачное.
— Что я слышу о вас обоих? — налетел он на Уингейта и Хартли. — Отказываетесь работать, набрасываетесь на десятника — видит бог, я покажу вам, где раки зимуют!
— Позвольте, патрон Ван-Хайзен, — начал Уингейт тихо, почувствовав себя вдруг в привычной атмосфере судебного разбирательства. — Никто не отказывается от исполнения своих обязанностей. Хартли только протестовал против того, что его заставляли выполнять опасную работу, не обеспечив разумных мер безопасности. Что же касается драки, то это десятник напал на нас; мы действовали с целью самозащиты и остановились, как только обезоружили его.
Надсмотрщик наклонился к Ван-Хайзену и шепнул ему что-то на ухо. Патрон казался еще более рассерженным, чем раньше. — Вы вели себя так на виду у туземцев, у туземцев! Вам известен закон колоний? Я мог бы послать вас за это на рудники!
— Нет, — возразил Уингейт, это десятник вел себя так в присутствии туземцев. Наша роль была пассивной. Мы лишь оборонялись.
— Вы называете нападение на десятника пассивной ролью? Ну так вот, слушайте меня. Ваше дело — работать. Дело десятника — указывать вам, где и как работать. Он не такой болван, чтобы пускать на ветер деньги, которые я в вас вложил. Только он один может судить о том, опасна ли работа, а не вы!
Надсмотрщик снова шепнул ему что-то на ухо. Ван-Хайзен покачал головой. Десятник настаивал, но патрон прервал его нетерпеливым жестом и снова повернулся к обоим рабочим.
— Вы не получите сегодня ни ужина, ни риры. Завтра увидим, как будете себя вести.
— Но, патрон Ван-Хайз…
— Все. Идите в свой барак.
Когда огни были погашены и Уингейт прополз на свою койку, он обнаружил, что кто-то спрятал в ней еду. Он с благодарностью съел все, спрашивая себя, кто бы это мог сделать. Он был сыт, но при отсутствии риры этого было недостаточно, чтобы уснуть. Уставившись в гнетущую тьму барака, он обдумывал свое положение. Оно и до этого было почти невыносимо, теперь же мстительный и всесильный надсмотрщик превратит его жизнь в сущий ад. Уингейт уже достаточно видел и слышал, чтобы знать, что этот ад очень скоро наступит. Прошло, должно быть, около часа, когда он вдруг почувствовал, как чья-то рука толкнула его в бок.
— Хэмп, Хэмп, — услышал он шепот, — выходи наружу. Есть дело! — Это был Джимми.
Уингейт осторожно пробрался между рядами коек и выскользнул в дверь следом за Джимми. Сэтчел уже был на дворе, и рядом с ним виднелась четвертая фигура.
Это была Аннек Ван-Хайзен. Как она сумела пройти на запертый участок барака для холостяков? Глаза ее припухли, словно от слез. Джимми заговорил полушепотом:
— Девушка сказала, что мне завтра прикажут отвезти вас обоих обратно в Адонис.
— Зачем?
— Она не знает. Но полагает, что вас хотят продать на Юг. Вообще говоря, это не очень правдоподобно, старик еще никогда никого не продавал на Юг, но ведь никто прежде и не бросался на его надсмотрщиков. В общем, не знаю.
Они потеряли несколько минут на бесплодную дискуссию. Затем, после гнетущего молчания, Уингейт спросил Джимми:
— Ты не знаешь, где они хранят ключи от «крокодила»?
— Нет. Почему вы…
— Я могла бы достать их для вас, — предложила Аннек.
— Но вы не умеете управлять «крокодилом», — сказал Джимми.
— Я несколько раз наблюдал, как ты это делаешь.
— Ну, положим, вы справитесь с этим, — продолжал возражать Джимми. — Положим, что вам удастся бежать на этом судне. Вы погибнете, проплыв лишь десять миль. Если вас даже не поймают, то вы умрете от голода. Уингейт пожал плечами.
— Я не собираюсь позволить продать себя на Юг.
— Я тоже, — добавил Хартли.
— Погодите минуту.
— Что ж, я не вижу…
— Погодите минуту, — раздраженно повторил Джимми. — Разве вы не видите, что я думаю.
Некоторое время все молчали. Наконец Джимми сказал:
— Хорошо, дитя мое. Вы лучше отойдите немного в сторону и дайте нам поговорить. Чем меньше вы будете знать об этом, тем лучше для вас.
У Аннек был обиженный вид, но она послушно отошла. Трое мужчин коротко посовещались. Потом Уингейт сделал Аннек знак присоединиться к ним.
— Большое спасибо за все, что вы сделали для нас, Аннек, — сказал он. — Мы придумали выход из положения. — Он сделал паузу, зачем смущенно добавил: «Ну что ж, спокойной ночи!»
Она подняла на него глаза.
Уингейт не знал, что ему делать. Он проводил ее за угол барака и снова пожелал спокойной ночи. Когда он вернулся, его лицо было все таким же смущенным. Все трое вошли в барак.
Патрон Ван-Хайзен тоже никак не мог уснуть. Для него всегда было мучительно наказывать своих людей. Черт возьми, почему они не могут быть хорошими парнями и оставить его в покое! Правда, в эти дни у него было не очень-то много покоя. На сбор урожая он затрачивал больше, чем мог выручить в Адонисе, во всяком случае, после уплаты процентов. В этот вечер он занялся своими счетами, чтобы как-нибудь отделаться от охватившего его неприятного чувства. Но ему трудно было сосредоточиться на цифрах. Этот Уингейт… Он купил его для того, чтобы он не достался проклятому Ригсби, а не затем, чтобы иметь еще одного рабочего. Он уже и так вложил в рабочих слишком много денег, хотя десятник все время жаловался, что не хватает рабочей силы. Теперь придется либо продать несколько человек, либо просить банк снова продлить закладную.
Рабочие больше не окупают затрат на их содержание. Это уже не тот сорт людей, которые прибывали на Венеру, когда он был молод.
Он снова склонился над своими книгами. Если рыночные цены снова немного поднимутся, банк за несколько более высокий процент, чем в прошлом сезоне, охотно учтет его векселя. Может быть, тогда все обойдется…
Его размышления были прерваны приходом дочери. Он всегда рад был видеть Аннек, но на этот раз то, что она хотела ему сказать и что наконец выпалила, лишь окончательно взбесило его. Занятая своими собственными думами, Аннек даже не заметила, что причинила отцу почти физическую боль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});