Читать интересную книгу Сыны Перуна - Сергей Жоголь

6

Русы уходили, но уходили не все. Князь велик, велики и дела его, а за малым и люди поменьше приглядят да присмотрят. Двенадцать воинов оставлял Олег в Поречном, в основном, раненые да неспособные в седле сидеть. Оставлял под присмотром старшего, знакомца Радмирова, Горика – варяга. Тех, кто покрепче, в детинце поселил воевода да людей к ним знающих приставил, лекарей да знахарей, чтобы раны лечить и в других делах помогать. Троих, самых тяжелых, из тех, кто сам ходить не мог, воевода в поселении оставил да к каждому своего смотрителя приставил. Один из этих троих, молодой безусый рус Чеслав, тоже старый Радмиров знакомец, которого он с Гориком встретил в Диком Поле, когда его хазары вязали, был сейчас на постое в воеводином доме.

Молодой красавец-варяг лежал в постели бледный и немощный. Пика хазарина в грудь ударила, пробив щит и кольчугу. Упал Чеслав с коня, поломал ребра да плечо вывихнул, много крови потерял, вот и лежал сейчас в постели, а Боритины ближние ухаживали за раненым русом, не жалея ни себя, ни потраченных на лечение средств. Для всех раненый рус словно своим стал, да только особо за ним Зоряна присматривает, бегает

вокруг, суетится. Под такой опекой пошел молодой витязь на поправку. Молодое к молодому тянется, сердце девичье влюбчиво да переменчиво. Ушла из сердца старая любовь, пришла новая. Забывать стала того, по ком раньше вздыхала. Да и сам предмет воздыханий словно переменился.

Радмир да еще пара десятков молодых парней дни и ночи напролет проводили в детинце. Нет больше у юного радимича ни отца с матерью, ни дома своего, а из друзей только Невер один и остался. Раз нет дома, так и поселились Радмир с Гориком и девятью русами в просторных землянках пореченской крепости. Сначала выхаживали они раненых сообща, а как те на поправку пошли, стал Радмир первым учеником у княжьего воина. Горик знаний своих не жалеет, целыми днями то палки даст парням, то шесты длинные, заставляет их биться промеж собой да с теми из русов, кто уже окреп и сам сражаться может. Палка – меч, шест – копье, ученье трудное да небезопасное, тут не только шишку да синяк набить можно, один из парней уже руку себе сломать успел, у двоих ребра треснули. Почти каждый день выезжают молодые Гориковы ученики в поле на конях да учатся стрелы на скаку метать, врага с седла рубить мечом и саблей. Пускай оружие пока не настоящее, а простые деревяшки, но азарта парням не занимать. Да и конь боевой пока далек от того, о котором воин настоящий мечтает. Серая Зоркина кобылка после набега хазарского так у Радмира и осталась. Не потребовала Зоркова мать Ярина лошадку себе.

– Езди, сынок, ни к чему мне лошадка эта, а тебе она, глядишь, на первое время и сгодится. Да и память тебе о сыночке моем, уж больно он ценил тебя и уважал. Любил как брата старшего, – сказала это Ярина и, приложив по бабьи руку к груди, пошла прочь по своим делам. Побывала она в плену у степняков, но спасибо русам – вызволили.

Много пореченских парней в ученики к Горику да его славным сотоварищам рвались, но многих родители не пустили, а из тех, кто в ученики пробился, больше половины ученье-то побросали. Ох уж не легка она – наука воинская. От рассвета до заката идут тренировки будущих воев. Сам Борята частенько на те занятия посмотреть приходит, кряхтит только да головой одобрительно кивает. Славное дело делается, будут защитники роду славянскому. Воеводе тоже дел хватает, целыми днями в поселении топоры стучат и пилы звенят. Строится новое жилье да старое чинится. Как грибы, вырастают на месте сгоревших новые дома и хаты. В поле работы тоже полным ходом идут, успеть нужно землю вскопать и семена в нее бросить, чтобы к осени урожай собрать и собранными хлебами людей накормить, а еще дань обещанную князю собрать. Ох, не хватает рук, скотины почти не осталось, каждая тощая лошаденка в плуг впрягается, да и люди отдыхают, только когда спят. Тех парней, что с Радмиром в ученики к русам подались, родичи постоянно корят, на работы зовут. Не всем учебе полностью отдаваться приходится. Только Радмиру идти некуда, теперь тут его дом, его новая семья. Горик на него не нарадуется. Понравился матерому русу славянский паренек, упорный, сильный, да к тому же левша. Горик сам с малолетства левшой был, как еще с детских 23меч в руки взял, так учили его с тех пор обеими руками рубить и колоть. Глузд – учитель его из коренных варягов всегда говаривал:

– Обоерукий вой двух воев стоит, а левше правую десницу к мечу приучить легче, чем правше. Любит Перун, когда витязь не за щитом в бою прячется, а рубит врага двумя мечами с обеих рук. Вместо щита ему – ловкость его, быстрота да мужество. Коли смел да удал, так и целую рать победить можно.

Сам Горик тоже сиротой с рожденья считался. Рожденный дворовой девкой от павшего в сече княжьего гридня, он был воспитан и вскормлен, как говорится, с меча. Мать Горика при родах преставилась, и остался бы он один-одинешенек, если бы не дружина и ее законы – законы воинского братства. Не бросали своих воины-русы. Взяли мальчонку на поруки, кормилицу ему нашли да всем наукам выучили. Так и вырос он в княжьей гриднице – особом доме типа казармы, не имея ни хором собственных, ни родни.

Олег перед отъездом Горику наказ дал – за ранеными приглядеть да новых воинов для дружины вербовать и учить. А если враг какой его новых подданных тронет, так помочь им оборониться от новой беды. Но к зиме велел назад вернуться, а людей своих, из тех, кого оставил, велел не неволить, если захотят остаться – пусть, ему, князю, в новых землях свои люди нужны. Радимичи теперь хоть и данники княжьи, но не рабы, а подданные.

7

Сидя на старом березовом пне в окружении двух десятков пореченских парней и троих русов во главе с Гориком, Кежайка наблюдал за поединком. Новгородец Юша, худощавый княжий дружинник средних лет из кривичей, ловко уклоняясь от наседавших на него противников, кружил по поляне так, словно вел не учебный бой, а демонстрировал окружающим развеселую пляску. Бойкий Ропша и Пешка – курносый полноватый паренек, тяжело дыша, кружили вокруг приземистого воя, размахивая березовыми болванками, вырезанными в виде мечей. Юша держал в одной руке такое же учебное оружие, а вторая, раненая, рука на перевязи была прижата к груди. Все трое замерли, высматривая слабые места в защите противника. Первым не выдержал непоседа Ропша. Он замахнулся и бросился на кривича с поднятым над головой деревянным мечом. Но тот, спружинив на полусогнутых ногах, опережая противника, втянув голову в плечи, бросился навстречу и ткнул парня под ребра березовой деревяшкой. Удар был не сильный, не удар – тычок, иначе ребра треснули бы враз. Если бы в руках у Юши был меч, а перед ним не товарищ по поединку, а враг, то он, конечно же, вложил бы в удар силу, способную пробить, как тряпку, кованую кольчугу и разворотить грудь до самого сердца. Но сейчас Юша просто сбил своему сопернику дыхание, и тот, скрючившись, повалился на землю, жадно глотая воздух. Для того чтобы расправиться с оставшимся в одиночестве Пешкой, ловкому новгородцу понадобилось не больше трех секунд. Кежайка и окружавшие его славянские парни восторженно загудели.

Ему снова пришлось сменить имя. Свое настоящее он уже успел забыть, и радимичи, переведя его хазарское имя Тилмай, стали звать его Толмач, против чего бывший Кежайка – буртас нисколько не возражал. Жизнь его снова переменилась к лучшему. Когда Олег сообщил радимичам, что отдает пленных на правый суд поселян, Тилмай понял, что жить ему осталось совсем недолго. Злобные пореченские мужики хмуро глядели на связанных хазарских воинов, и эти взгляды не сулили им ничего хорошего.

– Не убивайте, я не воин, я раб, – закричал будущий Толмач, упав на колени перед своими судьями. – Из буртасов я, не степняк, не хазарин. Пощадите!

Услыхав знакомую славянскую речь, мужики замерли.

– Помню я его, переводчиком он у хана был, когда мы в стан к степнякам на переговоры ходили, – крикнул оказавшийся в толпе Богутич. Он обернулся по сторонам и, увидав в толпе Неклюда, обратился к тому с вопросом. – Помнишь его? Он ведь и по нашему и по-хазарски лопочет.