в ванную.
Она намыливала мои ладони и руки, она намыливала мне подмышки, и я хихикал, она гладила меня мыльными руками по шее, спине, по ягодицам, по животу и ляжкам. Она гладила меня, о сестры и братья, она гладила меня так, что с тех пор я всегда носил в кармане коробок спичек, чтобы поджечь первый попавшийся сарай, вываляться в углях и еще раз быть вымытым.
Такова, о сладчайшие мои сестры и драчливые мои братья, такова ласка!
Домой я пришел еще слегка не в себе. Голова налилась тяжестью, шея побаливала. Мама стояла на кухне, протирала тряпкой стол возле мойки. Из гостиной доносился звук телевизора.
— Смурф зашел. — Мама кивнула в сторону гостиной.
Я подошел к Смурфу. Он сидел в углу дивана так, будто его туда налили. Полулежал, длинные ноги исчезли под журнальным столиком, а руки раскинулись по спинке. Смурф кивнул мне и снова перевел взгляд на экран.
— Давай его сюда сейчас же, — сказал он, не глядя на меня. Я потянулся к телевизору и сделал погромче.
— У меня его больше нет.
— Не бреши.
Под левым глазом у него красовался здоровенный фонарь. Смурф заметил, что я его рассматриваю.
— Это тот черномазый, — он указал пальцем на глаз.
— У меня его нет.
— Не пори ерунду, давай его сюда!
— Телевизор потише! — крикнула мама из кухни.
Я убавил звук.
Смурф поднялся и какое-то время стоял, сердито поглядывая на экран. Показывали какой-то полицейский сериал. Двое легавых дрались на крыше. Один упал. Смурф засмеялся.
Мы отправились ко мне, я закрыл дверь и включил радио. Смурф уселся на мой стул — единственный в комнате.
— Я знаю, кто они такие, — сообщил он, копаясь в носу.
— Кто?
— Черномазые, которые на нас налетели.
— Владельцы лодки.
Смурф вынул палец из носа, осмотрел добытое. Вытер палец о подошву ботинка.
— Не расшвыривай здесь свои козявки!
— Я же о ботинок вытер.
— Когда пойдешь, попадет на пол и присохнет.
Смурф притопнул ногой, словно отбивал ритм одному ему слышной музыки.
— Владельцы пиццерии, — продолжил он. — Итальяшки. Итальяшек всегда узнаешь. Пижоны.
Он указал на многоцветное образование под глазом: Во, гляди! Вылезли из какой-то помойки, явились сюда — и что творят! Суки черномазые. Давай мне револьвер, нашпигую ту свинью.
Он протянул руку.
— У меня его нет.
— Давай сюда.
Во взгляде Смурфа было одновременно что-то жесткое и просительное. Он и правда хотел, чтобы я отдал ему револьвер.
— У меня его нет, — повторил я. — Я его продал.
— Продал! — Смурф растянул губы в подобие улыбки. — Неужто?
— Да, продал.
— Кому?
— Кому-то в центре города, сегодня после обеда.
— И сколько тебе дали?
— Тысячу.
— Тысячу! За револьвер! Он же гораздо дороже.
— Я хотел от него избавиться.
Смурф откинулся на спинку стула и посмотрел на меня.
— На деньги можно взглянуть?
Я достал десять сотенных из тех, что получил от Франка. Протянул Смурфу, он собрался было цапнуть их, но я отдернул руку.
— Это же деньги из Броммы, — сказал он.
— Это деньги, которые я выручил за револьвер.
— Не верю. Ты его где-то спрятал.
— Не хочешь — не верь.
— Ты его где-то спрятал. Давай его сюда. Я знаю, где он. — Смурф направился к моему шкафу и вывалил оттуда мои старые рубахи, штаны, свитера и кроссовки, из которых я вырос, зимнюю куртку, которую я носил в седьмом классе, и прочее барахло.
Опустошив шкаф, Смурф заполз под кровать и пошарил по пружинной сетке. Свалил книги и комиксы с книжной полки, но ничего не нашел.
Снова плюхнулся на стул.
— Где он?
— У меня его нет. Я его продал.
— Тоже мне друг, — прошипел Смурф. — Не понимаю, как я до сих пор тебя не пришиб.
Я не смог удержаться от смеха.
— Да ладно тебе, Смурф!
— Надо было поставить тебе отметину. Предать товарища из-за каких-то черномазых.
— Дурак. Нельзя палить в людей из-за того, что они обозлились, когда у них украли лодку.
— Суки черномазые, приперлись в нашу страну и возомнили о себе черт знает что.
— Фильтруй базар. Я тоже черномазый. Забыл, что ли? Посмотри. Помнишь, как в третьем классе один пятиклассник обозвал меня черномазым и ты дрался с ним за меня?
— То другое. Ты тогда был мне товарищ. А теперь сраный предатель.
— Хватит, Смурф.
— Тогда давай деньги. — Смурф протянул руку.
Я помотал головой:
— Нет.
— Деньги сюда.
Смурф щелкнул пальцами. Что я ему — собака?
— Давай сюда.
— Зря ты его спер, — сказал я.
— Что я там спер, тебя не касается. Давай сюда.
Он снова щелкнул пальцами.
Я помотал головой.
— Ты меня обманул, Смурф. Бросил пушку на кровать, чтобы я подумал, что ты ее оставил. А потом, у меня за спиной, все-таки прихватил ее. С друзьями так не поступают.
— Ты что, серьезно? — Смурф изучал меня.
— Да.
— Тогда ты мне больше не друг.
Я чуть не захохотал.
— Смурф, черт тебя раздери, мы же с детского садика друг друга знаем.
— Ты мне больше не друг, — повторил он. — И ты об этом еще пожалеешь.
— Да приди ты в себя, Смурф!
— Я и новых друзей могу найти, — прошептал Смурф, словно делился тайной. — Найду себе настоящих друзей, которые не сдриснут в нужный момент.
Он встал и пнул кроссовки, которые я носил пару лет назад. Потом открыл дверь и направился в гостиную. Я пошел следом.
— Смурф, ну ты чего! — Я пытался поймать его, но он вырывался. Не глядя на меня, не прощаясь, он рывком открыл входную дверь и побежал вниз по лестнице.
Не успел я закрыть за ним дверь, на пороге появилась Лена. Бледная, уставшая. Я посторонился, и она вошла.
— Смурф ушел? — крикнула мама из кухни.
— Да, — крикнул я в ответ. — Лена вернулась.
Мама появилась в прихожей. Лена бросилась ей в объятия, начала взахлеб рыдать. Мама тоже заплакала. Они стояли обнявшись и плакали. Я не знал, куда сунуться, поэтому отправился к себе, закрыл дверь и включил радио погромче. Ненавижу слушать, как люди плачут.
Я лежал, стараясь придумать тему для импровизации, но мысли завязли на одном месте.
Раньше такого не было. Меня в школе всегда хвалили за сочинения. Говорили, что у меня живое воображение.
Когда-то, в восьмом классе, шведский у нас вел учитель на замене. Религиозный, и звали его Лунд. Я написал длинное сочинение, как я провел летние каникулы. Написал о «береге, на который камни положила рука, что больше моей».
Лунд решил поговорить со мной. Спросил, часто ли я думаю о Боге. Я сказал: «Иногда». Лунд кивнул.
Через