Читать интересную книгу Подмененный - Кристофер Кубасик

– Здравствуйте! – робея, ответил Питер. Он был совсем не уверен в том, что именно с этим человеком хотел поговорить.

– Эдди. Торопыга Эдди… – представился незнакомец и протянул руку. Голос у него был какой-то неестественный, заикающийся.

Питер осторожно пожал руку – он боялся повредить ее. Какие-то странные вздутия виднелись на коже Эдди. Что-то похожее на выпирающие вены… Они бежали по рукам, по шее, по худым, ввалившимся щекам.

– Тебя… как… зовут? – запинаясь, спросил Эдди.

– Питер.

– Ты чист? Ну… понимаешь?…

– Чист? – удивленно переспросил тролль.

– Да. Ну знаешь… С документами порядок?

– Ну…

– Если ты чистый, значит, у тебя есть работа, жилье. Тебе не надо скрываться, сидеть в подполье… – Эдди вопросительно смотрел на подростка.

Женщина с серебряными сережками вернулась в бар и заняла столик рядом с Питером. Она бесцеремонно обратилась к его соседу:

– Билл, помнишь, как ты лежал в гробу?

Эдди мельком глянул на женщину– голова его пару раз дернулась, потом он перевел взгляд на Питера и пожал плечами.

– Мириюм! – коротко и презрительно сказал он.

– Я люблю тебя, Билл! – Женщина почти пропела эту фразу. Она определенно с кем-то разговаривала, но собеседника ее здесь и в помине не было.

Зрелище было жуткое, Питер буквально похолодел, а женщина со странным именем Мириюм по-прежнему напевно выговаривала, обращаясь к Эдди:

– Знаешь, что случилось, Билл? Когда ты умер, тебя сразу отправили в Ивангрин. Там так красиво!

– Что это с ней? – робея, спросил Питер.

– Не знаю. Ну, не знаю… Так, всякие слухи ходят… Неожиданно голос женщины изменился, она отвернулась и исступленно закричала:

– Закрой дверь! Убирайся отсюда! – потом осклабилась и грустно сообщила: – Мы все умрем. Вся наша семья простится с белым светом. Тогда нам устроят похороны. Когда мы умрем. Я – следующая в очереди. – Ее голос вновь изменился, потеплел, словно она разговаривала с ребенком. – Значит, ты и есть мой ребеночек? Ты выскользнул из меня в туалете. Я завернула тебя в туалетную бумагу и спрятала в холодильнике. Ох, как долго ты там пролежал!…

Питер почувствовал, как мурашки забегали у него по коже. Ему захотелось уйти отсюда.

– С Мириюм совсем плохо? – хрипло спросил он у Эдди.

– Что плохо? – не понял тот.

– Ну, все. Эти имена, люди, к которым она обращается… Ты только послушай. Она – того?

– Что – того?

– Действительно родила… в туалете?

– Как я могу знать? – Эдди дернул головой. – Она уверяет, что так было. Поди проверь. Если что-то подобное и случилось, то скорее всего у нее в голове.

– Как это? – озадаченно переспросил Питер.

– Ну, как. Как это обычно бывает? Спрашиваешь, почему она разговаривает сама с собой? Не знаю. Что-то прет из ее головы. Ничего не поделаешь – одиночество…

– Одиночество?

– Ну да. Ты когда-нибудь был одинок? – Эдди со странной хитрецой посмотрел на тролля.

– Был… – Это слово он выговорил не спеша, прикидывая, что таилось за всем этим разговором. У него родилось чувство, что этот Торопыга Эдди жаждет втянуть его в какую-то историю.

– И ты тоже дошел до того, что начал разговаривать сам с собой? – Эдди опять дернул головой. – Ну, не так, как Мириюм, но с тобой тоже такое творилось? Чтобы в полный голос. И давай всем вокруг выкладывать все, что думаешь.

– Да.

– Это все от одиночества. Представь, что тебе больше не с кем разговаривать, никто больше не придет к тебе, не будет расспрашивать, как ты живешь. В конце концов каждый из нас остается один, но лучше быть наедине со смертью, чем наедине с жизнью. У тебя появляется охота почесать языком, а рядом никого нет, вот ты и начинаешь болтать с самим собой. Потом это входит в привычку. Тебе все больше и больше нравится это занятие, ты ничего странного в этом уже не замечаешь. Тебе никто не нужен, и люди вокруг перестают замечать тебя – чего можно ждать от тронутого, разговаривающего с самим собой? Так твоя привычка становится обязанностью, потом долгом, и люди начинают сторониться тебя. Кому охота выслушивать чужие жалобы! Они не хотят замечать… замечать… замечать тебя. И ты тоже! Тогда и наступает одиночество… – Человечек опять судорожно дернулся и закончил: – Одиночество… одиночество…

Питеру стало тягостно. Этот разговор буквально вымотал его. Он тоже почему-то потряс головой и спросил:

– Ты не знаешь, где бы я мог остановиться?

– Ну, у меня есть койка в одном укромном уголке. Здесь, недалеко… – Эдди хитро улыбнулся.

– Нет, мне нужна гостиница, – осторожно ответил Питер.

– У тебя есть наличные?

– Немного, – солгал тролль.

– Здесь нет гостиницы, в которой тебе сдадут номер. Все боятся. – Эдди многозначительно закатил глаза.

– Знаю, – вздохнул Питер и глянул в сторону женщины. Неужели его ждет такая судьба? Может, лучше вернуться домой? Чтобы избежать одиночества…

Вернуться к папочке?…

Нет. Только не это. Тем более после той записки, которую он оставил на экране телекома. Он не может, поджав хвост, вернуться в свою конуру. Да еще в первую же ночь!…

А что, если связаться с доктором Лендсгейтом?

Тоже глупо. Он должен стать самостоятельным, добиться всего в жизни собственными руками. В любом случае он не желает, чтобы папочка или Лендсгейт видели его слабость.

– Послушай, парень, – сказал Торопыга Эдди. – Ты новичок на этой сцене? Точно? Точно! Ты не знаешь правил игры. А я знаю… Знаю… знаю… – как заводной повторил он. – Сечешь? Я могу помочь тебе, но и мне потребуется твоя помощь. Сечешь? – Эдди опять начал подергиваться, но на этот раз его конвульсии быстро прекратились.

– Ты здоровенный парень вон какой вымахал. Я как раз нуждаюсь в такой горе мускулов.

– Мне кажется… – Питер запнулся.

– Ты не обращай… не обращай… внимания на мои ужимки. – Эдди попытался унять дрожь. – У меня что-то с рефлекторным аппаратом… Отсюда и судороги. Я был один из первых, позволивших провести на себе опыты, а уговорил меня деляга с черного рынка. Теперь уже мне за тридцать, а тогда мне было двадцать и я был отчаянный парень. Через восемь лет стал на себя не похож. Меня никто не узнавал. Знаешь, какой я был шустрый! Тихо, кто-то подслушивает. Тс-с-с!… А потом я убрался. Слинял, понимаешь… слинял, слинял… Как дух. Или как привидение. Но в последнее время чую – с рефлексами нелады. Какие-то сбои или что-то еще. Эй, не вертись – я не пьяный, я этой дрянью не балуюсь. Алкоголем… алкоголем… алкоголем… А вот как все это началось, понятия не имею. Приятели все время интересуются – Эдди, что это ты без конца дергаешься? А я глазки строю: мол, не понимаю, о чем это они. Так и рисую понахалке – вам, братцы, это все кажется. Ничего… ничего… Что еще я мог ответить? Что ты говоришь? – Эдди вопросительно посмотрел на Питера. Тот молчал. – А-а, плюнь и разотри. Но не так давно… давно… давно я разругался со всеми этими ублюдками из службы безопасности Арес. Ну их к дьяволу! Но в одиночку я работать не могу– сечешь, как меня трясет. Чуть что, я начинаю биться как рыба об лед. Эти сволочи из Арес швыряли меня на бетонную стенку, сечешь, лупили головой об пол. Теперь не знаю, что со мной творится.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});