Читать интересную книгу Сулажин - Борис Акунин

— Интересные дела. Полицию вызывать не вздумай. Еду, — сказали в трубке.

«Через сколько будете?» — шепнул я в ухо ассистенту.

— Через сколько будете?

— Минут через пятнадцать-двадцать.

Когда разговор закончился, я привязал ассистента к креслу и залепил ему рот.

— Сиди смирно. Целее будешь.

Позвонил Полухину. Извинился, что долго еду — пробка. Он спросил, где я. Предложил подослать патрульную машину с мигалкой. Не надо, ответил я. Сейчас сяду на метро. Максимум через полчаса жди.

Всё шло превосходно. Никаких трех месяцев у меня не будет. Всё закончится сегодня. Но как закончится!

На мониторе видеонаблюдения просматривался весь двор. Значит,  как я вчера садился в «ауди», тоже было видно. Но Громов находился в гостиной, со своими пациентами. Стало быть, это ассистент ему доложил, с кем уехала Лана. Соучастник?

— Хороший у вас тут бизнес, — сказал я залепленному. — Выгодный. Ты за процент работаешь или как?

Он таращился на меня, хлопал глазами. Тратить время на кильку, когда в сети плыла акула, было лень. Грохнуть заодно этого лысого или нет, я пока не решил. Как сердце подскажет.

Глаза ассистента скосились на монитор.

Приехал, гад.

Громов вылез из «порше», подошел. Очень крупно, с искажением, на экране появилось его лицо с озабоченно сдвинутыми бровями. Меня затрясло от ненависти.

Бесшумно ступая, я вышел в коридор и спрятался за угол.

— Влад! Это я! — Быстрые, легкие шаги на лестнице. — Ты у себя или…?

Тррр! — хищно, как гремучая змея, протрещал электрошокер. Второй разряд всаживать в заваливающегося Громова было уже лишнее. Но я не мог отказать себе в этом маленьком удовольствии.

***

Теперь они сидели на стульях рядышком, как шерочка с машерочкой. Рот Громову я тоже залепил. На моем судебном процессе не будет ни адвокатов, ни последнего слова обвиняемого. Право голоса имеет только один человек — я. Прокурор, судья и палач в одном лице.

Давать Громову слово я не собирался. Этот златоуст, мастер нейролингвистического программирования, стал бы выворачиваться, заморочил бы мне голову, зародил сомнение.  Не было у меня на это ни времени, ни сил. Уже несколько минут я ощущал какое-то шевеление в желудке. Как будто начинала распрямляться сжатая до отказа пружина. Скрученная из колючей проволоки.

Ничего, дело шло к концу.

— Очухался? — сказал я, когда Громов начал мигать и щуриться. — Я мог тебя убить сразу. Но хочу, чтобы ты понял, кто тебя отправляет на тот свет. И за что. А еще я хочу, чтоб ты потрясся перед концом. Как тряслась Лана. Она знала, что ты за человек. И что ей не спастись.

Громов замычал, мотая головой. Мне понравилось, как он пучит глаза. Не хочет умирать, сволочь.

Я изложил ему всю нехитрую дедукцию — чтоб не воображал, будто он умнее всех на свете.

— Лана мне ничего толком не рассказала. Не успела. Но тебе со мной не повезло, повелитель больных душ. Ты зря не призадумался над моей анкетой. Я же написал там: «профессия — следователь». Или ты думал, что я от страха растерял все свои навыки?

Опять он попытался что-то сказать, задвигал бровями. Любо-дорого посмотреть. Если б только не шипастая пружина в животе — она вела себя всё агрессивней.

— Я тебе скажу, как было дело. У Ланы в жизни случилась какая-то беда. Может быть, тяжелый развод или еще что-то. Она была в депрессии, на грани самоубийства. — (Это я не домыслил — вспомнил, как она сказала «надо было самой»). — Испугалась, записалась к тебе на курсы. И попала на крючок. Ты ведь никого не выпускаешь. Ты вертишь людьми, как куклами. Не от страха смерти ты их избавляешь, а от имущества. Подбираешь только одиноких, у кого нет наследников. И потом выкручиваешь им мозги — чтоб они из благодарности перевели на тебя недвижимость. Мычи, мычи! — Я засмеялся, вдавливая кулак в живот, чтоб было не так больно. — Лана раскусила тебя и опомнилась, но было поздно. Ты уже не мог ее отпустить.  Она ухватилась за меня, как утопающий за соломинку. Ей вообразилось, что парень с широкими плечами и рожей в шрамах может быть защитой от тебя. Ты тоже этого испугался. Вот и поставил точку. Заряд прозрачной взрывчатки на дверцу — и проблема снята, да?

Громов на несколько секунд закрыл глаза. Понял, что не выкрутится.

«Ах, Лана, Лана, — думал я. — Почему ты мне не доверилась? Пусть я полупокойник, но я бы успел тебя спасти. А теперь мне остается только отомстить…»

Я вынул из-за пояса пистолет, военный трофей. Щелкнул предохранителем. Глаза убийцы открылись. Они напряженно смотрели на меня.

— Ммы-ммы-ммы, — сказал Громов.

— Ладно. Я сниму скотч. На две секунды. Чтоб ты мог ответить мне на один вопрос. От этого будет зависеть еще одна жизнь. Твой обсосок, — я показал дулом на ассистента, — знал, что ты собираешься убить Лану?

До этого момента ассистент сидел тише мышки, только глазами хлопал, а тут тоже зугугукал, зашевелился.

— Коротко: да или нет?

Я наполовину отодрал клейкую ленту.

Громов быстро сказал:

— Вы видели, как она на меня посмотрела?

Выругавшись, я приклеил скотч обратно. При моей работе я повидал немало отморозков, но такой фантастической гадины еще не встречал. У него был шанс спасти своего помощника. Вместо этого Громов решил покуражиться — напомнить мне, как Лана приходила к нему прощаться. Наверное, надеялась его разжалобить. А он бросил ей вслед: «Не будем отвлекаться».

— Торжествуешь? — Я приставил ствол к его лбу. — Сгинь, нечисть.

***

— Лев Львович… — Я задыхался. Из-за этого речь получалась прерывистой. — …Очень больно. Капли все-таки убили сулажин. Я долго так не выдержу… Вы обещали…

— Черт, — сказал он. — Я тебя предупреждал! Опиши симптомы. Как будто в животе моток колючей проволоки, и она всё время распрямляется?

— Да. Вы мне поможете? Вы обещали, что я не буду мучиться. Что нужно сделать?

— Ты знаешь, я слово держу. Не волнуйся. Но, может быть, все-таки объяснишь, зачем тебе понадобилось идти на такой риск? Что за необходимость?

— Объясню. С удовольствием. Я еще и поэтому звоню… — Я подавил стон. — Знаете, Лев Львович, я нашел отличный способ умереть без страха.

— Какой?

— Совершил напоследок один хороший поступок. Освободил белый свет от ужасного мерзавца.

— Что значит «освободил»?

— То и значит. Приставил ему пушку ко лбу. И вышиб мозги. Вон, вся стена в брызгах. Заглядение.

Лев Львович вздохнул.

— Это у тебя, Николай, сухие галлюцинации пошли. Среди бела дня. Реакция на химическое подавление сулажина.

— А-а-а! — я подавился криком. — Пожалуйста! Всё, больше не могу! Помогите, иначе я себе тоже башку прострелю! Вы говорили, что это не слишком надежный способ…

— Есть способ лучше. Он у тебя в кармане. Если ты, конечно, не оставил сулажин дома.

— Нет. Он всегда со мной. Ы-ы-ы! Ради бога, Лев Львович… Что мне делать?

После короткой паузы он грустно сказал:

— Просто выпей сразу шесть таблеток. Через пять минут боль утихнет. Потом ты начнешь цепенеть, сознание станет угасать. Больно не будет.

Я ударил стаканом о графин, чуть не расплескал воду.

— …Всё! Выпил… — И заскрипел зубами. — Пять минут я как-нибудь вытерплю…

— Сядь в кресло, откинься назад, — инструктировал меня он. — Я буду всё время с тобой. До самого конца. Как и обещал. Пока ты сможешь держать трубку.

— Я ее положу и включу громкую связь… Так слышно?

— Да. Хочешь мне что-нибудь сказать?

— Это не галлюцинация. Я действительно убил Громова.

— Господи, он-то в чем перед тобой провинился?

Судя по тону, Лев Львович все-таки мне не верил. И я рассказал ему всё. Язык начал заплетаться. Выговорить за один прием длинное слово у меня не получалось.

— …Я умираю со спокойным сердцем. Избавил чело…вечество от выродка. И отомстил за Лану. Мне хоро…шо. И уже не больно. Бла…года…ря вам… Я не бре…жу. Чессс…

Вот я уже и с коротким словом «честно» не справился.

— Больше не можешь говорить? — спросил Лев Львович. — А руками шевелить можешь?

— М-м-м, — промычал я.

— Не можешь… Паралич наступает за шесть-семь минут до смерти. Но слышать ты меня будешь до тех пор, пока не отключится мозг. Что ж, Николай. Слушай. Тебе это будет интересно. А мне тоже надо выговориться. Я ведь живой человек. Нельзя всё носить в себе — крыша поедет… Расскажу тебе одну мелодраматическую историю. Жил-был на свете один человек — умный и сильный. Была у него одна-единственная слабость. Очень он любил свою жену. А она, представь себе, ему изменяла. Несколько лет. С лучшим другом, которому этот человек спас жизнь. Они оба служили в опасных местах, хоть и в разных подразделениях. Один был врач, другой — наоборот. Друг сказал: «Я больше не хочу убивать людей, я хочу стать таким, как ты». Я тогда и не подозревал, до какой степени ему хочется занять мое место. В том числе в сердце Ланы… Не мычи, Николай. Ты меня сбиваешь… Я узнал про их шуры-муры полгода назад. Конечно, развелся. Поставил ей одно условие: хочешь жить — порви с ним. Она пообещала — и обманула. Хотя хорошо меня знала. Знала, что я слов на ветер не бросаю. Тогда я сказал ей: «Условия сделки меняются. Ты умрешь. Это решено. Но если хочешь, чтобы он остался жив — напиши, что никогда его не любила и возвращаешься ко мне. Никаких прощаний, никаких нежных взглядов. Иначе убью обоих». Я сам продиктовал ей письмо.   Конечно, я все равно собирался их обоих прикончить. Просто хотел, чтобы Громов напоследок почувствовал себя преданным… У меня был неплохой план. Но тут очень кстати объявился ты со своей банальной язвой. И я сказал себе: «Эврика!» Ты все равно принадлежишь мне. Я подарил тебе несколько лет жизни. Пора и честь знать… Эй, ты меня слышишь? Помычи, что ли… Ладно, наплевать… Я знал, что она все-таки потащится к нему сказать последнее «прости». И знал, когда: прослушивал ее телефон. Отправил тебя к Громову именно в этот вечер. Рассчитывал, что Лана на тебя клюнет — и она клюнула. Она видела твою фотографию — у меня дома целый иконостас из пациентов, которых я вытащил с того света. Лана обязательно должна была вцепиться в крутого парня, героя войны. Чтоб защитил ее от меня. Своим драгоценным Громовым она рисковать не хотела, а тобой — запросто. Я хорошо знаю свою ненаглядную женушку. Дальше совсем просто. Военный трофей, невидимая мина, избавил меня от Ланочки. А до Громова должен был добраться ты. Если бы ты сбился со следа, я бы тебе дал подсказку. Но ты пес нюхастый, быстро вышел на цель. Хвалю. Прощай, дурачок. Этот мобильник я выкину. Он был заведен специально для тебя. Передавай привет Ланочке… Впрочем, ты, наверное, уже там…