Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следовало бы также осушить чрезмерно увлажненные участки. Даже наши предки умели это делать: копали для сбора вод прудок, сидели над ним с удочкой, а прилегающая местность осушалась.
Вообще за лесом нужен уход даже в тех случаях, когда он сам растет без посадок и посевов.
С беспокойством смотрю на строящийся в Лосином острове целый городок школ-интернатов. Уж очень озорной поселяется народец. Ломают у молодых сосенок верхушки, даже разжигают в лесу костры. Несмышленыши! Могут спалить весь лес. Надо с этим как-то бороться.
По законам Петра I за разжигание костра в лесу полагался кнут, а если костер служил причиной пожара — смертная казнь.
Нам такие зверства не к лицу, но бороться за лес надо. Нет ничего опаснее, чем игра с огнем. Особенно надо строго-настрого запретить детям брать спички, а то ведь у ребят есть привычка: попадут в руки спички да встретится горючее, сейчас же зажигать. Шалости же со спичками никогда не приводят к добру. В областных газетах часто читаем о награждении медалями героев, спасших детей на пожарах. Но еще чаще дети сгорают заживо. Зачем умножать число таких трагических случаев? И к чему развивать огнепоклонничество в наш электрический век?
* * *В послевоенные годы меня ужасно тяготило плохое состояние лесов вдоль Северной железной дороги.
Что такое — Северная дорога? Из всех хвостов, приросших к столице, это самый большой, плотный и густонаселенный. Когда-то стояли вдоль дороги отдельные дачные поселки, а потом слились в сплошную полосу с крошечными кое-где интервальчиками, и появился невообразимо длинный поселок, растянувшийся от Москвы до Софрина и даже до самого Загорска.
Ясно, что леса здесь подверглись наибольшему перерождению. Ведь вот сколько лет стоят между соснами дома. Еще с прошлого века. Деревья отмирают, изреживаются, а пополнения-то нет. Едешь, бывало, и смотришь из окна электрички на пустыри да редины.
Подальше Пушкина настолько был изрежен в одном месте древостой, что сквозь стволы виднелся горизонт. Осталось, вероятно, по одной сосне на каждом гектаре. Зато пней было богато. Глаза бы на это дело не глядели!
Да я и перестал глядеть. Просто-напросто не стал ездить с Ярославского вокзала.
В позапрошлом году, возвращаясь поездом из Архангельска, я взглянул в окно на последнем перегоне от Загорска к Москве и заметил на пустырях зеленые шарички молодняка.
Захотелось поглядеть не из окна поезда, а поближе. Вскоре я за несколько приемов прошел по обе стороны железнодорожной линии от Пушкина до Абрамцева и внимательно пригляделся. Будущее подмосковных лесов вырисовывалось совсем не в мрачном тоне. Восстановлением древостоев занимаются крепкие и умелые руки. Осматривая участки с молодыми сосенками и елочками, я задавал сам себе вопросы: можно ли сделать иначе, можно ли посадить больше, лучше? И приходилось отвечать: нельзя! Всюду, где можно посадить лес, он посажен. А больше и сажать негде.
Огромная работа, проделанная лесоводами, мало заметна из окна поезда. Чтобы ее увидеть и оценить, надо именно походить пешком.
Вот, например, проезжая мимо станций «Правда» и Зеленоградская, мы не подозреваем, что к западу от дороги за старым еловым лесом находится широчайшее пространство превосходных десятилетних и пятнадцатилетних посадок сосны, ели, лиственницы в самых разнообразных сочетаниях с другими древесными породами. Сюда никогда не заносится никакой дым, и здесь выгоднее разводить хвойные породы.
* * *А был период, когда я шибко впал в панику и готовился похоронить все леса Московской области оптом. Сильно я тогда струсил и побаивался, что придется поставить крест вообще на всех лесах европейской России. У страха, как говорится, глаза велики.
В 50-х годах в лесах юга и юго-востока размножился непарный шелкопряд. Сильным ветром его занесло к соседям. В 1957 году прожорливый вредитель появился в Московской области. Первыми пострадали юго-восточные районы, расположенные за Окой. А там и лесов-то мало, поэтому внезапное нашествие непрошеных гостей было особенно заметно.
В Зарайском районе я вошел в дубовую рощицу и был изумлен громким шумом крупного и частого дождя. На небе ни облачка, ярко светит солнце, неоткуда быть ливню, но дробно и часто стучат по листьям и по земле капли: кап-кап, чок-чок.
В чем дело? А вот в чем. На дубовых ветках ползало множество волосатых гусениц величиной с папиросу. Они, эти твари, одержимы претензиями на нарядность. Вдоль всей спины идут парами яркоцветные бородавки: на передней половине тела — пять пар синих, на задней — шесть пар красных. И вот эти пестро разукрашенные щеголихи непрерывно грызут листья и так же непрерывно извергают из себя комочки переваренной пищи. Падая дождем, они издают звуки чоканья капель.
Неприятно ходить под такими деревьями. Унизительно для человека: как-никак венец творения и властелин Земли, и вдруг какие-то паршивые червяки посыпают тебя сверху дрянью, которую и называть-то неприлично, ну, мягко выражаясь, своим навозом.
Через несколько дней роща стояла совсем голая.
Погибнут ли объеденные дубки? После одного раза уцелеют, хотя жизнеспособность на время ослабится. Но если гусеницы обгрызут листья и в последующие годы, тогда деревья, конечно, засохнут. А именно такую программу и затевают прожорливые вредители.
Прикончив дубовые листья, гусеницы окуклились, а недели через две из них вылетели бабочки — крупные белокрылые самки и маленькие коричнево-серые самцы. За эту непохожесть самцов и самок шелкопряд и получил название непарного.
На нижней части стволов той же объеденной рощицы, почти у самой земли, бабочки начали откладывать кучки яичек. На одном дубе мы насчитали 108 кучек, и в каждой было до полутысячи яиц. Вот что готовилось к будущему году. Яички переносят зиму, весной из них выводятся гусеницы.
Боролись. Из моторов автомашин взяли отработанное и загрязненное масло. Лесник и его помощники — школьники — всю осень ходили с ведерками и кистями обмазывали каждую замеченную кучку.
И все же в 1958 году шелкопряда стало больше. Разве осмотришь каждое дерево, увидишь каждую кладку?
Все процессы в природе развиваются диалектически. Шелкопряды разных мастей давно бы сожрали все деревья на земном шаре, если бы у них не было врагов. Одновременно с размножением шелкопряда размножаются его враги: паразиты, болезнетворные бактерии. Через несколько лет они одолевают шелкопряда, и каждая вспышка угасает естественным путем. Большую роль играют также резкие переломы погоды.
Но, конечно, каждая вспышка наносит урон лесам. В Сибири, где на тысячи километров простирается неисхоженная и неизмеренная тайга, живущая без надзора, сибирский хвоегрызущий шелкопряд — близкий родственник непарному — с 1950 до 1956 года уничтожил 8 миллионов гектаров кедра, пихты и сосны. Вспышка прекратилась от беспрерывных дождей в 1956 году. Бабочки с намоченными крыльями не могли летать, спариваться и откладывать яички. Дождь прибил их к земле. Утонул, можно сказать, в то лето сибирский шелкопряд. Но маленькие очаги в Восточной Сибири все же остались.
И вот не успели забыть сибирское бедствие, как оно началось в Центральной России. Трудно было предвидеть, до каких размеров дойдет размножение вредителя, сколько времени продлится вспышка и какой принесет ущерб. Ну как тут не тревожиться? Я склонен был обвинять лесное начальство в беспечности и не слишком полагался на успокоительные заверения, что «потерь нет и не будет, все обойдется благополучно».
А ведь на самом деле все обошлось благополучно и без потерь.
В половине мая 1959 года самолеты опылили зараженные леса дустом ДДТ. В конце мая ударили морозы и доходили в Московском области до пяти градусов.
- Зеленый гедонист. Как без лишней суеты спасти планету - Александр фон Шёнбург - Публицистика / Экология