Читать интересную книгу Петкана - Лиляна Хабьянович-Джурович

Я тоже жила как пустыня. И как семя. Многое происходило в душе моей. Она терпела страшные муки кажущейся богооставленности. И ощущала благодать живого присутствия Господа. Укреплялась твердой верой в то что Он «везде сый и вся исполняяй». Что Он, даровавший нам слух, все слышит. И все видит, поскольку Сам даровал нам зрение. И с неослабевающей силой продолжала стремиться к Богу и спасительному теплу Его неизреченной любви. Но об этом ведали только Он, Господь и Бог мой, и я, недостойная раба Его, грешная Параскева.

* * *

Моя жизнь в пустыне началась со смирения и тихой, благодарной радости. В полной гармонии со всем, что меня окружало. Ибо я во всем видела Господа и отражение Его благого Промысла и любви. Я явственно ощущала Его живое присутствие. И никогда не была одна. Никогда не оставалась наедине со своими скорбями. Потому что всегда опиралась на силу Всемогущего.

Так проходили дни и недели. Но когда месяц в двенадцатый раз изменил свой лик, враг рода человеческого начал строить против меня и моего спасения свои демонские козни.

Ныне я знаю: сие стало возможно попущением Божиим, по Его премудрому произволению и под постоянным наблюдением Всевидящего Ока. Но тогда мне показалось, что Господь меня оставил. И это страшное ощущение богооставленности разлилось вокруг меня черной ледяной пустотой.

Сперва дал себя знать голод.

Однажды утром я проснулась с мыслью о Зейнебе и хлебах, которые она мне приносила. Подспудная мысль пульсировала в мозгу вместе с вопросом: когда же Зейнеба наконец придет — сегодня или же в какой-нибудь другой день? И будут ли ее хлебы такими же вкусными, как и раньше? И будет ли их достаточно? Затем меня охватило некое странное возбуждение. Я с нетерпением ждала прихода Зейнебы. Ждала со страхом. А вдруг она все-таки не придет? Что, если не придет совсем? «Если она не придет ни сегодня, ни завтра, что тогда со мной будет?» — заплакала я. Я, не раздумывая отправившаяся в пустыню. Я, хорошо знавшая, что человек смеет надеяться только на Господа. И только на Его милость полагаться.

Но я уже была словно и не я.

«Когда же придет Зейнеба? Почему ее все нет? Придет ли она?» — роились в голове моей панические мысли. Звенели, пробиваясь сквозь пение псалмов и слова молитвы. И были гораздо, гораздо сильнее, чем сии последние!

Наконец она пришла! Принесла хлебы! Вся пещера наполнилась их сладким ароматом, проникшим в каждый уголок ее, в каждую щель, казалось, что и камни, и песок пропитались этим волшебным запахом! Околдованная им и побуждаемая собственным голодом, я быстро протянула руку к корзине и, не соображая, что делаю, буквально раскрошила тонкую лепешку! Пальцами и зубами. Как дикий зверь разрывает свою добычу. Желудок мой корчился от судорожного желания есть еще и еще. Я глотала хлеб большими кусками, не успевая как следует прожевать их. Одна лепешка. Вторая. Третья. Я ела — и оставалась по-прежнему голодной. Каждый кусок казался мне необыкновенно вкусным, не таким, как другие. Словно новое блюдо на роскошном пиру. Нёбо мое трепетало от давно забытых ощущений. А я ломала лепешки. Обеими руками. И спешила скорее набить рот чудесной пищей.

«Ешь... Если хочешь, завтра я принесу тебе еще... Ешь на здоровье...» — прошептала Зейнеба.

Этими словами она в один миг разрушила дьявольские козни, разорвав сеть, которой лукавый опутал было мой ум и чувства.

Я оторвала свой взгляд от корзины с хлебом. И посмотрела на нее. В глазах Зейнебы можно было прочесть изумление, чуть ли не страх. Я словно увидела себя в зеркале. Страшную картину алчности и чревоугодия. «И такою видит меня Господь!» — мелькнула у меня запоздалая мысль. Сердце мое затрепетало от стыда и раскаяния. Щеки пылали. На глаза наворачивались слезы. Страшное осознание собственной немощи!

«Не надо!» — произнесла я тихо. Обращаясь больше к самой себе, нежели к ней. И отдернула руку с хлебом от своих так и не насытившихся уст. Быстро и содрогнувшись, как будто наткнулась на змею.

Так началась для меня мучительная борьба с собственной слабостью. Я словно карабкалась вверх по гладким отвесным скалам. Взбиралась по узкой тропинке, которая способна привести либо прямо к Богу, либо на дно страшной пропасти. Где, сладострастно оскалясь, ждет тот, кто веками и тысячелетиями подстерегает свою добычу. Поднимая целую бурю лютых искушений ради того, чтобы погубить только одну праведную душу.

Ужасны были мои терзания.

Голод совершенно осилил меня. Но то был не обычный голод, какой я знала. Спазмы в желудке, пересохшее горло — с этим я легко справлялась. Кусочек хлеба, два-три финика, иногда и вовсе — один только глоток воды. Нет! Сей голод был абсолютно иной! Незнакомый мне. Тяжелый и чувственный. Он выворачивал наизнанку мою утробу. Был как желание. Как болезнь. Мне страстно хотелось сластей. Хотелось насладиться едой. В душе моей не стало мира и покоя. Непрестанно — во сне ли, наяву — перед глазами моими возникали картины пышного застолья и различных яств. Таких, о которых я позабыла, еще живя в Эпивате. Кушаний, каких я никогда и не пробовала. И даже не видела. Ветер пустыни доносил до меня их дразнящие запахи. Жажду я тоже не могла уже, как прежде, утолить родниковой водой. И часто с ужасом ощущала во рту как будто вкус вина, а в крови — необычайное волнение.

Прежняя пища казалась мне теперь чуть ли не отравой. Финики и хлеб вызывали горечь своей сухостью. Пустынные злаки вызывали отвращение! «Трава не может быть пищей человека! Люди едят. Траву же щиплют животные», — слышала я в себе чей-то незнакомый голос. Я не имела еще опыта борьбы с ним. И эта неопытность порождала во мне панический страх. А ведь я хотела противостоять искушениям! Господь ведает, как я этого хотела.

«Пророк Илия питался травой. И Иоанн Креститель. И Мария Египетская. И множество угодников Божиих, о чьих подвигах известно лишь Господу. Разве они — не люди? Причем самые лучшие, более других уподобившиеся Создателю», — слышался порою другой, совсем тихий голос, подобный слабому лампадному свету во тьме моего помраченного ума. В такие минуты я, пристыженная, падала на землю и омывала эти бедные злаки слезами покаяния. Брала их осторожно и подносила к губам с благоговением, произнося благодарственную молитву.

Так продолжалось в течение многих дней. Неделями. Месяцами. Душа моя как могла противилась искушению, но при этом претерпевала неслыханные скорби.

Я пыталась занять себя рукоделием. Пением псалмов. Молитвою. Старалась думать о том, как Господь наш Иисус Христос победил все искушения во время Своего пребывания в пустыне. Вспоминала его страдания и крестные муки. Но страшная напасть не отпускала меня. Словно охотничий пес, преследовала свою добычу.

Сколько раз я уже готова была направиться в ближайший оазис. Туда, где жили люди. Где можно было найти сытную пищу. «Я только один раз наемся досыта. Неужели я не могу позволить себе этого после стольких лет воздержания», — помышляла я в такие мгновения. Оправдывала собственную слабость. Перед собой. И пред Господом.

Но я знала, что если я пойду туда, то одним разом дело не кончится. И предчувствовала, что, случись нечто подобное, в оазисе я тоже долго не задержусь. Но отправлюсь дальше. Вернусь в Царьград. В мір, который добровольно покинула когда-то. И там буду искать пищу, чтобы утолить свой голод.

«Этого ли ты хочешь?» — спрашивала я себя.

«Нет! — звучал мой ответ, — я хочу остаться здесь, куда Он привел меня. Хочу исполнять Его волю!» Я повторяла это много раз. Чтобы не забыть сию истину и не поддаться искушению.

В глубине своего сердца, где даже в минуты самого постыдного падения никогда не исчезал лик Господа — ведь сердце человеческое есть поле битвы Бога с диаволом, — я чувствовала и осознавала, что мучения мои вызваны не голодом. Это нечестивый через телесную слабость пытался сокрушить мою душу. Я же должна была во что бы то ни стало отстоять ее. Пусть даже ценой собственной смерти.

«А может, Он Сам хочет твоего возвращения в мір?» — слышался лукавый шепот искусителя.

«Нет, — отвечала я, — Он назначил мне это место. И именно эту, а не какую-нибудь иную стезю. Он не играет людскими сердцами. Даже когда испытует нас, Он не делает этого. Он лишь проверяет силу нашей веры. Поэтому я не предам Его», — так отвечала я самой себе и слугам повелителя мрака.

И возвращалась в свою пещеру, стараясь не думать об оазисе, путь в который означал бы начало погибели души. Я продолжала бороться с искушениями. Бороться с помощью сокрушенной молитвы. Слезно взывала к Господу, прося простить мне обиду, которую я нанесла Ему потаканием собственным слабостям. И избавить меня от бесовских нападений, которые усиливались от моей же немощи.

Но Господь словно бы отвернулся от меня. Во всяком случае, так мне казалось. И я все глубже соскальзывала в мрачную пропасть отчаяния, порожденного ощущением богооставленности.