Брат помчался жаловаться:
– Мама, мама, Джон Элдер стукнул меня бацом по Микробу!
Вскоре я перешел к экспериментам посложнее. Но тут меня поджидало препятствие. Дело в том, что в университетских учебниках по электротехнике то, как работают разные приборы, объяснялось с помощью формул, а я не понимал математику, не понимал уравнения. В голове у меня хранилось некое количество школьных уравнений, и я мог их воспроизвести, но они не имели ни малейшего отношения к этим электротехническим. Казалось, я думал на совершенно ином языке. Со страниц университетского учебника на меня смотрела формула, записанная незнакомыми символами, и она обозначала волну. Когда я видел волну перед мысленным взором, она у меня ассоциировалась с конкретным звуком. Если как следует сосредоточиться, я мог практически слышать волны. Но никаких значков. Я не понимал, как соотносятся волны и формулы. Пока что не понимал. Вскоре, счастью, настал день, когда мой интерес к электротехнике пересекся с интересом к музыке.
Впервые я заинтересовался музыкой еще пятиклассником. Я попытался освоить валторну, но безуспешно. Через несколько лет, гостя в Джорджии, я увидел, как мой кузен Боб учится играть на гитаре, и решил, что буду играть на бас-гитаре. Бабушка отвезла меня в музыкальный магазин неподалеку от Атланты, и там мне показали четырехструнную. Кстати, на Юге гитару называют «гита-а-ара», этак с растяжечкой. И скрипку – «скри-и-ипка».
– Вот тебе бас-гита-а-ара, сынок, – сказал продавец.
– А вы можете на ней сыграть? – спросила бабушка у продавца. Тот подключил гитару к усилителю, сыграл несколько музыкальных фраз, и протянул инструмент мне. Я понятия не имел, как играют на гитаре, но тронул струну, и глубокий сильный звук отозвался у меня в груди. Я был очарован. Через полчаса, после множества уговоров, мы с бабушкой сложили в багажник ее серебристого «кадиллака»: саму бас-гитару, усилитель марки «Фендер», микрофон, провода и пачку нот. И поехали домой.
Все лето я учился играть на бас-гитаре – и по нотам, и снимая на слух мелодии, которые слышал по радио. Я очень старался, но все равно играл чудовищно плохо. Я научился слышать музыку мысленно. Я научился нотной грамоте. Но перевести ноты или музыку из головы в движения пальцев по струнам у меня не получалось, и из-под моих пальцев вырывались корявые, неуклюжие звуки – такие же, как я сам.
Я жадно рассматривал усилитель. «Фендер» был одной из известнейших марок музыкального оборудования в мире, но все-таки, подумал я, нет пределов совершенству – так, может, усилитель можно как-то еще усовершенствовать? А если разобрать его и собрать заново, кое-что доделав и переделав? Раз уж у меня не получается играть на бас-гитаре, может, получится усовершенствовать усилители?
Я нашел нужную книжку – «Музыкальные усилители», – и, поканючив как следует, выклянчил ее у родителей. Меня так и распирали идеи насчет того, как приспособить к усилителю «Фендер», бабушкиному подарку, разные детальки, оставшиеся у меня от разборки телевизоров.
Идеи сработали. Усилитель теперь звучал мощнее, гораздо мощнее, и куда круче. Я ходил с ним на разные местные рок-концерты и предлагал музыкантам поиграть, подключив мой усилитель вместо тех, что были у них в распоряжении. Рокеры были в восторге, и о моем усилителе пошли слухи в музыкальных кругах.
– Ух ты, круто звучит! – восхищались музыканты. Я пыжился от гордости.
– Слушай, а мой усилитель вот так же переделать можешь? – этот вопрос я теперь слышал часто, стоило рокеру поиграть, подключив мой усовершенствованный «Фендер». Я занялся переделкой усилителей для местных музыкантов, а они сделали мне отличную рекламу среди сотоварищей. Еще я чинил всякое поломанное оборудование.
Я начал понимать соотношение между вносимыми в проект изменениями и тем, как оно звучит. Музыканты это поняли.
– Можешь сделать бас отрывистее?
– Можешь добавить четкости на низах?
– Можешь смягчить перегруз?
Немного потренировавшись, я научился превращать слова музыкантов в технические описания, которые использовал в своих проектах. Например «тут жирный звук» переводилось как «много ровно-гармонических искажений».
Я научился добавлять или убирать те или иные частоты – знал, как именно этого добиться.
Вскоре мы с музыкантами уже не просто подстраивали и меняли звук усилителей, – мы создавали совершенно новые звуковые эффекты. В те времена арсенал музыкальных эффектов сводился к тремоло и реверберации, и большинство исполнителей вынуждено было довольствоваться этим. Я начал изобретать и вводить в обиход совсем новые, небывалые звуки.
Еще я экспериментировал с транзисторными схемами. Фендеровские усилители были сделаны по схемам 1950-х годов, то есть на электронных лампах. А транзисторные схемы – это была техническая новинка, шаг вперед. Что уж говорить о микросхемах – они в ту пору считались высшим достижением техники. Копаясь в транзисторах, я вывел, как собирать малюсенькие приборы, дающие разные музыкальные спецэффекты. Работали они на батарейках. Сначала я проделывал всю работу мысленно: представлял себе, какой прибор и звук должны получиться в результате. Детально продумав прибор, я собирал его, и сравнивал результаты, которые представлял, с теми, которые получал наяву. Постепенно я научился продумывать конечные результаты и строение прибора во всех подробностях и тонкостях. Прежние сложности с уравнениями отпали и больше мне не мешали в работе – теперь я путем долгих усилий выработал у себя способность представлять и даже слышать разные звуки, которые должны издавать мои приборы.
И вот наступил решающий этап. Я совершил несколько прорывов сразу. Во-первых, я стал лучше понимать в электронных компонентах. Это был фундамент, на котором строилось все остальное. Во-вторых, после этого мне удалось каким-то образом визуализировать сложные вычисления, которыми обозначалась работа того или иного компонента. Теперь я знал, какой и как работает, чего от них ожидать, и проделывал все вычисления и прикидки в голове, заранее. Например, я мысленно видел, по какому акустическому каналу идут те или иные гитарные звуки, и видел модифицированные волны, – неизмеримо более сложные. Я понимал, какие именно подстройки и изменения микросхем соответствующим образом меняют звук. И, что самое поразительное, я развил у себя способность переводить эти волны в звуки, которые мысленно себе представлял, а по мерке этих воображаемых звуков создавать и извлекать звуки из сооруженных мной приборов – уже на практике.
Неизвестно, почему у одних этот дар есть, а другие его лишены, но я встречал немало аспергерианцев, наделенных подобными способностями. По-моему, отчасти этот дар – а он у меня был врожденный, – объясняется моей повышенной способностью сосредотачиваться. Я умею очень сильно фокусироваться на том, о чем думаю и чем занят.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});