Я выразил свое сочувствие; отец Лацимон пожал плечами.
— Ах, это еще ничего. Бжуты, например, считают воскрешение из мертвых таким же естественным делом, как ежедневное одевание, и никоим образом не хотят признать этого явления чудом. Партриды и эгилии не имеют ни рук, ни ног; они могли бы креститься только хвостом, но я не в состоянии сам решить этого вопроса; жду ответа из апостольской столицы — а Ватикан молчит уже второй год… А разве вы не слышали об ужасной судьбе несчастного отца Орибазия из нашей миссии?
Я отрицательно покачал головой.
— Так послушайте. Уже первооткрыватели Уртамы не могли нарадоваться на ее жителей, могучих мемногов. Распространено убеждение, что эти разумные существа принадлежат к наиболее отзывчивым, добродушным, кротким и альтруистическим созданиям во всем космосе. И, рассчитывая на то, что на такой почве отлично примется зерно веры, мы послали к мемногам отца Орибазия, назначив его епископом in partibus infidelium. Прибывшего на Уртаму отца Орибазия мемноги встретили так, что трудно было желать лучшего; они окружили его материнской заботой, почитали, прислушивались к каждому его слову, угадывали каждое его желание и немедленно исполняли, они просто упивались его проповедями — одним словом, были бесконечно преданы ему. В своих письмах он не мог ими нахвалиться, бедняга…
Тут отец доминиканец смахнул рукавом рясы слезу и продолжал:
— В такой благоприятной атмосфере отец Орибазий не уставал ни днем ни ночью проповедовать догматы веры. Изложив мемногам Ветхий и Новый завет, Апокалипсис и Послания апостолов, он перешел к Житиям святых; особенно много жара он вложил в воспевание мучеников господних. Бедняга… Это всегда было его слабостью…
Превозмогая волнение, отец Лацимон снова заговорил дрожащим голосом:
— Поэтому он рассказывал об Иоанне, который приобщился к лику святых, когда его живьем сварили в масле, о святой Агнессе, которой за веру отрубили голову, о проткнутом многочисленными стрелами святом Себастьяне, который терпел свирепые пытки, за что в раю его встретили ангельским пением, о святых девах, четвертованных, удушенных, ломанных на колесе и сожженных на медленном огне. Муки эти они принимали с восторгом, понимая, что тем самым приобретают место у десницы господа нашего. Когда он рассказал им множество подобных, достойных подражания житий, мемноги начали переглядываться, а потом один из них спросил робко:
— Преподобный отец наш, проповедник и глубокочтимый наставник, скажи нам, если только ты захочешь снизойти до недостойных слуг твоих, каждая ли душа того, кто готов к мученичеству, попадает на небо?
— Без сомнения, дети мои! — ответил отец Орибазий.
— Да? Это очень хорошо, — протяжно сказал мемног. — А ты, отец наш духовный, желаешь ли попасть на небо?
— Это самая заветная моя мечта, сын мой.
— А святым ты бы хотел стать? — продолжал выспрашивать огромный мемног.
— Сын мой, кто бы не хотел им стать, но где мне, грешному, удостоиться такой высокой чести; нужно напрячь все силы и неустанно стремиться в величайшем смирении к тому, чтобы вступить на этот путь.
— Значит, ты хотел бы стать святым? — еще раз Переспросил мемног, призывно поглядывая на товарищей, которые привстали со своих мест.
— Конечно, сын мой.
— Ну тогда мы тебе поможем.
— Каким образом, милые мои овечки? — с улыбкой спросил отец Орибазий, ибо радовало его наивное рвение верной паствы.
В ответ на это мемноги деликатно, но крепко взяли его под руки и сказали:
— Таким образом, дорогой отец наш, какому ты нас научил!
Затем они сначала содрали у него кожу со спины и намазали это место смолой, как это сделал ирландский палач со святым Гиацинтом, потом отрубили ему левую ногу, как язычники святому Пафнуцию, затем распороли ему живот и воткнули туда пучок соломы, как это выпало на долю блаженной Елизаветы Нормандской, посадили его на кол, как эмалкиты святого Гуго, поломали ему все ребра, как жители Сиракуз святому Генриху Падуанскому, и не спеша сожгли его на медленном огне, как бургундцы Орлеанскую деву. Лотом отдышались, умылись и начали проливать горькие слезы над утраченным пастырем. За этим занятием я и застал мемногов, когда, объезжая все звезды епархии, заглянул в их приход. Едва я узнал, что произошло, волосы у меня встали дыбом. Ломая руки, я воскликнул:
— Недостойные злодеи! Всех мук ада не хватит, чтобы наказать вас! Знаете ли вы, что обрекли свои души на вечные муки?
— А как же, — ответили они, рыдая, — знаем!
А самый большой мемног встал и так сказал мне:
— Преподобный отец, мы хорошо знаем, что будем подвергаться мучениям и пыткам до скончания света, и нам пришлось вести страшную внутреннюю борьбу, прежде чем принять это решение, но отец Орибазий неустанно повторял нам, что нет такой вещи, которой бы добрый христианин не сделал для своего ближнего, нужно отдать ему все и на все быть ради него готовым; и мы с отчаянием отказались от спасения души, думая только о том, чтобы дражайший отец Орибазий приобрел мученический венец и святость. Я не могу передать тебе, как трудно нам было решиться на это, ведь до того, как к нам прибыл отец Орибазий, ни один из нас даже мухи не обидел. Мы снова и снова молили его, на коленях молили дать послабление и смягчить суровость требований веры, но он настойчиво твердил, что для возлюбленного ближнего нужно делать все без исключения. И мы не смогли отказать ему. При этом мы понимаем, что являемся существами незначительными и недостойными по сравнению с сим достопочтенным мужем и что он заслуживает полнейшего самоотречения с нашей стороны. Мы горячо верим, что сделали все правильно и отец Орибазий сейчас в царствии небесном. Вот, высокочтимый отец, кошель с суммой, которую мы собрали на церемонию канонизации, как это требуется, нам отец Орибазий все подробно объяснил. Должен сказать, что мы применили только его излюбленные пытки, о которых он говорил нам с особой страстностью. Мы хотели доставить ему удовольствие, но он сопротивлялся, а особенно не хотел пить кипящий свинец. Но мы и мысли не допустили, что наш пастырь говорил нам одно, а думал другое. Крик же, который он поднял, был только доказательством недовольства низких, телесных частиц его естества, и мы пренебрегли этим, помня, что нужно унижать плоть, чтобы возвеличиться духом. Желая поддержать его, мы напомнили ему догматы веры, которые он нам проповедовал, на это отец Орибазий ответил только одним словом, совершенно непонятным и невразумительным; мы не знаем, что оно значит, так как не нашли его ни в божественных книгах, ни в священном писании.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});