Читать интересную книгу Тайна голландской туфли. Тайна испанского мыса - Эллери Куин

— Почему вы не передали телефонную просьбу доктора Дженни мисс Дорн, чтобы миссис Дорн была сделана инъекция инсулина?

— Я сама была больна в тот вечер, вчера. Большую часть дня я провела в постели. Когда пришло сообщение, я выслушала, но когда Хильда вернулась, я уже спала.

— А почему вы не сказали ей утром?

— Я забыла.

Эллери склонился над ней, глядя ей в глаза:

— Вы понимаете, что благодаря вашему «провалу в памяти» вы морально ответственны за смерть миссис Дорн?

— Почему… что такое?

— Если бы вы передали мисс Дорн просьбу доктора Дженни, она бы сделала миссис Дорн инъекцию инсулина, и та не впала бы утром в кому и соответственно не очутилась бы на операционном столе, оставленная беззащитной на расправу убийце. Ну так как?

Ее взгляд не изменился.

— На все Божья воля…

Эллери выпрямился, пробормотав:

— Вы так хорошо знаете Писание… Мисс Фуллер, почему миссис Дорн боялась вас?

Сара Фуллер встала, задохнулась, будто у нее кончилось дыхание. Затем улыбнулась странной улыбкой, сжала губы и вновь села на стул. В ее увядшем лице появилось что-то странное. Глаза стали ледяными.

Эллери сдался:

— Свободны!

Она поднялась, застенчиво оправила одежду и, не говоря ни слова и ни на кого не глядя, выплыла из комнаты. По знаку инспектора за нею вышел детектив Хессе. Инспектор раздраженно повернулся спиной. Эллери глубоко вздохнул.

Человек в щегольской шляпе и черном пиджаке вошел вслед за Вели в комнату. Он жевал потухшую сигару. Бросив на каталку черный врачебный чемоданчик, он встал, раскачиваясь на каблуках, с любопытством разглядывая мрачных присутствующих.

— Привет! — сказал он наконец, сплевывая на пол. — Я не заслуживаю хоть чуточку внимания? Где здесь похороны?

— О, привет, док. — Инспектор рассеянно пожал ему руку. — Эллери, поздоровайся с Праути. — Эллери кивнул. — Тело — в морге, док. Они только что спустили его в подвал.

— В таком случае я пошел, — сказал Праути. Он двинулся к двери лифта. — Эта дверь? — Праути нажал кнопку — послышался звук поднимающегося лифта. — Между прочим, инспектор, — открывая дверь, продолжал Праути, — здешний медицинский эксперт может сам все это проделать. — Он хмыкнул. — Так старушка Абби покинула нас? Ну что ж, не она первая, не она последняя. Улыбайся — все пройдет! — Он исчез в кабинке лифта, и лифт снова пополз вниз.

Сэмпсон встал и потянулся.

— А-а-а! — зевнул он, почесав затылок. — Я в совершенном тупике, Квин. — Инспектор страдальчески кивнул. — А эта старая дура — или сумасшедшая — только запутала все еще хуже… — Сэмпсон хитро взглянул на Эллери: — Что ты скажешь, сынок?

— Мало ценного. — Эллери выудил откуда-то сигарету и осторожно закурил. — Я пока вижу несколько вещей, интересных вещей. — Он усмехнулся. — В моем сознании где-то глубоко мерцает свет, но вряд ли это можно назвать решением. Вы знаете…

— Кроме нескольких очевидных фактов, — перебив его, начал окружной прокурор.

— Они совсем не очевидны, — серьезно сказал Эллери. — Эти туфли, к примеру, — вот это очевидно.

Рыжеволосый Тимоти Кронин фыркнул.

— Ну и что вы извлечете из туфель? Я так ничего здесь не вижу.

— Ну, по крайней мере, — задумчиво продолжил окружной прокурор, — тот, кто их надевал последним, был на несколько дюймов выше доктора Дженни…

— Эллери уже сказал об этом. Ну и что? — сухо заметил инспектор. — Могу вам сказать, это как искать иголку в стоге сена… Проследи за этим, Томас. И начни с госпиталя — мы можем отыскать преступника прямо на месте.

Вели обсудил детали с Джонсоном и Флинтом, — и они вышли.

— Не сразу, — сказал сержант, — но парни найдут след.

Эллери курил, глубоко затягиваясь.

— Эта женщина… — пробормотал он. — С одной стороны, религиозный фанатизм много значит. Что-то ее свело с ума. Между нею и покойной существовала весьма реальная ненависть. Мотив? Причина? — Он пожал плечами. — Да, эта женщина завораживает своей странностью.

— А доктор Дженни… — начал Сэмпсон, поглаживая челюсть. — У нас достаточно улик, Квин…

То, что сказал окружной прокурор, затерялось в шуме, учиненном возвратившимся Харпером, который нараспашку раскрыл дверь и ввалился с триумфом, держа в руках большой бумажный пакет.

— Седовласый мальчик возвращается с едой! — проорал он. — Налетайте, парни. И ты, Вели, колосс ты наш. Хотя вряд ли здесь достаточно продуктов, чтобы наполнить твой желудок… Вот кофе, ветчина, пикули, и сыр, и бог знает что еще…

Они в тишине жевали сандвичи и пили кофе. Харпер хитро наблюдал за ними и молчал. Только когда дверь лифта открылась, и появился доктор Праути, мрачный и усталый, они вновь заговорили.

— Ну так что, док? — спросил Сэмпсон и впился зубами в сандвич.

— Удушение. — Праути уронил чемодан и бесцеремонно присоединился к жующим. — Черт, — пробормотал он, издыхая, — это было легкое убийство. Одно движение вокруг шеи — и бедной старушке конец. Угасла как свечка… А этот Дженни. Он хороший хирург. — Он взглянул на инспектора. — Жаль, не успел ее прооперировать. Жестокий разрыв желчного пузыря. И диабет, как я понимаю… Медицинское заключение совершенно верное. Аутопсия почти не нужна. Напряжение мускулатуры. Видны следы внутривенных инъекций…

Он говорил и жевал. Скоро разговор стал всеобщим. Предположения сыпались одно за другим. Эллери поставил у стены стул и уставился в потолок.

Инспектор вытер рот платком.

— Ну так, — проговорил он, — остался только этот Кнайсель. Наверное, он там сидит, снаружи, возмущаясь, как и все? Как, сын?

Эллери махнул рукой в знак согласия. Но внезапно глаза его сузились, и он с силой стукнул стулом об пол.

— Есть идея! Какой я глупец, что раньше не додумался!

Слушатели недоуменно переглянулись. Эллери возбужденно вскочил на ноги.

— Давайте-ка посмотрим на этого австрийца. Этот таинственный Парацельс может оказаться интересным объектом… Я всегда интересовался алхимиками.

И он почти побежал к двери амфитеатра.

— Кнайсель! Доктор Кнайсель здесь? — прокричал он.

Глава 12

СЛЕДСТВЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

Доктор Праути смел со своих колен крошки, встал, поковырял во рту пальцем, взял свой черный чемоданчик…

— Пошел, — провозгласил он. — Пока.

Он прошел через дверь, насвистывая и шаря в кармане в поисках сигары.

Эллери Квин отступил, чтобы позволить Морицу Кнайселю войти в амфитеатр.

Инспектор Квин делал умозаключения быстро и сразу; по его мнению, Кнайсель относился к «людям-козырям». Он был мал ростом, темноволос, с европейским типом лица, с ощипанной бородкой, с глубокими и мягкими, как у женщины, глазами.

При этом Мориц Кнайсель был самым неожиданным индивидуумом из тех, кого Квин встретил в деле Абигейл Дорн.

Пальцы его были запятнаны, прожжены химикатами. Кончик левого указательного пальца был порезан и кровил. Униформа его выглядела так, будто он побывал в химической атаке: она была буквально испещрена цветными пятнами и прожжена до дыр. Даже обшлага его брюк и парусиновые туфли и те были потрепаны и прожжены.

Эллери, рассматривая его из-под полуприкрытых век, прикрыл дверь и указал на стул:

— Садитесь, доктор Кнайсель.

Ученый подчинился без единого слова. Он источал ауру всецелого поглощения своими мыслями — и это приводило в замешательство. Он не замечал взглядов ни Квина, ни окружного прокурора, ни других детективов; они же сразу поняли причину его отрешенности. Он не был напуган, не был ни уклончив в ответах, ни насторожен. Он просто был глух и слеп к окружающему.

Он сидел, отгородившись от них своим собственным миром, странная хилая фигурка из фантастических, псевдонаучных фильмов.

Эллери встал напротив Кнайселя, сверля его глазами. Прошло несколько минут, и ученый, кажется, почувствовал устремленный на него взгляд: он поднял глаза.

— Простите, — сказал он по-английски, слишком правильно выговаривая слова; и сразу стало ясно, что говорит иностранец. — Вы хотите допросить меня. Я только что услышал, что миссис Дорн была удушена.

Эллери расслабился и сел рядом.

— Что так поздно, доктор? Миссис Дорн мертва уже несколько часов.

Кнайсель чуть притронулся ладонью к шее.

— Я, видите ли, здесь почти посторонний. В моей лаборатории — совершенно особый мир. Научный интерес…

— Хорошо, — сказал Эллери, положив ногу на ногу, — я всегда думал, что наука — это особая форма нигилизма… вы, похоже, не сильно взволнованы новостью, доктор…

Глаза Кнайселя выразили удивление.

— Дорогой мой! — запротестовал он. — Смерть — это вряд ли то явление, которое может вызвать у ученого много эмоций. Конечно, фатальные явления всегда поражают, но не до той степени, чтобы вызвать сантименты. В конце концов… — На губах его появилась загадочная улыбка, — мы ведь против буржуазного отношения к смерти, не так ли? «Покойся с миром» — и так далее. Я бы с большим удовольствием процитировал испанскую, возможно несколько циничную, эпиграмму: «Лишь тот достоин почитания и оплакивания, кто мертв и покоится под плитой».