у тебя на пути, и ты действуешь со всей осторожностью, чтобы не вызвать нападения чисто на инстинктах.
Не знаю, сколько длятся наши гляделки. Время словно застывает.
Баграт так же оживает, надвигается. Шаг. Еще один. Мой назад. Его вперед. Похоже на извращенный танец жертвы и палача. Я не смотрю, куда иду, просто пячусь, дергаюсь, спотыкаюсь и падаю. В тот момент, когда тело теряет контроль, а я свое самообладание.
Желание убежать от Баграта приводит лишь к тому, что я грохаюсь на мокрую от дождя землю.
Капли обжигают разгоряченную кожу лица, грязь брызгает по зубам и неприятно скребется, ощущается терпким вкусом на языке. Чисто по инерции я все еще пытаюсь ускользнуть, уползти, обливаюсь слезами, они текут ручьем по щекам, вырываются всхлипом с губ.
Уже второй раз за день я валяюсь в грязи на дороге. Тело колотит. Но я, сомкнув губы, ползу, грязная, ободранная, мокрая.
Только от Умарова не уйти. Зверь меня уже учуял. Слышу его шаги за спиной. Он не ступает громко, просто слух обостряется, и я слышу это «шлеп» по лужам…
Всхлипываю и протираю нос рукой. Внезапно все звуки затихают. Стальная хватка на животе, словно обруч. Не двинуться, не вздохнуть. Резкий рывок.
Баграт поднимает меня, словно я пушинка. Будто не вешу ничего. Взмываю в воздух, ощущаю жар его тела. Он настолько горячий, обволакивающий своим теплом. Разворачивает меня лицом к себе, на мгновение прижимает к литой груди, а я слышу, как сердце у него бьется по-сумасшедшему быстро, гулко.
Острый запах. Его аромат забивается в ноздри. Опять преследует. Дурманит. Манит. Действует подобно афродизиаку или же транквилизатору.
Заставляя чувствовать его надежность…
– Успокойся, – глухо шепчет в ухо, рычит почти. Заглядывает мне в глаза. А там, на дне его зрачков, словно свет преломляется, отблеск, как у настоящего животного. Страшного. Дикого. Будоражащего.
В нем всегда была эта первобытность. Остро-сладкая. Животная страсть, которую он умело маскирует под пиджаками и деловыми костюмами, но, когда одежда слетает, как маскировка, появляется настоящий Умар.
Бешеный, жестокий, одержимый. Секс с ним всегда был на грани, только я помню то чувство, что меня все же щадят, не идут до конца, не показывают всю глубину порока, который, подобно тайной бездне, существует в этом мужчине.
Сейчас же все иначе. Меняется на глазах. Предохранители слетают, и я вижу другого Баграта.
Того, от которого дыхание перехватывает, а пальчики на ногах поджимаются. Мурашки бегут по коже, искры полыхают, ударяют в живот и в самый низ.
Я откликаюсь на его молчаливый призыв, ощущаю его желание, его лютую животную тягу, и пугаюсь своих чувств, боюсь его именно сейчас так, как никогда прежде, потому что мужчина находится словно на периферии, именно в том моменте, когда все может быть слишком больно.
Кажется, что я тоже перестаю себя контролировать, не достучаться. Не докричаться до самой себя.
Поэтому я сцепляю зубы и ударяю мужчину по каменной груди. Эффектно ноль. Только себе больно делаю.
Слезы опять начинают срываться с ресниц, а я кричу со всей болью, живущей внутри:
– Отпусти меня, Умаров! Ты дьявол! Хватит! Дай мне уйти! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Все… все из-за тебя…
Хочется обвинить мужчину во всех своих бедах, царапаться в его руках подобно кошке, оставить на шее и голом торсе борозды от обиды и боли, которые все это время жили во мне, были неотъемлемой частью меня и сейчас срываются с губ, но где-то внутри живет и другое чувство, которое я не хочу в себе воскрешать, потому что, помимо боли, этот мужчина подарил мне ослепительную радость материнства, дал лучик света, который я лелею и готова защищать до последнего вздоха…
– Надя… – цедит глухо, хрипло, встряхивает меня так, что зубы клацают, а я бьюсь в его руках в истерике, у него рана на брови начинает сильнее кровоточить, ошарашенно смотрю на алую каплю, а затем в сторону, неожиданно замолкаю, когда взгляд наталкивается на то, что немногим ранее было дорогостоящим спорткаром.
Как шоры с глаз падают и до меня доходит, что Баграт принял основной удар на себя, вся водительская сторона автомобиля смята, пробоина в машине такая, что я удивляюсь, как он вообще на двух ногах стоит…
Запрокидываю голову, чтобы смотреть в когда-то любимое лицо, которое сейчас перекошено каким-то странным чувством. У Умара глаза горят плотоядно, зло. Мне кажется, он меня сейчас растерзает. За все. За разбитую в хлам тачку, за новый шрам, который добавился из-за меня.
Его рука поднимается, и я втягиваю голову в плечи, боюсь, что ударит, боюсь его нечеловеческой силы, но вместо этого Баграт проводит пальцами по моей скуле и неожиданно натягивает волосы, собирая их в кулак, заставляет подняться на носочки и смотреть в его глаза, которые вспыхивают.
– Маленькая непокорная Надя, – выдыхает надрывно.
У Умарова дыхание обжигает, я чувствую его на своих губах, облизываюсь и ощущаю соленый вкус дождя на кончике языка… или это уже мои слезы?
Поднимаю руки и царапаю его ладонь, пытаюсь ослабить хватку. Пока Баграт смотрит стремительно темнеющим взглядом мне в глаза. Я узнаю и одновременно не узнаю желание, которое там вспыхивает, пульсирует в зрачках.
– Нет, – шепчу сдавлено. Не знаю, кому проговариваю это самое «нет». Своему глупому сердцу, которое стремительно отбивает барабанную дробь у меня в груди, или мужчине, который надвигается с непоколебимостью танкера.
Умаров тянет меня на себя, наматывает мои распущенные мокрые пряди на кулак и вбивает свои губы в мои.
Взрыв. Фейерверк перед глазами и запоздалое чувство страха напополам с эйфорией.
Мы живы. Он жив. Он мог погибнуть. Его машина приняла на себя весь удар, и он сейчас здесь со мной, целует меня так ошалело, вбивается языком в мой рот, пробует на вкус, пьет мои стоны.
Натягивает меня, заставляет прогнуться и прижаться бедрами к его бедрам, ощутить мощь зверя, который рвется в бой даже сквозь преграду из наших мокрый тряпок.
Сама подаюсь вперед, зарываюсь пальцами в его волосы на затылке, притягиваю к себе близко, невыносимо, целую сама. Как изголодавшийся зверек, меня накрывает.
Баграт…
Всегда был только он…
А сейчас… это не я… стресс, аффект…
Все, что угодно…
Только не мое изголодавшееся сердце, которое не сумело забыть…
Резкий толчок и я падаю на капот автомобиля, ощущаю лопатками обжигающий холод и жар, в то время как Баграт остается стоять. Он смотрит на меня. На то, как лежу перед ним, откровенно желая мужчину. Кусаю губы. Дождь не охлаждает. Наоборот. Кажется, что капли шипят от соприкосновения с моей кожей.
Проводит пальцами по моему телу, очерчивает изгиб, останавливается на груди, ловит пальцами, ласкает, теребит, вызывает стон, сжимает полушария, а затем сильные руки резким движением рвут сорочку, раздирают ее на две части. Мокрая ткань обжигает, оставляя на моей белоснежной коже красные полосы, а я остаюсь перед его алчным взором абсолютно нагая…
Смотрит на меня. Рассматривает. Глаза медленно, сантиметр за сантиметром, ощупывают воспаленную кожу. У него скулы белеют от натиска, от того, как сжимает зубы, желваки на щеках ходуном ходят.
Капли бьют по его лицу. Умаров подается вперед, мощные кулаки падают по обе стороны от моего тела. Баграт со стоном накрывает меня своим телом, заставляет раздвинуть ноги, цепляет мою лодыжку, тянет на себя, поднимает и целует с внутренней стороны.
Порочно. Чувственно. Одно прикосновение, как удар. Разряд электрического тока. Не сбавляет натиска, приближает меня к себе, заставляет промежностью чувствовать, как царапает материя его брюк нежную плоть.
Рычит и наклоняется, словно сам шалеет от моего вкуса. Поцелуй-укус обрушивается на мою шею. Он метит. Ставит клеймо своей принадлежности, вызывает глухой стон, всхлип. Пальцы на ногах поджимаются, а необыкновенно нежные, полные, чувственные губы целуют место укуса, язык зализывает рану, как зверь, доводит меня до исступления.
Он помнит все точки на моем теле, чувственность которых сам же и открыл. Опытный. Опасный.
Не выдерживаю, стону в голос, пока он ставит засос на моей шее.