Учитывая характер предстоявшего ему путешествия, перевозчику оружия требовался решительный и опытный судоводитель, хорошо знакомый с водами северной Европы, и такой же отважный экипаж. В капитаны «Джона Графтона» Циллиакус прочил Джона Нюландера (John W. Nylander) — на его яхте на протяжении нескольких лет он нелегально доставлял революционную литературу из Скандинавии в Петербург. Переговоры с ним проходили в Стокгольме. Нюландер согласился при условии, что его старшим помощником пойдет финский морской офицер Эрик Саксен. Здесь же, в Швеции, Циллиакус привлек в команду «Джона Графтона» несколько других финских эмигрантов. 20 июля вся группа отправилась из Стокгольма в голландский Флиссинген, куда из Великобритании должен был прибыть и сам «Джон Графтон», пока — со старой командой на борту. Недостающую часть нового экипажа Циллиакус нашел в Лондоне. В основном это были молодые латышские эмигранты, которые жаждали сражаться с царизмом с оружием в руках, и английские матросы. Затруднения с оснащением судна необходимыми документами, а его команды — липовыми морскими сертификатами вскоре удалось уладить. В результате у «Джона Графтона» появился новый капитан — им стал портовый мастер из Виндау литовский социалист Янис Страутманис (Janis Strautmanis), формально нанятый все той же фирмой Таката и Ко. В общем, к концу июля 1905 г. многотрудные приготовления к походу «Джона Графтона» и яхт его сопровождения удалось завершить. Оставалось лишь гадать, как сложится плавание абсолютно разных и в большинстве незнакомых между собой людей, многие из которых не обладали опытом и навыками мореходов и, как потом выяснилось, совершенно по-разному представляли себе цели всей экспедиции{91}.
ГЛАВА VIII.
ДЕЛА РОССИЙСКИЕ
Акаси как объект наблюдения петербургской контрразведки
Как уже известно читателю, выход в издательстве Суворина брошюры «Изнанка революции» летом 1906 г. и отклик, который она получила на Западе, заставили Токио экстренно отозвать Акаси из Берлина, куда он незадолго перед тем был направлен в качестве военного атташе. Посланный в Германию с заданием прощупать настроения в послевоенной России, наш герой оказался в положении «обер-шпиона», прибывшего в Западную Европу возобновлять свои тайные козни. С такой репутацией официально представлять свою страну за рубежом было уже невозможно. Однако Акаси больше интересовал не демонический ореол, который создала вокруг него западная пресса, а то, как и откуда российская контрразведка сумела добыть документы, опубликованные в скандальной брошюре Суворина. Тот же вопрос волновал и бывших соратников Акаси из числа российских революционеров.
Обложка брошюры «Изнанка революции» О пристальном внимании Петербурга к своей персоне Акаси знал давно. Еще в конце июля 1905 г. некая “M-me Roland” обратилась к нему с письмом (что особенно неприятно поразило японского полковника, — по его самому конспиративному, «известному одному Утсуномия», лондонскому адресу и с указанием на конверте его настоящего имени и воинского звания), в котором просила о личном свидании. Встреча состоялась спустя несколько дней в 11 утра в Париже на Елисейских полях. «Ко мне подошла женщина лет 40… и сказала: “Я жена одного из агентов охраны. Теперь я рассталась с мужем. Если Вы заплатите мне 400 фунтов стерлингов, я расскажу Вам о секретах охраны”», — вспоминал Акаси в “Rakka Ryusui”.
Полковник заплатить обещал, и в ответ услышал: «Знаете ли Вы, что Вы находитесь под пристальным наблюдением охраны? Они не спускают с Вас глаз, где бы Вы ни находились. Шеф охраны Мануйлов уже видел Вас сегодня в 8 утра прогуливающимся у Триумфальной арки и сообщил, что Акаси прибыл. Вы сотрудничаете с лидерами нигилистов, такими как Циллиакус и Деканози… Насколько я осведомлена, Вам не вполне удалась сделка с покупкой оружия в Гамбурге у некоего Франка… Известно ли Вам, что письмо, которое Вы, подписавшись “Жоржем”, отправили Деканозову в известный день, было вскрыто охраной?… Мы знаем, что вы вплотную занимаетесь закупками оружия, но в данный момент еще не решили, покупать ли его в Гамбурге или где-то еще… Вам следует быть чрезвычайно осмотрительными при покупке оружия… А еще хочу Вам сказать, что русские уже расшифровали японский дипломатический код»{92}.
Потрясенный Акаси поспешил сообщить о раскрытии японского дипломатического шифра посланнику Мотоно, а сам решил удвоить меры предосторожности. Мотоно в свою очередь немедленно передал неприятное известие о шифре в Токио, и в тот же день, 8 августа, японское правительство запретило впредь использовать раскрытый код. Теперь в Берлине, обсудив ситуацию с Циллиакусом и проанализировав содержание суворинской брошюры, Акаси окончательно утвердился во мнении, что главный источник информации Петербурга находился в Париже. Во всяком случае, именно там вскрывалась его и финна корреспонденция (при этом и Циллиакус, и Акаси припомнили случаи задержек в доставке французами почты). Становилось очевидно, что французская контрразведка действовала заодно с русской — вопреки официальному заявлению Парижа о том, что французская полиция не сотрудничает ни с какой зарубежной организацией того же профиля.
Действительно, в июле 1904 г. в составе Особого отдела Департамента полиции российского МВД было создано специальное секретное подразделение — «Отделение по розыску о международном шпионстве», которое возглавил И.Ф. Манасевич-Мануйлов. Незадолго до этого Мануйлов вернулся из командировки в Париж, в ходе которой при содействии французских спецслужб сумел наладить тайное изъятие документов из тамошней японской дипломатической миссии. Впоследствии та же французская тайная полиция помогла Мануйлову внедрить своих агентов в посольства Японии в Гааге, Лондоне, Вене и Стокгольме, а также организовать внутреннее и наружное наблюдение за сотрудниками японских консульств в Амстердаме, Антверпене, Марселе и т.д. В общем, уже к середине 1904 г. Мануйлов завоевал в российском полицейском ведомстве репутацию «заведующего японскими делами»{93}.
В октябре 1904 г. директор Департамента полиции распорядился о его новой командировке в Париж. На этот раз перед контрразведчиком была поставлена задача, не теряя связей с французами, организовать собственное «разведочное бюро в Вене и Париже по наблюдению за действиями японцев»{94}.
И.Ф. Манасевич-Мануйлов Обосновавшись в Париже, вскоре Мануйлов имел в своем распоряжении уже десяток постоянных агентов-французов. Наблюдение за Деканозовым и перлюстрация его корреспонденции с помощью французских почтовых чиновников вывели русского контрразведчика сначала на Циллиакуса, а затем и на самого Акаси. В ноябре 1904 г. в Департаменте полиции было заведено особое секретное дело «О предосудительной против России деятельности японского полковника Акаши и его сотрудников Деканози, Зильякуса и др.», основанное на донесениях Мануйлова.
Японские дипломаты в Западной Европе пытались обзавестись собственной охранной службой, составленной из тех же французов. Сведения о них отрывочны и разрозненны — оберегая интересы своей агентуры, японцы избегали называть их имена даже в своей секретной переписке. Известны по крайней мере двое таких агентов — бывший сотрудник французского «Разведочного бюро» Ляжу (Lajoue), нанятый летом 1904 г. специально для организации «внутреннего освещения» российских западноевропейских миссий, и некто Шарль Бруа (Charles Brouard){95}. Подробности их работы ни японские, ни русские источники не сообщают. Однако учитывая, что оба сразу попали в разработку французских спецслужб с последующей передачей полученных данных в русский Департамент полиции, с большой долей вероятности можно утверждать, что их деятельность не принесла японской стороне ожидаемых результатов.
Для иллюстрации методов работы агентуры российского контрразведчика укажем, как было организовано наблюдение за Акаси в номере парижской гостиницы «Интернациональ» в начале мая 1905 г.
Едва японский полковник обосновался в комнате 20 этого отеля (он прибыл туда 28 апреля 1904 г.), как уже 30 числа соседний 19-й номер занял агент Мануйлова. На нижеприведенной схеме видно, как происходило прослушивание его бесед с революционерами на практике. Когда комната Акаси пустовала, российская агентура негласно обследовала багаж японского полковника и копировала заслуживающие внимания документы. Таким образом, тайная переписка Акаси и содержание его приватных разговоров с российскими революционерами становились досконально известны в Петербурге. Прибавим к этому негласный контроль, который службе Мануйлова с помощью французских почтовиков удалось установить за перепиской японской миссии в Париже с токийским МИДом. Более того, с 1904 г. в составе тайной полиции Франции начал действовать собственный отдел дешифровки, в котором в числе прочих обрабатывались сообщения японских дипломатов в Токио. После расшифровки содержание этих телеграмм также передавалось в Петербург.